– Папася, мамася! – весело очнулся, заголосил он. – Будютька, мамуля, авайка, кукуйка. Какой прелестный сахранец! И чудо, и мосторг!
Костя-Пуза неприятно удивился:
– А-а-а, ты – Врач. Вроде как местный сумасшедший, да?
– А кто нынче не сумасшедший? – юлил перед ним Лёня.
– Есть и такие, – ухмыльнулся Соловей. – Я, например. Не видишь?
– Не сумасшедший, а папку у меня спёр! – бесстрашно ткнул пальцем Врач. – Из дюрки лезут слова мои, потные, как мотоциклет. На хрена, спрашивается? Пришел бы ко мне, вместе бы почитали. Чай, кофе. А? Там авиаторы, взнуздав бензиновых козлов, хохощут сверлами, по громоходам скачут.
– Какую папку? – нехорошо нахмурился Костя-Пуза.
– Старенькую. Для бумаг. – Врач с наслаждением раскурил свою черную сигарету. – Дер гибен клопс! Пюс капердуфен! А если не ты, то, наверное, Лигуша спер.
– Ты, что ли, меня знаешь?
Врач весело кивнул:
– Вот крепкий шишидрон, не агарышка с луком.
И подтвердил: знаю, конечно, ты Анечку Кошкину гулял.
Врач хохотнул, и это еще больше не понравилось Соловью.
– Кто с тобой в машине?
– Попутчики-горюны.
– Сколько водила содрал с вас?
– А мы еще не расплачивались. Рококовый рококуй. Может, и не расплатимся.
Мерзко подмигнув (он это умел), Врач хохотнул. Водила, все слышавший, только тихонько выругался. Вот как он сегодня заработал! А Костя-Пуза презрительно покачал головой: «Куда ему без денег? Ему новая резина понадобится». И, внимательно оглядывая Врача, приказал: «Пока чинимся, займись делом».
– И чё делать прикажешь, гражданин начальник?
– Как это чё? – Время от времени Соловей все-таки оглядывался на закаменевшего Роальда. – Говоришь, с водилой расплачиваться не желаете, ну так нам собери чего-нибудь. И водилу не забудь.
– Не забуду, – хохотнул Врач.
И крикнул водиле: «Ты скоро там?»
Костя-Пуза, забыв о Враче, медленно обошел «девятку». Навалившись животом на капот, уставился на Роальда сквозь лобовое стекло. «Где-то я видел тебя, серый… – бормотал он как бы про себя. – Что-то твой фас мне знакомый…»
К счастью, Роальд не дрогнул ни одним мускулом, просто пожал плечами.
Дескать, ну если и виделись, то чего? Некоторая усталость чувствовалась в жесте Роальда. Впервые за все время работы в бюро Шурик пожалел, что при нем нет оружия. Оба пистолета Роальд упаковал в сумку, а сумка под ногами. Мордастые напарники Соловья тоже как волки уставились на Роальда. Хорошенькая история получится, если Костя-Пуза захватит оружие и удостоверения частных детективов. Бр-р-р. Давным-давно в какой-то книжке Шурик вычитал забавную схему мироздания. Вся Вселенная, говорилось в той книжке, это что-то вроде тесной закопченной баньки по-черному. В ней мрак, запах сажи, угар, плесень. Вечность, короче.
Шурик напрягся, и щека Роальда дернулась.
Вроде как нервный тик, но Шурик понял правильно.
Они эту систему разработали еще год назад. Коля Ежов (тот, что не Абакумов) посмеивался над ними, но Роальд был убежден – в работе ничего лишнего не бывает. Поддержишь? Шурик поежился, и у него тоже (почти машинально) дернулась щека. Поддержу. Правую руку Шурик держал на колене. Оттопырив палец, слегка отжал замок дверцы. Теперь толкни ее и моментально вывалишься на дорогу.
В пыль под стволы, сказал он себе.
– Интересные у тебя кореша, придурок, – ухмыльнулся Костя-Пуза, повернувшись к Врачу. – Совсем как хорьки. Сидят, даже не хрюкнут.
