— Я в отпуске, — сразу предупредил он Роальда.
— Да ну? — удивился Роальд, впрочем, без особого интереса. — Уже в отпуске?
И спросил:
— С какого числа?
Серые, крупные, холодные навылет глаза Роальда вновь уперлись в лежащую перед ним топографическую карту.
— С тринадцатого, — ответил Шурик, опасаясь подвоха.
— Дерьмовое число, неудачное. — Роальд оторвался от карты, хмыкнул и неодобрительно покосился на Шурика. — Не надо дразнить судьбу. Уйдешь с шестнадцатого.
Ухмыльнувшись, добавил:
— С шестнадцатого хоть в Марий Эл.
— Это в Африке? — глупо спросил Шурик.
— В России. Географию родины следует знать. — Роальд никогда не стеснялся подчеркивать интеллектуальную несостоятельность собеседника.
— Да ну? — не поверил Шурик. — Район такой?
— Республика.
— Богатая?
— Скорее молодая.
— И что там у них есть?
— Все, что полагается молодой республике, — пожал плечами Роальд. — Флаг, герб, гимн.
— А леса?
— А лесов нет. Свели.
— А озера? Горы? Моря?
— Брось! Все свели. Ты многого хочешь. Гимн есть, флаги пошиты, герб имеется. Что еще надо?
— Не поеду. В Марий Эл не поеду. Даже с шестнадцатого не поеду. И не финти, Роальд, я в отпуске! С тринадцатого!
— Поздравляю, — рассеянно сказал Роальд. — Глянь сюда. — И поманил пальцем: — В городке Т. бывал?
Шурик настороженно усмехнулся.
Именно в городке Т. (там, кстати, жил Леня Врач) Шурик в свое время окончил среднюю школу (с определенными трудностями), работал в вагонном депо электросварщиком (много ума не надо), а позже поступил в железнодорожный техникум (помогла тетка, входившая в приемную комиссию). Ничего хорошего из учебы в техникуме не получилось — в таких тихих городках, как Т., молодые люди быстро набираются негативного опыта. Но Шурику повезло: со второго курса его забрали в армию. Сержант Инфантьев, внимательно изучив нагловато-доверчивую физиономию Шурика, сразу проникся к нему симпатией: чуть ли не на полковом знамени сержант громко и принародно поклялся сделать из Шурика человека.
И слово сдержал.
Работа в милиции.
Затем заочный юрфак.
Наконец, приглашение в частное сыскное бюро Роальда.
Толчок этому дал сержант Инфантьев, выбивший из Шурика дурь, ну а мозги у него, в общем, были. Наблюдательность Шурика Роальд ценил, правда, на силовые акции, как правило, отправлял Сашку Скокова или Сашку Вельша. Надо сказать, делал он правильно. Где Скоков работал до сыскного бюро, никто не знал, но все догадывались, а Сашка Велыл был здоровенный немец, не любопытный и умеющий держать язык за зубами. Иногда еще вместе с ними работал Коля Ежов, про которого в бюро не без гордости говорили — это не Абакумов! В местном райотделе милиции служил некий лейтенант Абакумов, его глупости были у всех на виду. Вот и говорили с гордостью: Ежов — это не Абакумов!
Понятно, исторический аспект тоже учитывался.
— Бывал в Т.?
Шурик обиделся:
— Я в Т. техникум мог окончить. Сейчас бы водил поезда, получал хорошие деньги и в отпуск бы ходил по графику.
Роальд хмыкнул:
— В этом Т. тебе по твоей глупости три статьи светили. По меньшей мере. Я глубоко не копал.
Шурик совсем обиделся:
— Роальд, я два года не отдыхал. У меня плечо выбито. От меня жена ушла. Разве я не пашу как вол?
— Пашешь, — равнодушно согласился Роальд. — Только почему у тебя голос злой? Ты это брось. Ты это не разводи. Прости всех, тебе сразу станет легче.
— Как это простить всех? — не понял Шурик.
