Конечно, санки есть санки, они скользят, но все едино, я в полтора раза тяжелее ее. Плюс оружие, плюс вторые санки. И тащит, дыхание ровное, чистое, без хрипов. И пахнет здорово, почти как Вера. Мда, а что моей благоверной сказать-то? Хотя, я же не специально задницу под пулю людоловов подставил. Так что будь что будет, Вера девчонка умная, поймет.
Кстати, Шейла вполне себе профессионально оценила мою аптечку. Ну, ту, малую, которую Вера в мой дежурный рундук положила. Особенно Брауберг порадовали малый набор инструментов, иглы и шелковые нитки для сшивания моей ягодицы, наличие антибиотика и еще кой-каких медикаментов. Она врач, как оказалось, и тоже имеет достаточно специфическое образование, умеет работать с простейшими инструментами. Дуреха.
Когда я сказал ей, что город сразу погасит ей всю задолженность, если она останется работать врачом, то Шел откровенно растерялась. Поглядела на меня, лежащего кверху задом на санках, на убитых шатуна и людоловов, и покачала головой.
— Я точно дура. Сама чуть не сдохла, и тебя не сгубила. Извини, офицер. — Она встала на одно колено передо мной. — Я сделаю все, чтобы искупить свою вину, честно. Просто страшно было, и отключенная сетка нервирует.
И хлоп-хлоп так ресничками, и карими глазищами в мои глаза заглядывает жалостливо. Нет, все Евины дочки одинаковы. Сначала мужика доведут до белого каления, а потом на жалость давят.
В общем, до нашего выхода я ее официально простил, нет особых сил злиться на красивую девушку. Ну да, я слабак и бабник.
И сейчас вот болтаюсь на санях, привязанный к ним широкой лентой, оттяпаной Шел от одного из одеял людоловов. Мол, я слаб как котенок, еще свалюсь с саней, а ей потом возись с сомлевшим мной.
Хотя, она права. Я пару раз вырубался. Не пойму, то ли сознание терял, то ли просто засыпал. Хотя, какой сон. Башка болит, в глазах плывет, еще жопа разболелась со страшной силой, аж выть охота, и рычать не хуже того шатуна. Мало того, что постоянно дергает, так еще на каждой кочке мне по ней как будто пинает кто. Скорее бы добраться до зимовья, по словам людолова, тут в округе никто обычно не пасется, и я не почуял лжи в его словах. Да и ближайшие поселки отсюда километрах в пятидесяти, не меньше. Это если в них жители остались. Частенько бывает, что тут или вырежут людей, или просто бросят дома, и уходят. Лихое тут местечко, по этому берегу.
Я снова вырубился, причем даже не заметил как. Очнулся, когда Шел подтащила меня к широкой поляне, и встала, шумно выдохнув. Скинув с ладони рукавицу (муфты она положила в грузовые санки, а сама надела трофейные рукавицы, по-моему, соболевые), вытерла лоб. Все-таки замаялась девка. Ну еще бы, тащить меня пусть по не очень глубокому, но снегу. Тут просто идти нелегко.
— Похоже, прибыли. — Осматривая засыпанные щепой окрестности, заметила Шейла. Оглянулась на меня, и улыбнулась. — Что, очнулся, герой? Ну и слава богу. Что скажешь об этом сказочном домике? Правда, сказка страшная, наверное.
Местечко действительно, внушало. Все валялось как после урагана, горка дров возле немалой колоды, со всех сторон притащенные сваленные деревья. Посреди поляны, метрах в пятнадцати от корявой избушки, на толстом обрубке ствола, на высоте примерно восьми метров, была площадка с сарайчиком.
Мда. Я помню лагерь лесорубов, там такого срача не было. Кстати, насчет срача. Туалет тут есть, да. Но он сделан по типу староамериканского. Да-да, я уже в видах нужников тут научился разбираться. Особенно после того, как по делам службы поездил по хуторкам и фермам вкруг Звонкого ручья. Так, именно тут староамериканский тип, то есть приподнятая над землей корявая кабинка из грубых досок, и под ней внушительная гора замерзшего человеческого дерьма. Обычно короб ставят с соломой, и примерно раз в неделю отвозят на навозную кучу, а тут просто гадят на землю. Хорошо, что морозно, а то бы не продохнуть тут.
Впрочем, нам тут не жить. Долго, по крайней мере.
— Не торопись. Помоги мне встать, Шел. — Остановил я шагнувшую было к дверям зимовья девушку. С немалым трудом встал, и, опираясь на ее плечо, подошел к входной двери. Долго осматривал простой тяжелый засов из мощного бруса, после чего аккуратно перерезал тонкую кожаную петельку около ручки. Отодвинул девушку в сторону, под прикрытие стены, сложенной из толстых бревен, и встал там сам. И решительно открыл дверь.
Собранная из толстых досок, обитая войлоком дверь беззвучно провернулась на хорошо смазанных петлях. Пару минут я всматривался в полумрак зимовья, стараясь пореже вдыхать. Духан из этой избушки шел еще тот.
— И долго мы тут будем стоять? — Недовольно вопросила переселенка-беглянка. — Что ты высматриваешь?
— Смотрю, нет ли еще ловушек, кроме этого обреза. — Я показал на настороженный самострел, глядящий жерлами десятого калибра в дверной проем. — Но вроде все. Только не опять, не торопись. Сейчас осмотрим окна изнутри, только потом ставни откроем.
Но с окнами, затянутыми тонкой прозрачной шкурой, никаких проблем не было. И потому Шейла, оббежав избушку, открыла ставни с обоих сторон. И избушке стало изрядно светлее. А когда я запалил пару керосиновых ламп, и развел огонь в очаге, стало даже немного уютней. Хотя бардака от этого меньше не стало. Впрочем, с дымом вытащило застоявшийся воздух, в дверь натащило свежего, морозного. Шейла сгребла и повыбрасывала на улицу множество мусора. На очаг был поставлен тяжелый котел, в который девушка натаскала топить нарубленного кусками льда, сваленного немалой горкой около избы. По большому счету, абсолютно верное решение. Надо водички, бросил кус льда и растопил. Трапперы были хоть и изрядными грязнулями, но в немалой бытовой сметке им не откажешь. Хотя…
— Я знала, что без женщин и дроидов-уборщиков мужчины становятся дикими обезьянами. Но не до такой же степени. — Закрывая дверь, припечатала Шел. Подошла к широкому столу, стоящему около стены, попробовала пошатать его, удовлетворенно хмыкнула. Взяла пару бутылок с местным пойлом (которого было весьма немало), понюхала, плеснула немножко на огонь, радостно вспыхнувший от такого подношения.
Подошла к висящим керосиновым лампам, осторожно их осмотрела. Вообще, насколько я обратил внимание, Шейла к открытому огню относится с огромной опаской.
— Так, Матвей. Я ничего не понимаю в этих допотопных системах освещения. Их можно переместить сюда? — Девушка указала на крючья, вбитые в потолок над столом. — И насколько хватит горючей жидкости?
— Ну, в лампах керосина хватит часа на четыре, не меньше. А перевесить сейчас, перевешу. — Я, опираясь на здоровенную дубинку вместо костыля, занялся освещением.
