— Ну вот и приехали, — говорит девушка. — Вы, наверно, обратно поедете?
— Нет. Я поброжу тут. А потом зайду к другу.
Федор выходит на левую платформу и держит дверь, пока не выйдет девушка.
Мальчишки выскакивают сзади и, размахивая сумками, бегут прямо на правую платформу.
— Ну, мне на Ленинградскую, — говорит девушка и поворачивает направо. — Всего хорошего.
— Мне вообще-то тоже надо бы на Ленинградскую. — Федор глядит в ее прозрачные серые глаза и улыбается. — Мой друг живет там.
Федор спокойно глядит в ее глаза. Костя Ибрагимов на самом деле живет на Ленинградской. Но, даже если бы он там не жил, Федор все равно сказал бы, что он там живет.
— Тогда идемте.
Федор идет рядом с девушкой по широкой и какой-то удивительно светлой улице. Наверно, светлой от майского солнца и от белых, вольно стоящих зданий по сторонам.
Над головой шелестят листьями тополя. Совсем еще молоденькие тополя, которые, видимо, и высажены здесь года три — четыре назад, не больше.
— А вы что, живете на Ленинградской? — спрашивает Федор.
— Нет. Там живет моя подруга. Я иду к ней заниматься. У нас ведь сейчас зачеты.
— А где вы живете?
— На Кировской. Возле детской поликлиники.
— Ну, мы почти соседи! Я живу над хозяйственным магазином… Вверху, знаете?
— Вы там живете или ваша мама?
Девушка улыбается. Одна темная, густая бровь у нее поднимается выше другой, и от этого все лицо становится немного лукавым и еще более милым.
— Разумеется, мама…
Федор улыбается ей в ответ и все глядит, глядит на нее. Удивительное у нее лицо! Умное, доброе, очень серьезное и в то же время по-девичьи лукавое. Очень трудно отвести взгляд от такого лица.
— В вашем доме живет моя подруга, — говорит девушка.
— Может, я ее знаю?
— Лена Новицкая. В восьмой квартире.
— Я знаю Катю Новицкую. Мы с ней учились в одном классе… Помню — у нее была сестренка…
— Вот это и есть Лена.
Девушка останавливается возле подъезда.
— Ну вот я и пришла. Всего хорошего.
Федор глядит на дом, на подъезд. Здесь очень много одинаковых домов… Стиль той эпохи, когда их строили, как бараки, и считали, что иметь свое лицо — это слишком дорого для дома… И еще Федор был невнимателен, когда шел сюда… Но все-таки это дом Кости. И его подъезд.
— Мой друг живет в этом же подъезде, — говорит Федор. — В третьей квартире.
— И мне в третью! — говорит девушка.
— Странно!
— Почему — странно?
— Вы, кажется, говорили о подруге…
— Да.
— Тогда — до свидания… Я зайду к своему другу завтра.
Неожиданная и очень грустная догадка мелькает в голове Федора. Ведь Костя живет в этой квартире один. Ведь квартира — однокомнатная. Он уже поворачивается и хочет уйти. Но требовательный, звонкий голос девушки останавливает его:
— Подождите! Подождите!
Федор снова поворачивается к ней и ожидающе смотрит в ее прозрачные, такие красивые серые глаза. Он уже догадывается, кто имеет право целовать эти глаза…
У девушки пылают щеки. Видно, она поняла, что он догадался.
— Я жду…
— Как зовут вашего друга?
— Костя Ибрагимов.
— Я иду к его жене. Мы вместе учимся… Так что вам незачем откладывать свой визит до завтра.
— Он женился? А я не знал…
Улыбка расползается по лицу Федора. Он понимает, что улыбка выдает его. Он хочет согнать ее с лица. Но улыбка, как назло, не уходит.
— Нам определенно везет на общих знакомых, — улыбаясь, говорит девушка. — В Москве такое бывало редко. А здесь — часто… Никак не привыкну.
— Ну, раз уж у нас столько общих знакомых… — Федор разводит руки. — Нам бы не мешало тоже познакомиться… Федор.
— Ася. Ну, идемте?
Она решительно входит в подъезд и нажимает кнопку звонка возле третьей квартиры.
— А вы уверены, что нам обоим это на самом деле нужно?
Асины глаза строго и требовательно глядят в лицо Федора. Сейчас, вечером, они кажутся темными и какими-то очень глубокими.
— Уверен.
Ася отступает в сторону, и они снова идут по набережной Суры, залитой голубоватым сиянием светильников.
— Ведь мы знакомы всего десять дней… — задумчиво говорит Ася.
— Можно не разобраться в человеке за год, — возражает ей Федор. — И можно до конца узнать его за один день…
— Ну, для этого нужны исключительные обстоятельства! А у нас их не было.
— Совсем необязательно, Ася, мягко возражает Федор. — Для этого просто нужно понимать людей…
— Вот, знаете, Федя… — Ася слегка прикусывает губу. — У многих это часто происходит просто от одиночества… И еще оттого, что просто в этот момент кто-то оказался рядом. Не от потребности именно в этом, в таком вот человеке. А просто оттого, что никого другого в этот момент рядом не было… А потом выясняется, что нужен-то совсем другой человек. И начинаются всякие мучения…
— Я не мальчик, Ася… Я хорошо знаю, что мне нужно…
— Я верю в вашу искренность, Федя. Но ведь вы и сами можете ошибиться. Вы сейчас в отпуске, вам скучновато… А со мной вы не скучаете. Вот на это и накручивается. Но ведь умение поговорить — не главное… Потом вы вернетесь к своей работе, в свой круг, и поймете, что это был лишь эпизод. А я не хочу эпизодов.
— И я не хочу.
— Вот в это почему-то не верится…
— Но почему?
— Ну… — Ася лукаво усмехается. — Одна моя подруга в таких случаях говорит: «Вы случайно не летчик?.. Или, может, моряк?»
— Асенька! Я не ожидал от вас таких банальностей!
— Вот видите: уже первое разочарование! А сколько их еще будет!..
— Ну и что? А вы думаете, я ангел?
— Нет, не думаю. Да и скучно мне было бы с ангелом!..
— И мне ведь тоже, Ася!..
Они смеются, взявшись за руки. И идут по набережной дальше. И смотрят на воду, в которой отражаются вечерние огни.
— Я уже скоро уеду… — тихо говорит Федор.
— Знаю.
— И мне очень трудно будет снова вырваться в Пензу… Может быть, просто невозможно. Целый год. Если не больше…
— Понимаю: служба.
— Вы не собираетесь летом в Москву, Ася?
— А вы настойчивы…
— Мне ничего больше не остается… И вы мне очень нужны… Я готов сделать все, чтобы вы приехали летом в Москву!
— Ничего не нужно делать. Я все равно собиралась после экзаменов к тетке. Она живет на Маяковской…
— Я боюсь верить, Ася! Это так здорово!
— И я почему-то боюсь вам верить! Смешно, наверно? Почему это люди всегда осторожничают друг с другом?
