Мерока, наоборот, усталости, похоже, не испытывала. Она была в своей стихии и делала то, что умела лучше всего, – выживала, а заодно и немного мстила. Вот она заметила черепа, лежащего на земле у охваченной пламенем самоходной повозки. Мерока сошла с обочины и зашагала к нему. До сих пор череп не шевелился, но, увидав девушку, попытался уползти, цепляясь за землю и волоча безвольные ноги, не то раздавленные, не то парализованные. Кильон оказался у Мероки за спиной и видел, как она распахнула куртку и залезла в свой личный арсенал. Раздался сухой треск, череп дернулся и замер. Мерока вернулась к Кильону, спрятав неведомое оружие в тайник куртки.
– По-прежнему считаешь ее фальшивкой? – беспечно спросила она, словно отлучалась сигарету выкурить. – У нее ведь точно не все дома. Рядом с ней у меня мороз по коже.
– Знала бы ты, как сама на людей действуешь!
– Только не говори, что ничего не чувствуешь.
– Ладно, согласен, Калис чем-то обескураживает. Не утверждаю, что она нормальная, что в голове у нее нет странных мыслей. Однако сверхъестественных способностей я пока не заметил.
– Меня и девчонка пугает. Видал, как таращится?
– Она хлебнула лиха вместе с матерью.
– У нее мозги набекрень, – проговорила Мерока.
Кильон пожал плечами:
– Значит, мы все прекрасно поладим.
Они добрались до головы горящего каравана. Впереди ждали мрак и пустая дорога, стрелой вытянувшаяся навстречу ночи. Калис и Нимча шагали уверенно, словно не чувствовали ни ухабов под ногами, ни холода. Две серые фигурки в лохмотьях, движущиеся посередине дороги. На затылке у Калис четко просматривалась звезда с точками, ветер трепал грязные вихры Нимчи. Тем временем облака уплотнились и поплыли быстрее, в прорехах виднелось усыпанное звездами небо. Жужжание не стихло, напротив, усилилось, став похожим на визжание костепилки.
Внезапно Калис остановилась, Нимча тоже замерла. Обе застыли, как каменные часовые на дороге. Кильон автоматически сбавил шаг, гадая, что там впереди.
– Они что-то увидели, – проговорила Мерока. – Мясник, дай мне револьвер.
– Зачем?
– Ну, перезарядить его не мешает.
Кильон вытащил из кармана револьвер и передал Мероке:
– Держи у себя, ладно? Я левой рукой стреляю плохо.
– А ты старайся. Если нарвемся на боргов, я не собираюсь прикрывать всех одна. Вот, подержи. – Мерока вручила Кильону митральезу, а сама легко и непринужденно стала перезаряжать револьвер, словно занималась этим с рождения.
Она брела вслед за Кильоном вперед – каждый шаг звучал невыносимо громко, – пока они не поравнялись с Калис и Нимчей. Мать и дочь смотрели на дорогу.
Мерока хотела вернуть револьвер Кильону, когда слева от дороги из мрака раздался хриплый крик:
– Эй! Э-ге-гей! Я тут попутчиков нашел. – Неизвестный грубо захохотал. – И ночка в самый раз. Эй, вы, стойте, давайте познакомимся!
Череп! Он выступил из сумрака, целясь в Кильона и Мероку из длинного ружья наподобие мушкета. Его тяжелые доспехи состояли из металлических пластин и всякого хлама, покрытого острыми пластинами и колючими скобами из костей. Металлический шлем закрывал бо́льшую часть лица, по бокам он расширялся, спускаясь к плечам. Для пущего эффекта к корпусу прикрепили обломки черепа и костей – получились до нелепого большие глазницы, в которых едва виднелись глаза. Под доспехами была кольчуга до колен, на ногах – сапоги с шипами.
Мерока вскинула револьвер, и Кильон решил, что она выстрелит. Но вот девушка опустила оружие и не потому, что сочла черепа безобидным, а потому, что он был не один. Во мраке угадывались еще как минимум пятеро, все вооруженные до зубов.
– Похоже, мы вляпались, – тихо проговорила Мерока таким тоном, словно в игре с низкими ставками ей раздали плохие карты.
Кильон так и держал митральезу, их единственное спасение, но понятия не имел, как из нее стрелять. Мерока сжимала дамский револьвер: ничего серьезнее вытащить не удалось.
– Мы вас не обидим. – Кильон постарался сдержать дрожь в голосе.
Череп заржал – Кильон рассчитывал на другую реакцию – и повернулся к спутникам:
– Эй, ребята, этот тип нас не обидит! Здорово, правда? А мы-то от ужаса в штаны наложили!
Другим черепам, одетым кто во что горазд, но, очевидно, из той же группировки, ситуация показалась уморительной. Среди них была и женщина, гоготавшая так, словно ее рассудок повредился давно и непоправимо.