— А так, — грубо хмыкнул Роальд. — Дали тебе по морде — прости, не копи злость, ни к чему это. По логике вещей все равно кому-то должны были дать по морде. Почему не тебе? — Роальд, без сомнения, перелагал идеи Лени Врача. — Хулиганье всегда хулиганье. И мусор всегда мусор. Нет смысла злиться на них. У тебя рожа и без того перекошенная. Прости всех! Поймай очередного ублюдка, сдай его, куда нужно, и прости. Даже ублюдка прости! Вот увидишь, твоя жизнь сразу изменится.
Шурик оторопел:
— Всех простить? Это что же, и Соловья простить? Костю-Пузу?
— А ты поймай его сперва. — Роальд помрачнел.
— Как это — поймай? — До Шурика что-то дошло. — Зачем его ловить? Разве Соловей не в зоне?
Банду Соловья (он же Соловей, он же Костя-Пуза) они сумели взять в прошлом году. В перестрелке (Соловей всегда пользовался оружием) ранили Сашку Скокова. Сам Соловей (особые приметы: на пальцах левой руки татуировка — Костя, на пальцах правой соответственно — Пуза; в зоне какой-то грамотей колол) хорошо повалял в картофельной ботве Шурика. Не приди вовремя на помощь Роальд, может, и завалял бы.
— Разве Соловей не в зоне?
— Бежал, скотина, — выругался Роальд, и его холодные глаза омрачились. — Теперь всплыл в Т. с обрезом, и обрез этот Дважды выстрелил. Но ты не волнуйся, в Т. ты отправишься не за Костей-Пузой.
— Я в отпуске, — уже не столь уверенно повторил Шурик.
— С шестнадцатого, — согласился Роальд.
— Почему с шестнадцатого?
— Потому что работы в Т. как раз на три дня. Сегодня уедешь, шестнадцатого вернешься. И прямо хоть в Марий Эл.
Шурика передернуло:
— Три дня! Что это за работа — на три дня?
Роальд усмехнулся:
— Двойное убийство.
— Двойное убийство? — Шурик не всегда понимал юмор Роальда. — Раскрыть двойное убийство за три дня?!
Роальд оторвался от карты:
— Не раскрыть. Скорее не допустить третьего.
— Сильно, — присвистнул Шурик. — А трупы чьи?
Роальд ухмыльнулся:
— Не торопись. Нет трупов.
— То есть как?
Роальд объяснил.
В тихом, незаметном прежде железнодорожном городке Т., ныне с головой погрузившемся в диковатую рыночную экономику, жил некий незаметный бульдозерист Иван Лигуша. При этом Лигушей он был не по прозвищу, получил такую фамилию по наследству. Здоровый как бык, неприхотливый в быту, Лигуша во всем был безотказен — выкопать ров, засыпать канаву, снести старое здание, пробить грунтовую дорогу, просто помочь соседу. А жил Лигуша одиноко — в частном домике, не имел ни жены, ни детей, всех близких родственников выбило у него еще в войну, он не пил, не курил, не гулял, на работе рвением не отличался, правда, и от работы не бегал. Некоторое скудоумие делало его оптимистом.
Да и как иначе?
Потрясись всю жизнь в кабине бульдозера!
Но полгода назад с Иваном Лигушей начались странности.
Для начала Иван попал под машину. Не под «Запорожец», не под «Москвич», даже не под «Волгу», а под тяжелогруженый «КамАЗ». Крепыш от рождения, травмированный бульдозерист, как это ни странно, выжил, врачи перебрали его буквально по косточкам, только вот с памятью Лигуши получилась какая-то чепуха: имя, домашний адрес, место работы, имена соседей помнит, а спроси его: «Иван! Ты в отпуске был? Ты картошку посадил? Что такое самолет, Иван?» — он отвечал какую-то чепуху. Спросишь, ну как там нынче в Березовке (он ездил туда за мясом), он радуется: «Рона разлилась!» — «Река, что ли?» — «Ага», — говорит. — «А мясо-то привез? Почем там на Роне мясо?» — Лигуша посчитает в уме и выдаст: «Пять франков», будто Березовка уже отделилась от России и вошла в состав Франции.