– Сейчас захрюкают, – деловито пообещал Врач. – Начну карманы трясти, сразу захрюкают.
– Такие жадные? – удивился Костя-Пуза, все еще подозрительно вглядываясь в каменное лицо Роальда.
– А то! – Врач подловато потер руки.
Все у него пока получалось. Он торжествовал.
Он смотрел на водилу победителем. Тощий и длинный.
Ни у Соловья, ни у его корешей он пока не вызывал никаких подозрений.
– А ну! – весело заорал Врач. – За проезд рассчитайсь!
– Ладно, – вдруг передумал Соловей. – Ты лучше водилу поторопи. Звать тебя как?
– Говнида! – выпалил Врач.
– Чего? – изумился Костя-Пуза.
– Да так и зовут, как говорю. Говнида!
Костя-Пуза восхищенно покрутил головой.
Врач его купил. «Митяй! Слупи наличку с этих говнид!»
Молчаливый напарник Соловья, коренастый, даже как бы скособоченный, с показным равнодушием шагнул к машине и для начала выбрал Шурика: «А ну, опусти стекло!» И Шурик послушно стекло опустил. Ручку он крутил левой, правая лежала на слегка отжатом замке.
«Собери наличку со своих говнид и передай мне».
Солнце. Сизая духота. Жаба в канаве сипло курлычет.
На реке, наверное, хорошо. А на дороге вся радость – ни машины, ни конной повозки. Далеко отъехали от городка Т., даже дымков не видно. Надо было дураку смолоду учиться, подумал Шурик. Закончил бы техникум, водил тяжелые поезда. И Лерка жила бы сейчас при мне.
Он увидел, как дернулась щека у Роальда.
Душно. Страшно душно. Как может Врач болтать беспрерывно?
Не смотреть на Роальда, сказал себе Шурик, левой рукой протягивая собранные деньги настороженному мордастому Митяю. Не смотреть на Митяя. Заберут купюры и смоются. Что там Роальд говорил? Простить всех? И вздрогнул от выкрика: «Ты же мент!» Это Костя-Пуза наконец опознал Роальда.
Митяй в это время брал купюры. Самый удобный момент.
Со всей силой, какую можно было вложить в удар, Шурик двинул тяжелой дверцей по нагло выставленному колену Митяя. Он не потерял ни секунды, вываливаясь из машины и снося Митяя в густую дорожную пыль. Всей пятерней въехал в чужие, успевшие расшириться от боли глаза. Роальд успеет! Он знал: должен Роальд успеть! Черная ярость, которой Шурик всегда боялся, застлала мир. Сплошные негативы – рож, лиц, машин, неба. Почему, черт побери, Вселенная обязательно должна походить на баньку по-черному? Почему в небе вместо звезд должны поблескивать наглые паучьи глазки? Почему сажа, плесень, запах дров отсыревших? Заламывая руки всхрапывающему от боли и отчаяния Митяю, Шурик отчетливо вспомнил сон, одно время беспощадно мучивший его. Ему снилось, что он ослеп. Он просыпался в крике, в поту, орал, Лерка теплыми руками сжимала ему виски: «Что с тобой, Шурик?» А он хрипел, отбивался: пусти! Он совсем ничего не видел, срывал одеяло, сбивал простыни. Он ничего не видел. Мир красок, теней и отсветов исчезал. Тьма могильная, без единого просвета. Только где-то в подсознании билась, томила, рвалась трезвая мысль: да нет, сон это… сон… ответить Лерке, и все как рукой снимет. И все равно ужас разрывал сердце. Шурик в отчаянии выдирался из сна. И видел наконец подоконник, ярко освещенный солнцем, а на нем черного ласкового кота. В приступе кипящей, почти животной радости Шурик вопил коту: «Я что, ослеп?» И кот, зевнув, ласково ему подтверждал: «Полностью». Потому Шурик и орал во сне, пробиваясь сквозь стеклянные, темные, многомерные слои к теплым рукам Лерки, а она прижимала его к себе и тоже орала: «Это все потому, что ты работаешь на помойке!»
