— Вполне. Передохните, через минуту продолжим.
За дверью в коридоре возникла приглушенная суета.
Бригерр повернулся на живот.
Стекло потускнело, и между створками обозначилась четкая разделяющая черта.
Бригерр оперся о локти.
Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вкатилось грузное кресло. На спинке белела свежая простыня.
— Устраивайтесь поудобнее.
— Спасибо, — Бригерр неуклюже поднялся, проковылял к креслу, развернул простыню, накинул на плечи и упал между толстыми, рыхлыми подлокотниками.
— Теперь расскажите подробнее, что вы знаете о происшедшем на Счастливой.
— С удовольствием бы, но… Флагман… Я дал ему слово…
— Но хоть объясните, как Флагман попал в капсулу.
— Не могу. Счастливая была его тайной, его идеей-фикс, его вечной мукой. Нет… Не надо больше о Счастливой!
— Вы часто встречались с Флагманом?
— Регулярно в каждом рейсе. Обычно сразу после ужина.
— Он сам назначал время?
— Вначале — да, но потом все пошло автоматически. Мы оба привыкли… У нас выработался своеобразный ритуал…
— Кто-нибудь из экипажа, кроме вас, удостаивался такой чести?
— Нет. При мне — нет, — Бригерр скомкал простыню у горла. — Все давно привыкли к его отшельничеству, и когда он впервые вызвал меня к себе в каюту, экипаж чуть голову не сломал, делая разные предположения. Постепенно регулярность наших встреч утихомирила даже самых рьяных. Конечно, кое-кто продолжал тихо завидовать, кое-кто прозрачно намекал.
— Вы сразу нашли общий язык?
— Общение затрудняла ширма. Я никак не мог заставить себя даже глянуть в узкую щель. Казалось, в нише прячется урод, калека, монстр…
— Место перед ширмой Флагман выбрал для вас специально?
— Скорее всего. Единственный в каюте стул был жестко закреплен как раз между большим информатором и координационным кубом.
— Бригерр, мы не сомневаемся в выдающихся способностях Флагмана, но скажите, возможно ли, управляя экспрессом из каюты, не допустить ни одной аварийной ситуации, ни одной задержки или опоздания?
— Вам лучше это знать.
— Да, прохождение «Комфортом» свободных маршрутов осуществлялось идеально, и, если учесть, что никто больше не отваживался на подобное, возникает естественный вопрос: не оказала ли влияние Счастливая на развитие Флагмана как искуснейшего навигатора?
— Но ведь Диагностика наверняка неусыпно контролировала его действия.
— Вы правы. Только контроль был ослаблен из-за вас. Мы слишком долго ждали возможности получить информацию о трагедии на Счастливой. Мы понадеялись на вашу лояльность, Бригерр, на ваше чувство долга, на вашу сознательность…
— Зачем торопиться? Я еще ни в чем не разобрался. Да и Флагман… Понимаете, я уже не представлял жизни без его монотонного, тихого голоса, меня страшно тянуло к этому нескончаемо бредовому монологу… Он полностью доверился мне, а вы хотите склонить меня к элементарному предательству? Дело не в Счастливой, дело в принципе…
— Флагман рассказывал преимущественно о Счастливой?
Не ответив, Бригерр вырвался из кресла, отбросил простыню и шагнул к двери. Створки вновь одинаково потускнели, спрятав линию раздела. Бригерр упрямо наддал плечом, и защита упруго оттолкнула его к креслу. Оставшись на полу, он прислонился затылком к выпирающему подлокотнику.
— Третий помощник Бригерр, объясните, почему в рейсе пятьсот двадцать три дробь семнадцать вы нарушили внутренний распорядок, самовольно покинули вахту и создали аварийную ситуацию в пищевом блоке?
— Ищете, к чему придраться? Каюсь — виноват. Не предупредил старпома о поваре. А у того проявилось типичное для данной модели расстройство.
— Сбой в последовательности движений?
— Да. Обычный эффект частых подпространственных переходов. Накануне повар чуть не загремел в миксер, и я решил сразу после завтрака провести замену синхронизатора. Но не успел. Пожаловал Александр Григорьевич: мол, Флагман срочно требует.
— До этого Флагман вызывал вас в столь неподходящее время?
— Я же говорил, все наши встречи были строго после ужина. Кто мог предположить? Теперь-то я понимаю: предчувствуя близость конца, он боялся не успеть. В общем, я оставил за себя старпома и отлучился на минуту. Будь Александр Григорьевич повнимательнее, и он сам бы заметил отклонения у повара, но его прямо взбесило, что заставляют сидеть на кухне.
— Вы сразу проследовали к Флагману?
— По пути заглянул в оранжерею — большая часть пассажиров сосредоточилась там. Тренинги и игротека тоже не пустовали. В общем, нормальная картина… Лишь в служебном коридоре пришлось повоспитывать одного типа — пробрался, оригинал, почти до самых дверей. Я ему любезно напомнил о соблюдении правил, а он тычет мне в нос блокнотом: пять тысяч знаменитостей! Видите ли, Флагмана хотел заполучить к себе в коллекцию.
— Не увлекайтесь второстепенными деталями, Бригерр.
— Ну, выставил я коллекционера в оранжерею — и к Флагману. Он еще в сознании был — шепчет еле-еле о долгожданном уходе. Я тогда первый раз за нишу заглянул и его лицо увидел — одни глаза.
— У вас не возникла мысль позвать бортового врача?
— Нет. Флагман не нуждался в медицинской помощи. К тому же он довольно часто рисовал такой финал, готовил меня к нему. Правда, я не предполагал, что это произойдет так быстро… Бездомность, затворничество, всю жизнь в экспрессе, как в раковине. Шестьдесят лет беспрерывных скитаний… Смерть не страшила его. Он боялся лишь унести в могилу тайну Счастливой.
— Бригерр, не повторяйте ошибок Флагмана. Он не захотел в свое время помочь нам выяснить обстоятельства гибели десанта долговременщиков. А ведь нами движет не праздное любопытство. Где гарантия, что участь Счастливой не постигнет и другие осваиваемые планеты? Наша задача — обеспечить их безопасность.
— Вы придаете этой истории слишком большое значение. А Флагман, вероятнее всего, молчал потому, что считал, будто реально виноват в катастрофе. Впрочем… я устал.
— Гарантируем полную секретность и анонимность.
— Лучше прекратите допрос.
— А если мы лишим вас права на дальнейшие пролеты? Оснований достаточно…
— Пугаете? Да я сам подам рапорт на увольнение. Сегодня же!
— Успокойтесь. Взвесьте все и примите к сведению. За ваше упрямство никаких санкций не последует, а за аварийную ситуацию ответит старпом.
— При чем здесь Александр Григорьевич?
— А сейчас продолжим формулу один.
— Хотите сохранить видимость благополучия? Я давно догадался, что вы затеяли обследование лишь ради получения информации о Счастливой.