– Мистер Полсон, мистер Вайнштайн, у нас была весомая причина отправиться в путешествие во времени и прибыть сюда. Мы хотим убедить вас закрыть шоу.
– Что? – поразился Вайнштайн. – Почему это?
– Потому что, если оно не закроется, мы умрем. Мистер Вайнштайн, всякий раз, когда вы убиваете второстепенного персонажа в сценарии и он умирает в сцене, игравший его актер просто уходит со съемок пообедать. Но в нашем мире умирает человек. По-настоящему. А убивают кого-нибудь в каждой серии.
– Не в каждой, – возразил Вайнштайн.
– Джимми? – попросил Даль.
– По сей день выпущено шесть сезонов «Хроник „Интрепида“», всего сто двадцать восемь серий, – поведал Хэнсон. – В девяноста шести из них гибли члены экипажа «Интрепида», один или более. В ста двенадцати сериях прямо или косвенно изображалась смерть. Вы убили по меньшей мере четыреста членов команды. Плюс к тому вы изображали гибель звездолетов, атаки на обитаемые планеты и эпидемии на них. Счет выписанных вами смертей идет на миллионы.
– И это не считая врагов, – добавил Даль.
– Их смерти лишь незначительно увеличат приведенную выше оценку, – возразил Хэнсон.
– Он основательно изучил ваше шоу, – заметил Даль, адресуясь к Вайнштайну.
– Я не виноват в этих смертях! – воскликнул сценарист.
– Вы написали их, – отрезала Майя.
– Не все! Над сериалом работают и другие сценаристы.
– Но вы же ведущий сценарист, – вставил Хестер. – Все сценарии поступают к вам на одобрение.
– Мы не хотим обвинять вас в убийствах, – вмешался Даль. – Вы же не могли знать. С вашей точки зрения, вы всего лишь сочиняли сценарий. Но для нас изображаемое вами – реально.
– Да как это вообще возможно? Как могут наши выдумки влиять на вашу реальность? Это же нелепость!
– Нелепость? – Хестер фыркнул. – Добро пожаловать в нашу жизнь!
– Вы что имеете в виду? – спросил изумленно Вайнштайн.
– Думаете, наша жизнь имеет хоть какой-то смысл? Вы сунули нас во Вселенную, где по космическим станциям бродят роботы-убийцы с гарпунами! О, сколько смысла в роботах-убийцах с гарпунами!
– Или ледяной акуле, – добавила Дюваль.
– Или борговианских земляных червях, – вставил свое Хэнсон.
Вайнштайн предостерегающе поднял палец:
– За борговианских червей я не в ответе. Я тогда провалялся две недели с птичьим гриппом. Сценарист, писавший про Борговию, обожает «Дюну». К тому времени, когда я вернулся, было уже поздно. Наследники Херберта нас чуть живьем не съели.
– Нам пришлось лезть в черную дыру, чтобы попасть сюда! – поведал Хестер и ткнул пальцем в Керенского. – Нам пришлось похитить этого пришибленного ублюдка, чтобы обезопасить себя, потому что он – главный герой и не может умереть вне экранного времени! Только подумайте: ради него изменяются законы физики!
– Но это не спасает меня от постоянных увечий, побоев и ран, – вмешался Керенский. – Я все удивлялся, почему со мной случается столько плохого. Теперь понимаю: по крайней мере один главный герой должен страдать. И это, скажу вам, скверно!
– Вы даже лечите его на удивление быстро, чтоб поскорее снова отметелить, – заметила Майя. – Знаете, как-то это жестоко.
– А ведь есть еще Ящик, – сообщил Хэнсон, указывая на Даля.
– Ящик? – удивился сценарист, послушно взглянув на энсина.
– Когда вы вписываете что-нибудь антинаучное, разрешается проблема так: мы суем ее в Ящик и тот выплевывает решение в наиболее драматичный момент, – пояснил тот.
– Но я никакого Ящика не описывал!
– Но вы пишете антинаучную чушь, причем постоянно. Оттого и Ящик.
– Кстати, вас учили в школе азам естественных наук? – осведомился Хестер.
– Я окончил Оксидентал-колледж! Там очень хорошие курсы по естественным наукам.
– Возможно, они там и есть. Но кажется, вы их не посещали, – заметила Дюваль. – Скажу вам по секрету, наша Вселенная – жутко несуразное место.
– В других фантастических сериалах есть научные консультанты и советники, – сказал Хэнсон.
– Но это же фантастика! Хоть и научная, все-таки фантастика!
– Это плохая научная фантастика, – припечатал Хестер. – А нам приходится в ней жить!
– Ребята, давайте не будем уклоняться от основной темы, – попросил Даль.
– А что за основная тема? – осведомился Полсон. – Вы сказали, у вас идея, которую вы хотите обсудить, а пока всего лишь донимаете моего главного сценариста.
– Я даже испытываю легкое чувство вины, – признался Вайнштайн.
