Ознакомительная версия.
— Ты очень великодушен, — проговорил узник, принимая ромашку. — Неужели сам ходил?
— Страже дольше объяснять было бы…
Узник поднес ромашку к лицу и закрыл глаза.
— Ладно, прощай, — затянутый в кожу направился к двери, но остановился на пороге и оглянулся.
Узник ничего не ответил. Глаза его были закрыты, ноздри вздрагивали, обоняя аромат цветка.
— Прощайся с ромашкой… — пробормотал затянутый в кожу. — И с жизнью…
Снова лязгнула дверь.
Узник прислушался к удаляющимся шагам.
Всё, теперь он один. Стража у дверей не в счёт. Дверь глухая — чтобы тюремщикам не мешали вопли узников. Сколько их перебывало в этой камере? А в этой тюрьме? Но он кричать не будет.
Тюрьма старинная, надёжная. Из нее никто и никогда не убегал. Традиции тюрьмы мешали. Просвеченный всевозможными лучами узник не мог ничего пронести с собой. Одежда выдавалась тюремная, передачи были запрещены, есть приходилось в присутствии двух тюремщиков, голыми руками, деревянная миска после еды сразу отбиралась.
Узник обвёл взглядом камеру. Куча соломы, зарешёченное окно — вот и вся обстановка. Да, но теперь у него есть ромашка…
С улицы донёсся далёкий перезвон колоколов. Скоро последняя стража.
Узник в последний раз вдохнул тонкий аромат. И принялся по одному обрывать лепестки — как делал не раз.
«Казнят — не казнят», — мелькнуло у него в голове.
Он усмехнулся: а интересно, что получится?
Лепестки медленно падали на каменный пол. Остался последний.
«Казнят…» — лепесток, вращаясь, полетел на пол.
Но нет! Вот ещё один — маленький, изогнувшийся под чашечкой цветка.
Узник осторожно потянул за него. Лепесток не обрывался. Узник потянул сильнее. Тоненькая паутинка потянулась из венчика цветка вслед за лепестком. Узник принялся разматывать ее, опуская на каменный пол.
Паутинки оказалась неожиданно много, она серебристо блестела на полу в лучах заходящего солнца.
Все! Паутинка перестала разматываться.
Сильно дернув, узник оборвал паутинку, и венчик цветка закрутился, набирая обороты. Скоро он превратился в блестящий диск, вспыхивающий на краях острыми стальными зубчиками.
Узник шесть раз поднес его к решётке окна и осторожно положил у стены три толстых металлических стержня, после чего остановил диск, сжав стебелёк у венчика.
Затем зацепил крючком-лепестком ниточку-паутинку за остаток металлического стержня, торчащего из стены, и принялся медленно спускаться по наружной поверхности стены, обмотав кисти рук разорванной рубашкой.
Под стеной его ждала девушка-цветочница, держа в поводу двух горячих коней.
Начальник лагеря был весел и словоохотлив.
— С тех пор, как мы оборудовали периметр вашей новейшей разработкой, — он сделал лёгкий поклон в сторону маститого профессора, с бакенбардами и в очках, — у нас полностью прекратились побеги! Нет-нет, — смеясь, поднял он руку, предупреждая встречный вопрос, — попытки побегов продолжаются. Но беглецы не могут преодолеть ваше изобретение, так что я полагаю, что вскоре и попытки прекратятся. Мы тщательно проинструктировали охрану, и она не приближается к линии.
— А вы… — попытался что-то уточнить ассистент профессора, но начальник лагеря продолжал:
— Все заключенные также оповещены о новшестве. Но… они очень недоверчивы. Это у них в крови. Если бы они не пытались проверить прочность наших законов там, на воле, — он подмигнул, — то не очутились бы здесь. Но они сохранили свое недоверие к словам власть предержащих, и время от времени пытаются… усомниться в правдивости наших… ваших, — он подчеркнул, — ваших слов. Давайте пройдём на территорию, и вы всё увидите своими глазами.
Делегация вышла из кабинета. Начальник лагеря продолжал рассказ:
— Мы решили пойти на свой эксперимент… Видите, как вы нас заразили тягой к новшествам? — он опять засмеялся. — Решили пойти на эксперимент, и полностью удалили охрану с территории лагеря. Знаете, бывали случаи, когда заключённые толкали надзирателей на колючку. А у тех семьи, дети… — он помрачнел. — Теперь такие случаи исключены. Совершенно. Пищу заключённым доставляют через двойные ворота.
— Из нашей колючки? — быстро спросил ассистент.
— Совершено верно… со всеми мерами предосторожности. Так что внутри, там, у них, — начальник лагеря показал пальцем, — полнейшая демократия и самоуправление.
Он опять рассмеялся:
— Пусть попробуют создать своё общество, если наше им не по нутру!
— Давайте обойдём периметр, — предложил профессор.
— Да, да, конечно! — подхватил комендант. — Так будет, гм, нагляднее.
Они двинулись вдоль извилистых рядов колючей проволоки, опоясывающей лагерь.
— Обратите внимание, профессор, — указал комендант. — Мы, конечно, поняли, откуда, гм, ваше изобретение получает питательные вещества, но вот в этом районе проволочка, гм, несколько истончена. Я понимаю, гм, что так оно, может быть, и задумано: то есть заключённые видят ослабленный участок, думают, что смогут легко преодолеть его, пытаются прорваться… ну и, гм, хе-хе-хе!
— Проволока получает питание отнюдь не из человеческих тканей, — твёрдо сказал профессор.
— Нет, но почему же? — возразил комендант. — Мы же видим, не слепые… хе-хе-хе… что в местах попыток… прорывов она не в пример толще и темнее. И я где-то читал, или слышал… что в крови человека много железа. Этот, как его, гемоглобин.
— Железа в теле человека столько, что едва хватит на десяток гвоздиков длиной двадцать миллиметров и диаметром один, — возразил профессор. — Другое дело, что кровь служит катализатором, и заставляет колючку углубляться в землю в тех местах, куда падают капли крови. А основной строительный материал для своего тела колючка берет именно из земли. В ней всегда полно различных окислов железа, всяких мелких частичек металла. Собственно, ей необязательно именно железо. Она встраивает в себя и кремний. Видите, вон те тонкие иголочки? Это диоксид кремния.
— А… м-м… как же ослабевшие, истончённые участки?
— Не беспокойтесь. Колючка представляет собой единое целое. Просто обмен веществ у неё достаточно замедленный. Со временем толщина проволоки выровняется.
— Ага, понятно. Спасибо, успокоили. А то, бывает, и самому кажется, что тут легче прорваться… — пробурчал комендант. — А скажите, профессор, каков срок службы, э-э… вашего изобретения?
— До тех пор, пока она будет получать питательные вещества, — спокойно ответил профессор.
— Ага. Это, значит, до тех пор, пока…
Ознакомительная версия.
