Ведь вроде и хорошего-то было с ней немного. Больше огорчений, чем счастья. А помнится. Все хорошо помнится. Наверно, потому, что первое, настоящее…
На углу Нагорной и Красной, наискосок от Раиного дома, небольшая двойная платформа. Возле нее очередь — восемь человек. И рядом — невысокая металлическая ферма, к которой подвешены тросы и провода. Они тянутся к другим металлическим фермам, все более и более высоким, уходящим вдаль, к Западной Поляне.
«Фуникулер, — догадывается Федор. — Наконец-то построили!..»
Полтора года назад, когда Федор в последний раз был дома, фуникулера в городе еще не было. О нем только говорили.
Федор подходит к платформе, становится в очередь. Надо, конечно, прокатиться на фуникулере, раз уж его построили в твоем родном городе. Заодно и к Косте можно зайти, расспросить, что нового у аэропортовских ребят.
Между платформами вкатывается кабинка. Четыре человека выходят из нее с одной стороны, и четыре садятся с другой. Такая же кабинка, как в Московском парке культуры, на колесе обозрений. Только там старинные — тяжелые, железные. Никак не решатся заменить… А тут легкие, из голубого капролита.
Кабинка трогается и, медленно уменьшаясь, уходит вдаль.
К Федору подходят двое мальчишек в весенней, зеленоватой, школьной форме, со школьными полиэтиленовыми сумками на боку. Наверно, с уроков удрали, чтобы покататься.
— Вы последний? — спрашивает Федора один из мальчишек веснушчатый, в сдвинутом на затылок берете.
— Я.
— Мы за вами.
За мальчишками становится девушка с папкой. Невысокая, полненькая, с какими-то очень прозрачными и удивленными серыми глазами. Федор на секунду встречается с ней взглядом и потом растерянно смотрит по сторонам и все еще видит всюду ее глаза — прозрачные и удивленные. «Красивые глаза! — вдруг понимает он. — Чертовски красивые глаза!»
— Сколько минут идет кабина до Западной Поляны? — спрашивает Федор девушку. — Вы не знаете?
— А вы что — впервые на фуникулере? — спрашивает она в ответ.
«Какой голос! — восхищенно думает Федор. — Прямо звенит весь!»
— Впервые, — отвечает он.
— Восемь минут, дяденька! — говорит веснушчатый мальчишка. — Мы проверяли по часам.
— Спасибо, ребятки.
Федор улыбается мальчишкам и снова спрашивает девушку:
— А в каком месте там платформа, на Западной?
— В конце улицы Попова, — опять бойко отвечает тот же мальчишка. — Возле «Радиотоваров».
Девушка молча улыбается и слегка прикусывает губу.
— Ну, ты, брат, прямо все знаешь, — говорит Федор мальчишке.
— А мы здесь часто катаемся, — отвечает его товарищ, более высокий и темноглазый. — Нам на мороженое дают деньги, а мы сюда ходим.
Веснушчатый сердито дергает его за рукав. Видимо, темноволосый сказал то, о чем говорить не следовало.
Подходит кабина. Она увозит всех, кто стоял впереди. Федор оказывается первым у невысокой алюминиевой вертушки.
Следующая кабина подходит через минуту.
Федор бросает в щель вертушки монету, выходит на край платформы и садится в переднюю часть кабины. Мальчишки устраиваются вместе в задней. Девушка с красивыми серыми глазами садится рядом с Федором.
Закрыв дверь, она поворачивает голову назад и спрашивает:
— Ребята, у вас все в порядке?
— Поехали, тетенька! — отзывается веснушчатый.
— Дверь заперли?
— Конечно!
— Ну, поехали!
Девушка нажимает ногой педаль. Кабина плавно трогается, заворачивает налево и с легким треском скользит над домами, над улицами. Федор — летчик. На каких только современных самолетах он не летал! Мало, наверно, таких. Федор — космонавт. Он уже летал вокруг Земли на ракете и сажал в Кара-Кумах вторую, управляемую ракету. Ту, в которой роботы. Это была тренировка. Обычная теперь уж тренировка для космонавтов. Как и о всякой тренировке, о ней ничего не писали в газетах, и имя Федора осталось таким же неизвестным, каким оно было раньше.
И несмотря на то, что Федор был в космосе, он испытывает сейчас какое-то почти детское удовольствие от того, что медленно плывет над давно знакомыми кварталами к громадному жилому массиву на Западной Поляне.
Западная Поляна — самое высокое место в Пензе. Одна только улица — узкая и крутая Лермонтовская — связывает ее со всем остальным городом. Как ни пляши, а бурного движения на Лермонтовской не устроишь — начинаются аварии. Слишком круто. Слишком узко. Особенно зимой, в гололед. Поэтому сообщение с Западной Поляной всегда было проблемой. Когда-то были очереди на остановках автобусов и маршрутных такси. Когда-то многие сотни людей шли после работы на Западную пешком — в гору, через лес.
Теперь вот построили фуникулер из самого центра города. Только решает ли это проблему?
— Сколько всего кабинок в фуникулере, вы не знаете? спрашивает Федор свою сероглазую соседку.
Он спрашивает тихо: боится, что услышат и снова ответят мальчишки.
— Шестнадцать, — говорит девушка.
«Восемнадцать минут на полный оборот, — считает в уме Федор. — По восемь человек в оба конца… Солидно выходит около пятисот человек в час…»
— И большие очереди бывают на фуникулер? — снова спрашивает Федор.
— Когда как… Обычно — быстро. Вы же видели… Иначе бы не пользовались; всем дорого время. А вы, видимо, приезжий? Откуда?
— Как сказать… — Федор пожимает плечами. — Вообще-то я пензяк… Но живу в Москве. В отпуск вот приехал… К маме.
— А я вообще москвичка, — говорит девушка. — живу вот в Пензе.
— Как же это у вас получилось?
— Папин институт перевели. Мы и переехали.
— Учитесь?
— В политехническом.
— Кем будете?
— Специализируюсь на электронике… А вы, вероятно, тоже инженер?
— Нет. Летчик.
— Гражданский?
Девушка окидывает быстрым взглядом светлый костюм Федора.
— Был когда-то гражданским. Теперь военный.
Впереди уже видны две платформы для кабинки. На одной из платформ ждут люди.
— Ну вот и приехали, — говорит девушка. — Вы, наверно, обратно поедете?
— Нет. Я поброжу тут. А потом зайду к другу.
Федор выходит на левую платформу и держит дверь, пока не выйдет девушка.
Мальчишки выскакивают сзади и, размахивая сумками, бегут прямо на правую платформу.
— Ну, мне на Ленинградскую, — говорит девушка и поворачивает направо. — Всего хорошего.
— Мне вообще-то тоже надо бы на Ленинградскую. — Федор глядит в ее прозрачные серые глаза и улыбается. — Мой друг живет там.
Федор спокойно глядит в ее глаза. Костя Ибрагимов на самом деле живет на Ленинградской. Но, даже если бы он там не жил, Федор все равно сказал бы, что он там живет.
