На этот раз ее нашел я.
Под телевизором.
Все мы упали на колени и принялись слушать. Пока мы стояли там, я услышал, как она что-то бормочет себе самой и ворочается во сне.
— Моя кукла, — пробормотала она.
— Тина!
Я обхватил трясущуюся Рут руками и попытался успокоить. Безуспешно. Я и сам ощущал, как сжимается горло и сердце бьется в груди медленно и тяжело. Мои руки дрожали у нее на спине, скользкие от пота.
— Ради бога, что же это? — спрашивала Рут, но обращалась она не к нам.
Билл помог мне довести ее до стула рядом с проигрывателем. Потом он принялся топтаться по ковру, яростно вгрызаясь в собственный кулак; я часто видел его таким, когда он бился над какой-нибудь сложной задачей.
Он поднял голову, начал что-то говорить, затем передумал и повернулся к двери.
— Я впущу пса, — сказал Билл. — Он с ума сходит.
— У тебя есть хоть какое-то предположение, что с ней произошло? — спросил я.
— Билл?.. — взмолилась Рут.
— Мне кажется, — сказал Билл, — она в другом измерении.
И он открыл балконную дверь.
То, что произошло потом, произошло так быстро, что мы никак не могли это предотвратить.
Мак с гавканьем ворвался в комнату и тут же кинулся к креслу.
— Он знает! — воскликнул Билл и кинулся вслед за собакой.
В одну секунду Мак оказался под креслом, мотая ушами, скребя лапами и виляя хвостом. А в следующую он исчез: раз — и все. Растворился. Мы втроем застыли, разинув рты.
Потом я услышал голос Билла:
— Ну да. Да!
— Что «да»? — Не знаю, в каком состоянии я пребывал к этому моменту.
— Она в другом измерении.
— О чем ты? — переспросил я встревоженным, почти рассерженным голосом. Не каждый день слышишь подобные речи.
— Сядь, — велел он.
— Сесть? Разве это все, что мы можем сделать?
Билл бросил встревоженный взгляд на Рут. Она, казалось, знала, что он ответит.
— Если я прав, то да, — прозвучал ответ.
Я упал в кресло.
— Билл, — сказал я. Просто произнес его имя.
— Дружище, — он беспомощно развел руками, — все это застало меня врасплох, как и вас. Даже не знаю, прав ли я или нет, но ничего иного в голову попросту не приходит. Я считаю, что каким-то непостижимым образом Тина попала в другое измерение, наверное, четвертое. Мак почувствовал это и последовая за ней. Но как именно они туда попали? Не знаю. Вы, как и я, были под креслом. Ничего не заметили?
Я посмотрел на него, и он понял мой ответ.
— Другое… измерение? — переспросила Рут.
Голосом матери, которой только что сообщили, что она потеряла своего ребенка навсегда.
Билл заметался по комнате, ударяя в ладонь левой руки кулаком.
— Черт, черт, — бормотал он. — Как такое возможно?
И пока мы сидели в застывших позах и вполуха слушали его, а в основном старались уловить дыхание нашего ребенка, он говорил. Говорил на самом деле не нам. Самому себе. Пытался рассмотреть задачу со всех сторон.
— Одномерное пространство, линия, — тараторил он. — Двухмерное пространство, бесконечное число линий, бесконечное число одномерных пространств. Трехмерное пространство — это бесконечное множество плоскостей — бесконечное число двухмерных пространств. Теперь к основополагающему фактору… основополагающий фактор…
Он рубанул по воздуху рукой и поднял глаза к потолку. Потом начал все сначала, на этот раз медленнее.
— Каждая точка каждого измерения является участком линии в следующем, более сложном измерении. Все точки линии являются участками перпендикуляра, который превращает эту линию в плоскость. Все точки плоскости являются срезами перпендикуляров, образующими сплошную поверхность. Это значит, что в третьем измерении…
— Билл, ради всего святого! — не выдержала Рут. — Можем мы что-нибудь сделать? Моя дочь… она пропала.
Билл потерял мысль. Он покачал головой.
— Рут, я не…
Здесь я встал, снова подошел к креслу и заглянул вниз. Я обязан был ее найти! Я ощупывал, я искал. Я прислушивался, пока в ушах не зазвенело. Ничего.
И вдруг я дернулся и ударился затылком — прямо мне в ухо залаял Мак.
Билл бросился к креслу и опустился рядом со мной, его дыхание участилось.
— Господи, — произнес он почти с яростью, — из всех мест в этом проклятом мире…
— Если… вход здесь, — недоумевал я, — почему же мы слышим ее по всей комнате?
— Ну, если она ушла за пределы третьего измерения и полностью находится в четвертом, тогда для нас каждое ее движение кажется растянутым на все пространство. На самом деле она находится в одной точке четвертого измерения, но для нас…
Он осекся.
Опять заскулил Мак. Но, что было важнее, мы снова услышали Тину. Совсем рядом.
— Он притащил ее обратно! — воскликнул Билл. — Вот молодчина пес!
Билл стал крутиться на месте, всматриваясь, ощупывая, шлепая по пустому воздуху.
— Нужно его отыскать! — сказал он. — Дотянемся до него — вытащим обоих. Одному богу известно, как глубока эта нора.
— Что? — ахнула Рут, а потом внезапно закричала: — Тина, где ты? Тина, это мама!
Я уже хотел сказать, что кричать бесполезно, но тут Тина отозвалась:
— Мама, мама! Где ты, мама?
Потом послышалось ворчанье Мака, и Тина сердито заплакала.
— Она пытается идти на голос Рут, — пояснил Билл, — но Мак ее не пускает. Не понимаю откуда, но он, похоже, знает, где выход.
— Где же они, ради всего святого? — Нервы у меня были на пределе.
И я шагнул прямо в чертову дыру.
До конца моих дней я не смогу подобрать слов, чтобы описать свои ощущения. Если только приблизительно.
Было темно, да, было темно. И в то же время казалось, что здесь сверкает миллион огней. Но стоило взглянуть на какой-нибудь из них, как тот полностью гас. Я видел их только боковым зрением.
— Тина, — позвал я, — где ты? Ответь мне! Пожалуйста!
И я услышал, как мой голос отозвался миллионом эхо, слова звучали бесконечно, они не умолкали, а просто уходили, словно были живые и могли шагать. И когда я взмахнул руками, движение породило свист, который все отдавался и отдавался эхом и удалялся, словно улетающий в ночь рой насекомых.
— Тина!
От последовавшего за криком эха у меня заболели уши.
— Крис, ты ее слышишь? — прозвучал голос.
Но был ли это голос или скорее просто мысль?
Я вздрогнул — что-то мокрое коснулось руки.
Мак.
В неистовых поисках я шарил вокруг себя, и каждое движение порождало свистящее эхо в вибрирующей темноте, пока не начало казаться, будто я со всех сторон окружен бесчисленной стаей птиц, безумно бьющих крыльями прямо возле моей головы. Звук дробил и разрывал мозг.