— Не мало ли?
— Хватит, — отрезал Мартын и добавил, ухмыльнувшись. — Особы, приближенные к императору.
— Я серьезно…
— И я не шучу, — сказал тихо Мартын. — Идея монархии сейчас многим кажется дикой, но не так давно власть на местах держалась на таких сатрапских мордах, что хоть вешайся. Другое дело, как они себя называли уполномоченный Совета, директор региона, представитель исполкома, председатель территории. Все это слова… Но, тысячу раз прав Месроп, магия старых имен не исчезла. Я помню года три назад повесили принародно одного демократически избранного уездного голову. Оказался развратником и убийцей. Так что, знаешь, дело в людях, а не в идеях.
— Что изменится, если злодей назовется графом?
— Сейчас ничего. Но, видишь ли, есть такая хитрая штука, как кодекс чести. С одной стороны, он ограждает аристократию от, скажем так, черни, а с другой стороны — заставляет аристократию же держать себя в рамках. Наука управлять — хитрая вещь. Раньше целые институты были, учили всех. Сейчас есть немного специалистов по управлению, ну, скажем, производством. Но одно дело производство, другое — люди. Тут особый дар нужен. Талант. Может, врожденный. Но, согласись, именно тот, кто владеет таким даром, может обучить других этому искусству. Только почему это должны быть чужаки, а не свое потомство? Вот тебе и преимущество династийности. Ну а если вырождается линия, то приходят другие, которые управляют лучше или имеют толковых наследников. Однако из того же круга, заметь.
— Полвека назад это называлось номенклатурой, — раздался голос Месропа.
Он подобрался откуда-то сбоку, незамеченным. Виктор нахмурился, раньше он услышал бы шаги издалека. Заслушался!
Мартын кивнул Месропу.
— Что вы здесь сидите? — спросил Месроп.
— Разговариваем.
— Почему не в доме?
— Ушей много, — ответил Мартын.
— Ночью вы кричали во весь голос, — не удержался Виктор.
— Э, юноша, — назидательно сказал Мартын, — ночью совсем другой расклад. Что делает ночью простой дружинник? Спит без задних. Что делает простой дружинник, услышав крик и шум, и разговор? Поворачивается на другой бок и спит дальше. А непростой дружинник встает, прислушивается и присоединяется к разговору. А очень непростой дружинник тихо лежит и слушает, а потом ведет себя сообразно услышанному и, к удивлению своих товарищей, быстро возвышается.
— Царедворец ты наш, — усмехнулся Месроп, — и много таких насчитал?
— Боюсь, ни одного. Но время терпит.
— Ну-ну. Впрочем, об этом после. Виктор, не откажи в любезности, сбегай за бинтом и антисептик прихвати, сам сходи, не посылай никого.
— Что? — спросил Мартын, поднимаясь.
— Ерунда, Сармат опять полез в свару, его по руке и полоснули. Царапина, но все же. Он просил никому не говорить.
— Естественно, — понимающе кивнул Мартын.
Виктор пошел на второй этаж. Почему Сармат скрывает ранение? Может, оно серьезнее, чем сказал Месроп? Да нет, зачем Месропу скрывать от него. Просто Сармат не хочет, чтобы дружинники знали, что его можно ранить. Смешно, конечно, но ему видней.
Взяв бинт и ампулу с антисептиком, Месроп многозначительно сказал Мартыну: «Ну, теперь он слегка угомонится» — и быстро ушел. Виктор понял, почему не заметил его приближения: конь привязан к дереву в конце улицы, а ухо привыкло к цокоту копыт.
Он проводил его взглядом, посмотрел на Мартына, озабоченно жующего ус. Хитрецы, оба большие хитрецы, внезапно подумал он. Большую игру затеяли, кружат вокруг него, вокруг Сармата, и все у них давно расписано. Ему показалось, что они долгие годы плели свои сети, а сейчас начали их стягивать. Но ведь они встретились недавно, по крайней мере, так говорят сами!
Раньше Виктор затаил бы свои сомнения, но ежедневные заботы о других, необходимость отвечать ударом на удар да и уверенность в силе — сотни бойцов за спиной! — убавили его скрытность.
Иногда, просыпаясь ночью, он трогал свое лицо — оно казалось чужим. Наконец сообразил, что раньше спал со сведенными от внутреннего напряжения скулами, и кожа на лбу натягивалась. А сейчас он расслабился.
— Вы давно знакомы с Месропом? — спросил он напрямую.
Мартын с интересом посмотрел на него.
— Нет, недавно. Думаешь, мы что-то затеваем? Ты абсолютно прав. Мало того, в нашей затее ты стоишь первым номером. Если бы не ты, мы продолжали бы уныло следить за порядком, гонять дубасовцев, словом, киснуть. А задумали мы с Месропом… Эх, боюсь сглазить! Поговорим вечером.
Один из стражников коротко свистнул, остальные залегли за мешками с песком. В конце улицы показался всадник, несущийся к дому во весь опор.
У дома он лихо спешился и подбежал к Мартыну. Стражники опустили стволы и вышли из укрытия.
— Срочно людей к драмтеатру, — отдышавшись, сказал Борис, — там дубасовцы…
— Легки на помине! — Мартын выматерился. — Что там, сколько их?
— Человек двадцать. Взяли заложниками автобус с беженцами, требуют, чтобы Сармат к ним пришел. Сам.
— Где он? — Мартын подал знак дружиннику у конюшни, тот кивнул и распахнул ворота.
— У театра, в оцеплении.
Через несколько минут Мартын умчался к регулярам, а Виктор поднял дежурную сотню и повел к театру.
Площадь перед каменной коробкой была пуста. Дружинники перекрыли улицы, выдвинули сварной щит, за ним установили пулемет. Никто не стрелял.
Виктор подобрался к Сармату. Сверху пальнули, пуля чиркнула по щиту.
— Атаковать? — спросил Виктор, но Сармат покачал головой.
— Пока пробьемся, всех перестреляют, а там, говорят, и дети есть. Если через час я к ним не приду, грозят убивать по два человека каждые пять минут.
— Значит, у нас есть час.
Сармат вздохнул.
— Им не я нужен, а та цацка. Они не знают, что я ее…
Вскоре появился Мартын, сказал, что регуляры оцепили квартал, но толку он в этом не видит, дубасовцы никуда отсюда не собираются. Газовых гранат у регуляров не оказалось, по крайней мере, они так говорят. Сармат посмотрел на часы.
Виктор огляделся по сторонам. Задачка не из легких — надо попасть в дом, да так, чтобы эти пендюры не успели вырезать заложников. Ну, думай, гонец, кто тебя остановит, если надо куда-то попасть?
— Что за люк? — спросил он, ткнув пальцем вправо.
Мартын пожал плечами, а Сармат не обратил внимания на его слова, разглядывая окна театра через узкую кривую щель. Тогда Виктор скомандовал дружинникам откатиться чуть назад и встать перед люком, закрыв его от взглядов дубасовцев.
Дружинники взялись за приваренный брус, щит скрежетнул и медленно пополз вбок. Дубасовцы дали очередь в их сторону.