– Не стоит, – сказал Даль. – Повторю: вы не могли знать. Но теперь вы знаете, откуда мы и почему явились остановить ваш сериал.
Полсон открыл рот – должно быть, чтобы возразить и привести целый ряд причин, по которым сериал остановить невозможно и немыслимо. Но Даль поднял руку, предупреждая возражения.
– Но сейчас, когда мы увидели и немного поняли здешнюю жизнь, я уяснил: вот так взять и остановить шоу невозможно. Отправляясь сюда, мы многого не знали. А теперь я понимаю: закрывать сериал нет нужды, потому что его можно обратить нам на пользу. И вам тоже.
– И как же? – спросил Полсон.
– Чарльз, ваш сын в коме.
– Да.
– И он не выйдет из нее.
– Нет, – подтвердил Полсон спустя минуту и отвернулся.
На глазах его заблестели слезы.
– А ты и не говорил, – удивился Вайнштайн. – Я думал, еще осталась надежда!
– Нет. Доктор Ло мне вчера сказал, что снимки мозга показывают постоянное ухудшение. Все хуже и хуже. Сейчас жизнь в его теле поддерживают только аппараты. Мы ждем, пока соберется вся семья, чтобы попрощаться. А тогда попросим, чтобы аппараты отключили. – Он посмотрел на сидящего молча Хестера, затем на Даля. – И чего же вы хотите? Как это касается моего сына?
– Чарльз, я думаю, мы можем спасти его, – ответил Даль.
– Скажите же как!
– Мы возьмем его с собой – на «Интрепид». Там его вылечат. Наша медицина может гораздо больше вашей. А если и не сможет, то у нас есть Сюжет. – Энсин указал на сценариста. – Мистер Вайнштайн напишет сценарий для серии, в которой Хестер будет ранен, но спасен, доставлен в лазарет и подвергнут срочному лечению. Терапия успешна, Хестер выздоравливает. Ваш сын выздоравливает.
– То есть вставить его в сериал – в этом ваш план?
– В этом. Почти.
– Почти? – нахмурился Полсон.
– Есть определенные проблемы с логистикой. А еще, если можно так выразиться, с телеологией.
– Что за проблемы?
Даль посмотрел на Вайнштайна, тоже нахмурившегося.
– Кажется мне, и вы сейчас о них подумали.
– Ну да, – ответил тот и указал на Хестера. – Прежде всего их окажется двое в той вселенной.
– Так придумай, как это обыграть, – подсказал продюсер.
– Я-то придумаю. Но ведь выйдет неестественно и вообще несуразно.
– А раньше вам это мешало? – осведомился Хестер.
– Но если в той вселенной их двое, значит здесь – ни одного, – заметил сценарист, проигнорировав колкость. – Если оба исчезнут, некому будет сниматься.
– Найдем нового актера, похожего на Мэттью, – предложил Полсон.
– Но тогда возникнет проблема, на какого из, э-э…
Сценарист посмотрел на Хестера, и тот подсказал: «Хестеров!»
– Да, на какого из Хестеров подействует наше средство. Кроме того, признаюсь сразу: я представления не имею, как действует это чудное колдовство со сценариями. Но во всяком случае, я бы не использовал подменного Хестера, поскольку непонятно, как подмена скажется на исцелении твоего сына. Он, может, станет на себя не похож.
– Именно, – подтвердил Даль. – Поэтому мы предлагаем другое решение.
– Я остаюсь здесь, – сказал Хестер.
– То есть вы остаетесь, притворяясь моим сыном, – резюмировал Полсон. – Изображаете чудесное исцеление. Затем мы делаем серию, в которой вы играете роль вместо моего сына и вас исцеляют по сценарию.
– Почти, – согласился Хестер.
– Все «почти» да «почти»! – фыркнул Полсон. – Что теперь?
Даль снова посмотрел на сценариста и попросил объяснить коллеге.
– О боже мой! – Вайнштайна передернуло. – Это вы про атомы?
– Атомы? – удивился продюсер. – Какие, к черту, атомы?
Вайнштайн схватился за голову.
– Так глупо, – пробормотал он себе под нос. – Чарльз, когда мы написали серию про путешествие Абернати и прочих назад во времени, мы и придумали про атомы. Что их атомы будут оставаться здесь всего шесть дней, а потом вернутся к своей временной линии. В будущее.
– Ник, я понятия не имею, о чем ты! Скажи на нормальном человеческом языке!
– Это значит: если мы останемся в этом времени больше чем на шесть дней – умрем, – пояснил Даль. – А мы тут уже третий день.
– Соответственно, если Мэттью перенесется в их время, у него тоже будет шесть дней, а потом он умрет, – добавил Вайнштайн.
– Что за идиотская выдумка?! – взорвался продюсер. – Какого хрена ты это вставил?
– Да разве я мог представить, что когда-нибудь придется вот так говорить про эти несчастные атомы? – ответил он жалобно. – Господи, Чарли, мы же просто пытались вытянуть ту серию. Надо было вогнать их в раж. Показать опасность. Тогда все казалось к месту.
