Женщина поднялась с колен, подошла к мужу и поцеловала его в щёку.
— Ты у меня такой славный, — сказала она. — С каждым днём узнавая тебя, я люблю тебя больше и больше.
Позже, уже в середине дня, когда Альберт работал на солнцепёке с ульями, он услышал, как жена из дома зовёт его.
— Альберт! — прокричала она. — Альберт, иди сюда! — Она бежала к нему по полю лютиков.
Он бросился ей навстречу, недоумевая, что же могло случиться.
— О, Альберт! Ты ни за что не догадаешься!
— Что такое?
— Я только что закончила двухчасовое кормление, и она съела всё!
— Не может быть!
— До последней капли! О, Альберт, я так счастлива! Она обязательно поправится! Как ты и сказал, кризис проходит! — Она бросилась к нему, обхватила руками за шею и обняла, а он похлопал её по спине, засмеялся и сказал, какая она чудная маленькая мамаша.
— Хочешь в следующий раз сам сходить и посмотреть, как она управится с очередной порцией?
Он сказал, что ни за что не упустит такого случая, и она снова обняла его, потом повернулась и побежала к дому, припрыгивая и что-то напевая.
Вполне естественно, что ко времени шестичасового кормления в воздухе как бы зависла тень некоторого беспокойства. Уже в половине шестого оба родителя сидели в гостиной в ожидании долгожданного момента.
Бутылочка с молочной смесью стояла на камине, в кастрюльке с тёплой водой. Дитя мирно спало в переносной люльке, поставленной на диване.
В без двадцати шесть девочка проснулась и огласила комнату своим криком.
— Ну вот! — воскликнула миссис Тейлор. — Она просит свою бутылочку. Альберт, быстренько подними малышку и дай мне. Но сначала дай бутылку.
Он дал ей бутылочку, после чего положил младенца на колени матери. Очень осторожно она прикоснулась концом соски к губам ребёнка. Тот мгновенно ухватил дёснами резиновый сосок и принялся жадно, с силою, сосать.
— О, Альберт, посмотри, как чудесно, правда ведь? — со смехом проговорила женщина.
— Это восхитительно, Мейбл.
За семь или восемь минут всё содержимое бутылки исчезло в горле младенца.
— Умница, — проговорила миссис Тейлор, — Снова четыре унции.
Альберт Тейлор, сидя в кресле, наклонился вперёд и стал внимательно всматриваться в лицо ребёнка.
— Ты знаешь, — сказал он, — мне даже кажется, что она и в весе прибавила. Что ты думаешь по этому поводу?
Мать посмотрела на дитя.
— Мейбл, тебе не кажется, что по сравнению со вчерашним днём она покрупнела и даже потолстела?
— Может и так, Альберт. Я, правда, не уверена. Хотя едва ли за столь короткий срок могут быть реальные изменения. Главное, она снова стала нормально есть.
— Она миновала кризис, — сказал Альберт. — Думаю, тебе можно уже не беспокоиться на её счёт.
— Это уж точно.
— Альберт Тейлор! Как ты мог?
— Не надо так волноваться, — сказал он. — Я всё тебе расскажу, если ты действительно этого хочешь, только ради всего святого держи себя в руках.
— Пиво! — воскликнула она. — Я знаю, это было пиво!
— Мейбл, пожалуйста, не говори глупости.
— Что же тогда?
Альберт аккуратно положил трубку на столик рядом с собой и откинулся на спинку кресла.
— Скажи, — проговорил он, — тебе никогда по какой-нибудь случайности не приходилось слышать от меня ничего относительно того, что называется маточное молочко?
— Нет.
— Это волшебство, — сказал он. — Чистое волшебство. И вчера вечером мне неожиданно пришла в голову мысль о том, что если я подмешаю небольшое его количество к молоку ребёнка…
— Да как ты посмел!
— Но послушай, Мейбл, ты даже не знаешь, что это такое.
— Меня не интересует, что это такое, — ответила женщина. — Ты не можешь подмешивать посторонние продукты в молоко такого крохотного младенца. Да ты с ума сошёл.
— Оно абсолютно безвредно, Мейбл, иначе я никогда бы не пошёл на это. Его производят пчёлы.
— Я так и поняла, — Кроме того, они настолько дорогое, что практически никто не может позволить себе им воспользоваться. Но даже если и могут, то только по капле.
— Могу я спросить, сколько же ты дал нашему младенцу?
— Так вот, — проговорил он, — в этом-то как раз весь вопрос. Именно здесь основное различие. Я полагаю, что за последние четыре кормления наш ребёнок проглотил маточного молочка примерно в пятьдесят раз больше, чем любой из когда-либо живших на земле людей. Ну, как тебе это?
— Альберт, может ты прекратишь разыгрывать меня?
— Я клянусь в этом, — с гордостью произнёс он.
Она сидела и смотрела на него, её бровь надломилась, рот слегка приоткрылся.
— Мейбл, тебе известно, сколько стоит это вещество, если бы ты вздумала купить его? Одно предприятие в Америке прямо сейчас предлагает купить у него это молочко по цене пятьсот долларов за однофунтовую банку! Пятьсот долларов! Это же дороже золота, понимаешь ты это?
Она не имела ни малейшего представления, о чём он говорит.
— Я докажу это, — сказал он выскакивая из кресла и бросаясь к книжным полкам, где хранилась его литература о пчёлах. На самой верхней полке были аккуратно сложены номера «Американского журнала о пчёлах», рядом лежали экземпляры «Британского журнала о пчёлах и пчеловодстве», а также другие наименования. Он взял последний номер американского журнала и нашёл страницу с маленьким рекламным объявлением.
— Вот, — сказал он. — Как я тебе и говорил. «Мы продаём маточное молочко — оптовая цена 480 долларов за однофунтовую банку».
Он протянул жене журнал, чтобы та сама прочла объявление.
— Сейчас-то ты веришь мне? Такой магазин действительно существует в Нью-Йорке, Мейбл. Об этом так и говорится.
— Но здесь ничего не говорится о том, что ты можешь добавлять его в молоко практически новорождённого младенца. Я не понимаю, Альберт, что такое нашло на тебя, просто не понимаю.
— Но ведь оно помогло ей, не так ли?
— Сейчас я уже в этом не уверена.
— Мейбл, только не веди себя так глупо. Всё-то ты прекрасно знаешь.
— Почему же другие люди не дают его своим младенцам?
— Ещё раз повторяю, — сказал он. — Оно слишком дорого. Практически никто на свете не может позволить себе покупать маточное молочко для еды разве что один-два мультимиллионера. Его покупают лишь крупные компании, производящие косметические кремы для лица и тому подобное. Они используют его как приманку. Добавляют малую капельку молочка к большой банке крема и потом продают по баснословным ценам. Говорят, это разгоняет морщины.
— В самом деле?
— Ну откуда, Мейбл, я могу это знать? В любом случае, — проговорил он, возвращаясь к креслу, — речь идёт не об этом. Речь о другом. Буквально за несколько последних часов оно принесло нашему ребёнку такую пользу, что, по-моему, мы и впредь должны давать ему его. Мейбл, пожалуйста, не перебивай, дай мне закончить. Сейчас у меня двести сорок ульев, и если я хотя бы сто из них пущу на производство маточного молочка, то тем самым наверняка удовлетворим потребности нашей дочки.
