- Молодец какая! Прямо молодец. Да и куда теперь без образования? Все учатся. Но, кроме учебы, есть еще и работа. Вы меня понимаете? Евгений Осипович здесь многих разбаловал. Распустил! И вас, милая, в том числе. Да, да, я все знаю! Запомните, я лодырей и дармоедов в своей лаборатории не потерплю!
Иван Фомич грозно взмахнул рукой и прошел к себе.
А Лариса осталась стоять в коридоре.
...Михаил сжал зубы и тихо сказал:
- Пойдем домой. Я провожу тебя.
Они вышли на улицу. Было холодно. Но свежий запах весны уже щекотал ноздри.
Михаил мучительно не находил слов, хотя чувствовал, что Лариса ждет, когда же он что-нибудь скажет.
- Правда, что ты работал в цирке? - наконец спросила она.
- Правда.
- Почему ты ушел?
- Захотелось настоящего дела.
- А там было не настоящее?
- Не знаю... Мне казалось, я могу делать что-то большее, чем выдумывать новые фокусы.
- Там, наверное, было много красивых женщин? Гимнастки, наездницы... акробатки? И ты, наверное, жалеешь, что ушел из цирка? Правда ведь, жалеешь?
- Единственное, о чем я жалею, это о смерти Евгения Осиповича. И всегда буду жалеть.
- Он был хороший... Очень хороший! Все остальные и мизинца его не стоят... Тебе, наверное, сейчас очень трудно? После вольной цирковой жизни попасть к нам...
- Кто тебе наболтал о вольной цирковой жизни? Это такая же работа, как и всякая другая.
- Такая же? Ты что, и номерок там снимал?
- Нет.
- Ну, а теперь снимаешь!
- Как будто дело только в этом.
- Конечно, нет! Я имею в виду интриги, сплетни...
- Это ты везде найдешь... И в цирке тоже... Если, конечно, будешь искать. А не будешь - поймешь, что это не главное, а наносное, как пена в половодье.
- Собираешься читать мораль?
- Нет... Сколько тебе лет?
Она помедлила и ответила как-то недоуменно и тихо:
- Девятнадцать... А что?
- Просто я гораздо старше тебя.
- Ну уж! Сказанул. Тебе двадцать пять?
- Двадцать восемь.
- Все равно! Видали мы таких стариков...
Быстро спускался вечер. Разлапистые черные ветви деревьев на фоне побледневшего неба казались абстрактными композициями.
- Давай, - Михаил взял ее за руку, - пообедаем где-нибудь.
Она покорно пошла за ним.
- Меня, наверное, уволят, - сказала Лариса, когда они вышли на Большую Грузинскую. - И скоро...
Грохот и лязг трамвая заглушил ее слова. Между темными колесами последним отблеском угасавшего дня мелькали рельсы.
- Почему ты так думаешь? - спросил Михаил, когда проехал трамвай.
- Знаю. Только мне наплевать! Уж как-нибудь устроюсь.
- А мне бы не было наплевать...
- Но ведь тебя-то не увольняют... по сокращению штатов. И диплом у тебя есть.
- Как знать... Но дело не в этом. Я так мечтал работать в настоящей физической лаборатории! А теперь все рушится...
- Ну почему?!
- Я был нужен только Евгению Осиповичу. Для остальных я так... случайный человек. Сегодня - физик, завтра - циркач. Если бы я еще поладил с Иваном Фомичом.
- А зачем ты не поладил? Ведь ты же хочешь работать у нас?
- Вот именно. Работать, а не служить. Служить от звонка до звонка можно, сколько угодно, в Москве таких мест много найдется. А вот настоящую работу мне очень трудно будет найти, к сожалению. Иди, доказывай в отделе кадров, что ты физик, когда на бумажке ты... В общем, с формальной стороны - все против меня.
- Говорят, в цирке ты получал больше?
-Да.
- А назад тебе туда нельзя?
- Можно, наверное... Только не хочется мне...
- А ты сходи к нашему директору. Или, еще лучше, поговори раньше с Урманцевым. Он человек хороший и понимающий...
- Говорил я уже с Урманцевым... Ничего он мне не обещает. Не знает, что с ним самим-то будет. Волнуется за свою докторскую диссертацию. Трудно без шефа. И вообще! Не понимаю, что с людьми вдруг сделалось. Все забились в щели, чего-то боятся, шушукаются. Неужели со смертью человека рушить все его дело? А?
- Смотря какой человек... Уж очень многое на одном Евгении Осиповиче держалось.
- Это его и погубило. Жаден он был на работу и необыкновенно расточителен на самого себя. Ты права. Делай он поменьше сам, теперь было бы легче... А так все растерялись, не знают, как дальше быть. Я несправедлив был только что, люди действительно растерялись. Не привыкли к самостоятельности. Боязнь за себя тут ни при чем. Скорее это я за себя боюсь... Куда ты думаешь пойти, если тебя действительно уволят?
- Не знаю... Была бы шея, а работа найдется. У нас безработных нет.
- Зря ты так... Хочешь в цирк? Там тоже машинистка нужна, наверное. И вообще, там можно что-нибудь найти для тебя.
- Ой! Ты это правда?
- Конечно! У меня там много друзей.
- Так ты поговори, Миша! Завтра?! Не забудь только...
- Не забуду.
- Может, и ты в цирк вернешься?
- А может, хватит сегодня о цирке? Ты как бабочка на огонь летишь. Впрочем, каждому свое... Я бы на всю жизнь себе лучшей работы не пожелал, чем эта.
- Да брось ты в самом деле! Свет в окошке... Институт, как институт. Зато и платят мало. Это старшим научным сотрудникам тут хорошо и докторам... А мне...
Лариса снова заплакала, тихо, изредка шмыгая носом.
Михаил сразу же растерялся.
- Ну, не надо... Ему это так не пройдет... Вот увидишь!
Лариса вынула из сумки маленький надушенный платочек. Он сразу же промок и сжался в комок. Михаил достал из кармана свой и протянул ей.
- Он в саже...
- Как в саже? - удивился Михаил, - Ах, здесь! Я совсем забыл... Это вчера, на эксперименте... Высоковольтный кенотрон сгорел. Вывинчивать руками горячо, да и закопченный он весь...
Она фыркнула и стерла последние слезы кулаком. Михаил тоже засмеялся.
- Зайдем в кино? - вдруг спросил он, когда они поравнялись с "Баррикадами".
- Билетов не достанем... Давай лучше еще погуляем... Расскажешь мне что-нибудь.
- Хочешь, расскажу про море Дирака?
- Это где такое?
- Везде... Вокруг нас, внутри нас.
- Только давай пирожков купим. Вон старуха с корзинкой, хорошо бы с капустой!
Они купили горячие, лоснящиеся маслом пирожки и тут же съели их.
- Хочешь еще? - спросил Михаил, вытирая своим испачканным в саже платком жирные пальцы.
- Нет. Теперь пить хочется.
- Ну, пойдем тогда в кафе-мороженое.
В длинном зале они отыскали пустой столик, спрятавшийся между помпезными дорическими колоннами. Официантка поставила перед ними металлические запотевшие вазочки с разноцветными шариками пломбира и стаканы с малиновой водой.
- Ты хотел рассказать про море.
Михаил взял стакан и посмотрел на свет. Приклеившиеся к стенкам пузырьки заволновались и полетели вверх.
- В море Дирака, - начал он почему-то шепотом, - тоже есть свои пузырьки. Физики называют их дырками. Смешно, не правда ли?
