Уэнделл ответил резко и коротко:
«Мы не будем полемизировать с газетой „галунщиков“. Суд подтвердит все данные следствия, с которыми был ознакомлен сенатор Стил. Общественность Города узнает правду. А пока мы еще раз спросим читателей: кто же будет голосовать за грабителей и убийц?»
Я сижу в белом медицинском халате у дверей больничной палаты, куда Четверть часа назад привезли. Стила. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень беспокоился: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до вечера, а в это время ему вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Обыкновенный посыльный с бородкой и шрамом под глазом. Сенатор вскрыл письмо, прочитал и упал. «А где письмо?» — спросил я. Она не знала: сенатор спрятал его в карман.
К Стилу меня в больнице не допустили. В палате у постели больного собрался консилиум с участием личного врача сенатора, доставившего его в больницу. Я жду и вспоминаю вое, что произошло за последние дни. Всего-то два дня, и столько событий, тревожных и настораживающих. Вое началось с утра, когда в «Сити-ньюэ» объявили о своем отказе полемизировать с реставраторами. Я вышел из отеля и позвал стоявший поблизости фиакр. Он медленно подъехал, но почему-то не остановился, а рванул вперед по улице. В ту же секунду из окна кареты кто-то выстрелил, и я услышал в двух сантиметрах от уха свист пули, скользнувшей со скрежетом по гранитному пилону у входа в отель. Сейчас же выскочили швейцар и дежуривший полицейский.
— Кто стрелял?
Я пожал плечами:
— Лица не видел, а номера экипажа не разглядел.
— Кажется, возница совсем не походил на кучера?
— Не обратил внимания, — сказал я.
Швейцар посмотрел на меня с любопытством и ушел. Полицейский же побежал докладывать о происшедшем начальству. Я оглянулся. Улица была пуста — ни прохожих, ни экипажей. Опасная для меня карета была единственной…
«Совсем как Паскву, — подумал я, — и та же направляющая рука». Почему же стреляли не в Стила? Во-первых, потому, что убийство сенатора после его выступления сразу бы разоблачило виновников, а во-вторых, роль моя в происшедших за последнее время событиях была разгадана, и холодная война определенно и точно закончилась. Начиналась война настоящая. Ликвидировать меня было проще и безопаснее — велика птица, советник сенатора. Не велика, но опасна. И хотя стреляли из полицейского автомата, но стреляли метко — только рывок экипажа чуточку изменил направление пули.
Я вернулся в отель и позвонил в редакцию Мартину.
— Думаешь, Мердок? — спросил Мартин.
— Вероятно, кто-нибудь вроде покойного Пасквы.
— Я тотчас же ухожу из газеты и буду сопровождать тебя, куда бы ты ни поехал.
— Две мишени вместо одной, — усмехнулся я. — У тебя есть оружие? У меня нет.
— Оружие надо добыть. Стрелять я тоже умею.
Я тут же сообразил, где можно достать оружие. У главного комиссара полиции. И времени терять не будем.
Бойль принял нас немедленно и любезно, хотя и не без удивления, увидев входящего со мной Мартина.
— Что-нибудь срочное, мсье Ано? — заинтересовался он.
— Первое: Дональд Мартин, которого вы сейчас видите, наш человек. Он работал, — я подчеркнул это слово в прошедшем времени, — у Мердока по нашим заданиям. Был связным, а сейчас срочно переквалифицируется в моего телохранителя. Отсюда и второе: нам требуется оружие. Не полицейские автоматыони слишком громоздки, их не спрячешь, а обычные карманные многозарядные пистолеты, такие, как у вас, например.
— Значит, что-то случилось? — подумав, спросил Бойль.
Я кратко рассказал ему о нападении у входа в отель.
— Но почему стреляли именно в вас?
Я объяснил, почему они решили не трогать сенатора. И добавил с усмешкой:
— Мердок — человек сообразительный и умеет делать правильные выводы. В кого бы вы стреляли, если бы хотели ответить по-мердоковски на выступление Стила? И меня, конечно, не устраивает судьба Пасквы, сами понимаете.
Вместо ответа Бойль вызвал дежурного, адъютанта.
— Принесите два пистолета карманного образца и соответствующего калибра, — распорядился он. — Кроме того, пошлите полицейского, который дежурил бы у отеля «Омон».
— Привлечет внимание ваш полицейский, — сказал я Бойлю, когда адъютант вышел из кабинета.
— Лишний глаз не помешает.
Пистолеты нам выдали, но относительно полицейского я оказался прав. Его застрелили на другой же день к вечеру, когда редкие газовые фонари в переулке позволяли стрелять из любого уголка уличной темноты.
Об этом мне сообщил по телефону Бойль, когда убитого уже увезли.
— Гибнут не только противники, Бойль, — ответил я, — гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли, думаете, осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки удалось скрыться?
…Наконец консилиум заканчивается, выходят его участники, личный врач сенатора шепчет мне на ухо: «Все в порядке, сердечко выдержало. Постарайтесь его не тревожить», — и дежурная сестра пускает меня в палату.
Сенатор лежит под одеялом, обросший седой щетиной: видимо, с утра не побрился и от этого постарел атак лет на десять. Но не то меня встревожило, а какая-то растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах: вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а скрытой душевной боли.
— Хорошо, что вы пришли, Ано, — говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: «Джемсу Стилу, сенатору».
«Уважаемый мистер Стил, — читаю я, — ваша племянница жива и здорова и пока находится у нас в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами, иначе говоря, вернуться домой, она сможет лишь послезавтра, на другой день после выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. По условиям конституции вы можете подать в отставку и отдать все эти голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, а Вы нам свои голоса, иначе говоря, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок. Имя, отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы уж условия сделки».
Подписано письмо не было. Пока я читал его, Стил лежал как мертвец, с закрытыми глазами и отекшими веками. Я, заикаясь, спросил его:
— Когда, же ее похитили?
— Думаю, после полудня.
Значит, она еще в Городе, предполагаю я. Шантажистам нет смысла увозить ее далеко, если придется возвращать ее завтра после полудня.
— Я все уже решил, — не открывая глаз, произносит Стил.