– Мы просто мимо проходили, – пояснил Кильон. – Не стойте у нас на пути, тогда больше о нас не услышите.
– Просто мимо проходили? – переспросил череп с таким живым участием, будто его всерьез это интересовало.
– Мы попали в сдвиг, остались без лошадей и сейчас направляемся в безопасное место.
– Без лошадок остались? Все четверо? И оборванки тоже?
Мерока молчала. Кильон не знал, потеряла ли она дар речи от шока или решила, что с этими молодчиками договариваться бессмысленно.
– Это наши друзья, – ответил Кильон.
– Не вы, случаем, выпустили этих друзей из нашей клетки? Мы ведь слышали о них. Собирались забрать ваших друзей у наших, а тут, бац, шторм, и все изменилось. – Череп коснулся накладки на челюсти, и во рту мелькнули кривые желтые зубы. – Это ведь не ваших рук дело?
– Она не ведьма, – заявил Кильон, чувствуя, как участился пульс.
– А ты спец по ведьмам, да?
– Она притворщица. Знак у нее на затылке не то что взрослого, ребенка не одурачит.
– Ну вот, спецом обзавелись, – проговорил череп.
Он вплотную приблизился к Кильону, словно ничуть не боялся митральезы. Изо рта у него воняло помоями. Череп ткнул стволом в докторскую сумку:
– В ней что-то драгоценное, раз ты так ее стиснул?
– Только лекарства, – с безысходностью сказал Кильон. – Я доктор. Вожу с собой лекарства.
– Лекарства! – с издевкой повторил череп, будто одно слово скрывало целый мир никчемных знаний, с которыми он не желал иметь ничего общего. – Чудо из чудес, да, ребята? Тем более те лекарства кое-кому очень пригодятся.
– По-моему, вы себя чувствуете неплохо, – заметил Кильон.
– Ну, пока нам есть к кому обратиться, но тот источник не резиновый.
– В моей сумке запасы тоже не резиновые.
– Да, но нам они продержаться помогут.
– Ты ошибаешься, мудила, крупно ошибаешься, – наконец подала голос Мерока.
К ней подошел другой череп, Кильон решил, что это женщина, гогот которой он уже слышал, хотя под доспехами не разглядишь.
– Не захлопнешь пасть, пока большая беда не пришла?
– По-моему, беда уже пришла и разувается, разве нет?
Череп отвесил Мероке пощечину, вырвал револьвер у нее из рук, перехватил и прижал ствол ей ко лбу, словно штамп для тиснения кожи.
Мерока не отстранилась. Наоборот, лишь сильнее прижалась лбом к револьверу.
– Не стреляй, – предупредил вожак. – Только мозги ей взбаламутишь. Знаешь ведь, они это не любят.
Другой череп щелкнул языком и спрятал револьвер. От дула на лбу у Мероки осталась круглая отметина.
– Они? – спросил Кильон, хотя чувствовал, что ответ уже знает.
Вожак отнял у него митральезу и уставился на свою добычу.
– Ты мог застрелить нас, – проговорил он чуть ли не с удивлением. – Штуковина-то мерзкая. Так что шансов выжить у нас не осталось бы.
– Не хотелось сразу портить впечатление, – проговорил Кильон.
За это его несильно ткнули в живот ружьем – не с тем, чтобы обидеть или ранить. Всех четверых – Кильона, Мероку, Калис и Нимчу – погнали прочь с дороги, предварительно связав им веревкой руки за спиной. Просторную куртку Мероки никто не проверил. Казалось, черепов она не волнует.
Несколько сот шагов по бездорожью – и они подошли к грузовой платформе с паровым двигателем, высокими бортами и высокими же, как у трактора, колесами. Огромный чугунный маховик медленно вращался, из клапанов с шипением валил пар. На платформе, между передней частью грузовика и пузатым черным бойлером, ждали два черепа. Освещенный фонарями грузовик был готов к отправлению.
– Загружаемся, ребята! – скомандовал вожак. – Пора навестить наших клыкастых друзей!
Один из черепов соскочил с платформы и опустил откидной борт – получился пандус, ведущий в открытый загон, который устроили на платформе. Пленников завели в загон, череп поднял борт и забрался на пост управления. Другие парами влезли на подножку, тянущуюся вдоль платформы, и схватились за поручни. Грузовая платформа – подвеска у нее, похоже, отсутствовала – с сипением и хрипом двинулась с места. Она тряслась и виляла по холодной разбитой земле, пока не оказалась на относительно гладкой и ровной дороге. Черепа ехали в ту же сторону, куда Кильон со спутницами брели до пленения. Свободы их лишили, но иллюзия того, что путь продолжается, осталась.
– Извини, – сказал Кильон Мероке. – Зря я не попросил научить меня пользоваться митральезой. Глядишь, выкрутились бы.
– Не убивайся, Мясник. Даже будь митральеза у меня, нас сцапали бы.
