Он бросил высокому мужчине один пенни. Монета упала перед ним на ковер. Мюррей повернулся и пошел к выходу; на этот раз он знал что все посетители наблюдают за ним. И на этот раз никто не спросил, кто бы это мог быть.
ХОРОШИЙ УХОД ДОЛЖЕН БЫТЬ МЕДЛЕННЫМ — огорченно подумал он.
— Мюррей!
Он остановился и оглянулся. За столиком около двери он увидел Флита Джинсона, который всегда находился наверху и никогда не спускался вниз. Флит лучисто улыбнулся.
— Мюррей, я действительно чертовски рад, что вы снова вернулись в мир живых. Поздравляю, это был великолепный, которым вы врезали Барнетту. Что вы делаете в настоящий момент? Я ничего не слыша о вас с тех пор… ну, вы уже понимаете, — и смущенно махнул рукой.
— С тех пор, как я прошел курс лечения, — произнес Мюррей. — Я уже отдохнул. По большей части у дверей кабинетов других людей. Я пытался добиться аудиенции и у вас, но вы не хотели со мной говорить.
Флит не показал, что чувствует себя неудобно.
— Ну, Мюррей, вы же сами знаете, как это бывает в этих случаях
— Теперь я это великолепно знаю. Вы держитесь около своей кормушки.
— Минуточку… ага… Мюррей!
Мюррей остановился и огляделся.
— Послушайте, если у вас действительно затруднения…
— Теперь больше нет, спасибо. Близзард включил меня в свое собрание бездельников и бродячих комедиантов, которые должны поставить на сцене новую пьесу Дельгадо. С тех пор я обеспечен. Мы снова увидимся на премьере.
ЭТОТ ХУК БЫЛ ЯВНО РЕБЯЧЕСТВОМ, — упрекнул Мюррей самого себя, выйдя на улицу. Глупость всего этого дела была, конечно, в том, что он, как и Барнетт, сомневался в этом проекте Дельгадо. Его агент раздобыл что-то другое — да, что-то другое — но он никогда с этим не свяжется, хотя он и получил бы за это фантастически высокий гонорар.
Мюррей ехал на север через Лондон по и все время мысленно возвращался к событиям последнего получаса. Он один раз остановился чтобы, открыть крышу своего кабриолета — свежий воздух поможет ему забыть Барнетта — и купить сандвич, который должен был заменить ему великолепную голубую форель, которую он оставил в ресторане «ПРОСЦЕНИУМ».
До сих пор он ехал осторожно; ведь с тех пор, как с ним случился срыв, он больше не садился за руль быстроходного автомобиля. Когда он наконец, достиг автобана, он намеренно поехал быстрее, сначала он выехал в четвертый ряд на скорости 170 километров в час, все увеличивая скорость, пока стрелка спидометра не коснулась цифры 200.
Мюррей был благодарен Мануэлю Дельгадо разве только за то, что тот дал ему взаймы достаточно денег; чтобы он смог выкупить свой автомобиль.
Он бы не заложил свой «Даймлер», потому что автомобиль был все время для него важнейшим символом. На номерной табличке была комбинация «1-МКД-Мюррей Квест Дуглас» — и люди узнавали белый «Даймлер С-250», мчащийся по улице.
Это Мюррей Дуглас в своем автомобиле, — говорили они. — Мы видели его по телевидению на этой неделе.
Однажды он дал таксисту свой автограф, когда они оба стояли перед заблокированным перекрестком.
Может быть, он был необъяснимо упрям. Он все еще получал семьсот-восемьсот фунтов в год, хотя раньше его автомобиль был не в лучшем состоянии. Он всегда прилично питался и никогда не ел консервы прямо из банки, он никогда не курил дешевые сигареты и никогда не давал бесполезные интервью в невыглаженном костюме. Роджер Грэди довольно часто предлагал ему — и это было очень глупо — позволить ему поставить автомобиль в гараж, где каждая неделя стоила ему денег; Роджер еще раз начал с того, что принес Мюррею невероятное сообщение о том, что один из агентов Сэма Близзарда искал актеров для новой пьесы Дельгадо и хотел ангажировать Мюррея Дугласа.
Мюррей вспомнил об этом разговоре с Роджером.
Мюррей, само собой разумеется, уже слышал о Дельгадо. Автор этот был аргентинцем. Он раньше уже снял один фильм и единственное имя в нем из всех южноамериканских имен, которое было до некоторой степени известно это Леопольдо Торре-Нильсон. Сам Мюррей никогда не видел этого фильма — он был показан только на каком-то подозрительном кинофестивале — но он знал некоторых людей, которые его видели и его постановки фантастичными.
ЧЕРНАЯ КОМЕДИЯ, означающая конец всех ЧЕРНЫХ КОМЕДИЙ.
Слава Дельгадо по прибытии в Европу была основана на этом фильме и в прошлый год Жан-Поль Гаррижо, один из лучших молодых актеров Парижа, сыграл главную роль в экспериментальной пьесе, о которой говорили Барнетт и Хестон-Вуд. Мюррей не видел этой пьесы, он тогда уже был в санатории. Но он читал критику. Критики были весьма воодушевлены этой пьесой.
Потом Гаррижо совершил самоубийство. За этой короткоживущей сенсацией последовало почти месячное молчание. Можно было подумать, что депрессия Гаррижо была заразной, потому что Дельгадо, казалось, тоже был больше не в состоянии зажечь публику.
А потом появился Роджер с этим предложением.
— Приму ли я это предложение? — повторил Мюррей и озадаченно покачал головой. — Близзард хочет ангажировать меня и я могу еще колебаться? Ты сошел с ума, Роджер?
— Я знаю несколько человек, которые бы не когда не приняли этого предложения, — сказал Роджер после некоторой паузы.
— Почему? Ты добрый бог, Дельгадо, в последний год вознесенный критиками на небо!
— Все правильно, — Роджер пристально уставился на свою сигарету. — Ты с тех пор, конечно, не был в курсе всех дел. Ты слышал всего лишь слухи, понимаешь? Я не утверждаю, что у тебя больше нет никаких особых шансов или что ты больше ничего не сможешь заработать с тех пор, как произошел этот срыв. Но я тебе должен также сказать, что существует несколько человек, которые никогда не будут играть в пьесах Дельгадо никаких ролей. Даже если им предложат за это тысячу фунтов в день.
— Почему же не будут?
— Потому что Гаррижо покончил самоубийством. Потому что Леа Мартинес находится в психиатрической клинике. Потому что Клодетт Мирин и ее маленькую дочурку хотели убить. Роджер говорил совершенно серьезно и выражение его лица изменилось.
— Об этих происшествиях с девушками я ничего не знал, — согласился Мюррей. — Они играли в Париже, не так ли? Но послушай, Роджер, это не значит только то, что пара суеверных людей вообразила себе, что Дельгадо принес несчастье этим людям.
— Более или менее так.
— Разве ты когда-нибудь замечал, что я суеверен, Роджер?
— Нет, — агент вздохнул. — Но, не смотря на это, я должен был тебя предупредить. Я только вчера говорил об этом кое с кем, с тем, кто тотчас же отказался, прежде чем я успел вообще успел сделать какое-нибудь предложение. У Близзарда несколько сумасшедшие представления о том, каких людей ему иметь или не иметь.
