— Итак, — сказал он, — почему ты спрашиваешь о Бетезде?
— Просто хотел узнать, что с ней сталось.
— Ты со мной не играй в прятки, парень. Стал бы ты ехать в такую даль ради простого любопытства. Для чего ты о ней расспрашиваешь?
— Один мой клиент интересуется этим, — ответил я.
— Кто он, твой клиент?
— Если бы я работал на вас и вы просили меня помалкивать, вам понравилось бы, что я болтаю лишнее?
Том подумал над моими словами, скорчив кислую мину.
— Нет, парень. Думаю, не понравилось бы. Но история с Бетездой вовсе не секрет. Она издохла, когда жеребилась. И детеныш тоже издох — жеребчик, правда, маленький.
— Жаль, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Бывает иногда. Но учти, нечасто. Сердце отказало.
— Сердце?
— Да. Плод лежал неправильно, понимаешь, и кобыла напрягалась дольше, чем обычно. Как только мы разобрались, в чем дело, мы повернули его внутри, но она все равно испустила дух. Ничем не могли помочь. Конечно, дело было ночью.
— А ветеринара к ней вызывали?
— Да, он был здесь. Кобыла жеребилась в первый раз, к тому же у нее были шумы в сердце.
Я нахмурился.
— А у нее были шумы в сердце, когда она прибыла к вам?
— Конечно, парень. Потому ее и перестали выставлять на скачки. Ты о ней немного знаешь, верно?
— Верно, — сказал я. — Расскажите.
— Она прибыла из конюшни Джорджа Каспара, это тебе известно. Ее владелец хотел получить от нее потомство, потому что двухлеткой она показала отличные результаты. Ее покрыл Тимберли, и мы рассчитывали получить спринтера, но видишь, как вышло.
— Когда же она издохла?
— Наверное, с месяц назад.
— Спасибо, Том. — Я встал. — Извините, что отнял у вас время.
Он тоже встал.
— Уж больно нудная для тебя работа расспрашивать, а, Сид? Как-то не вяжется с прежним Сидом Холли.
— Времена меняются, Том.
— Не повезло тебе с рукой. Конечно, скачки с препятствиями всегда преподносят сюрпризы. Перелом позвоночника или еще что-нибудь. — Мы направились к двери. — Если занимаешься этим, то знаешь, на какой риск идешь.
Мы вышли из дома и повернули к моей машине.
— Все же тебе не так уж плохо с этим твоим протезом, парень? Можешь водить машину и еще делать кучу всяких дел.
Том хотел, чтобы я понял, как он мне сочувствует, и очень старался показать это. Я улыбнулся ему, сел в машину, помахал рукой и уехал.
Во вторник утром я забрал Чико и поехал на север к Ньюмаркету.
Когда мы наконец добрались до коневодческой фермы Генри Трейса, содержавшейся в безупречном порядке, я сказал Чико: «Поболтай с конюхами». Мы вылезли из машины на гравий, сквозь который не пробивалось ни одной травинки. Я оставил его и пошел искать Геирн Трейса, который, как нам сообщала прислуга, должен быть там, справа, в конторе. Там он и оказался. Генри Трейс спал в кресле. Мое появление разбудило его, и он cpaзy стряхнул с себя сон, как человек, привыкший, что его будят по ночам. Он был моложавым и очень приятным — полная противоположность грубому, жесткому, хитрому Тому Гарви. Для Трейса, как я заранее выяснил, выведение племенных жеребцов было крупным бизнесом — иметь дело с кобылами он предоставлял людишкам мелкого пошиба. Однако первые произнесенные им слова не соответствовали составленному мной образу.
— Прошу прощения. Полночи был на ногах… Э-э… Кто вы? Мы договаривались о встрече?
— Нет, — я покачал головой, — просто я надеялся встретиться с вами. Меня зовут Сид Холли.
— Да? Не родственник ли вы… О, господи, да это вы и есть!
— Точно, это я и есть.
— Чем могу быть полезен? Хотите кофе? — он протер глаза.
— Не беспокойтесь.
— Тогда выкладывайте. — Он посмотрел на часы. — Десяти минут хватит? У меня встреча в Ньюмаркете.
— Проблема довольно расплывчатая, — сказал я. — Просто хотел узнать об общем состоянии двух жеребцов, которые находятся здесь.
— А… Каких же?
— Глннера и Зингалу, — сказал я.
Он, конечно, начал выведывать, почему я о них спрашиваю и с какой стати он должен мне отвечать, но в конце концов, подобно Тому Гарви, пожал плечами и сказал, что беды не будет, если я узнаю.
— Наверное, я не должен говорить это, но я бы не советовал клиенту входить в долю и покупать их, — сказал он. не сомневаясь, что именно такова цель моего визита. — У них может не хватить сил покрыть должное число кобыл, хотя они всего лишь четырехлетки. У обоих слабое сердце. Их истощили слишком напряженные тренировки перед скачками. Именно поэтому, когда они были трехлетками, их перестали выставлять на скачки. И мне думается, с тех пор их состояние ухудшилось.
— Кто-то мне говорил, что Глинер хромает, — сказал я.
Генри Трейс, видимо, привык, что слухи разносятся молниеносно.
— У него недавно развился артрит. В этом городе ничего не скроешь. — На его письменном столе зазвонил будильник. Он выключил звонок. — Боюсь, мне пора ехать. С этим все, Сид?
— Да, спасибо, — ответил я.
— Больное сердце у обоих, — сказал Чико, когда мы подъезжали к городу. — Настоящая эпидемия, а?
— Надо спросить у ветеринара Бразерсмита.
— Он живет на Миддлтон-Роуд. Я знаю его дом.
Мы проехали мимо трека, на котором тренировали лошадей, и направились к городу.
Бразерсмита не было дома, нам сказали, что он вернется к ланчу. Мы уселись в машину и стали ждать. Я повернулся к Чико:
— У нас есть еще одна работа — проверка синдикатов.
— Я думаю, что Жокейский клуб всегда занимается этим сам.
— Так оно и есть. Нам нужно выяснить все про одного сотрудника Жокейского клуба, который проверяет синдикаты.
Чико некоторое время размышлял:
— Хитрое дело.
— Да, к тому же нужно сделать так, чтобы он об этом не знал. Речь идет о бывшем старшем инспекторе Эдди Ките.
У Чико отвалилась челюсть.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет.
— Но он сам — полиция. Полиция Жокейского клуба.
Я рассказал ему о сомнении Лукаса Уэйнрайта, и Чико сказал, что, наварное, Лукас Уэйнрайт ошибается. Наша работа, отметил я, в том и состоит, чтобы выяснить прав он или пет.
На Миддлтон-Роуд показался забрызганный грязыо «рейндж-роувер». Он подъехал к парадному дома Бразерсмита. В ту же секунду мы с Чико выскочили из машины и направились к мужчине в твидовом пиджаке, который выходил из своей повозки.
— Мистер Бразерсмит?
— Да? Что случилось?
— Не можете ли вы уделить нам несколько минут? — спросил я. — Это Чико Барнс, а я Сид Холли. Всего несколько вопросов.
Когда мое имя дошло до его сознания, он немедленно перевел взгляд на мои руки и в конце концов остановился на левой.
