НА ОДНОМ из конов устроили конкурс красавиц - довольно вяло все прошло. Так Боря Завгородний выполз на сцену, выбрал наиболее эффектную соискательницу, облобызал и заявил: - Столь достойной девушке надо дарить цветы. Но не сезон. Не нашел я нигде цветов. Вот тебе розочка! Достает из широких штанин пустую бутылку, разбивает о стойку микрофона и "розочку" подносит красавице.
НА Фанконе сидят как-то фэны в нумере и жадно общаются. Тут кто-то неразумный кричит: - Хотим выпить со Штерном! Тут кто-то благоразумный увещевает: - Штерн лежит неподъемный в своем нумере. Не получится у вас. Тут один из фэнов, могутный-крупномасштабный сибиряк, выходит из комнаты и через минуту возвращается со спящим Штерном на руках, сажает на кровать. Замечательному писателю, лауреату всяческих литературных премий Борису Гедальевичу вставляют в руку стакан и толкают под ребро. Он открывает глаза: - Выпить, да? - выпивает и опять погружается в сон. Могутный-крупномасштабный сибиряк уносит почетного гостя Фанкона в его номер. Выпили со Штерном...
СВОЕ СОСТОЯНИЕ на конах Борис Штерн сам определяет одним словом: "Спью!"
НА Сидоркон-97 Борис Штерн приехал вдвоем с супругой. И под бдительным оком - ни глотка. В преферанс коллегам-литераторам проиграл, причем крупно. "Трезвый потому что!" - мрачно констатировал. И вообще был не в себе из-за вынужденного сухого закона. На четвертый день супруга Штерна не выдержала, дала ему денег: - Иди, выпей свой стакан! Борис Штерн входит в бар. За столиком перед стойкой сидят Коля Чадович, Женя Лукин, Юра Брайдер. Все свои! И бутылка водки. - Боря, Боря, иди к нам, выпей! - раздаются призывные кличи. Борис Штерн делает знак, что сам, и с чувством собственного достоинства становится в очередь за местными мамами, приведшими своих детей угоститься мороженым в единственном в поселке приличном кафе. Очередь двигается медленно, но Штерн стоически терпит, не поддаваясь на призывные кличи коллег-литераторов. И вот он, звездный час, - Штерн небрежно бросает на стойку деньги и заказывает: - Двести грамм. - Сливочного или шоколадного? - спрашивает официантка.
МАЛЕЕВКА-БАРМАЛЕЕВКА. Только что приехавший белорусский фантаст Николай Чадович заходит в поисках компании в какую-то комнату. Там сидят писатели, которые Чадовича в жизни не видели и, наверное, не читали. Смотрят вопросительно - мол, кто таков? Коля осматривает комнату в поисках знакомого лица и видит прикорнувшего в уголке воробушка Борю Штерна. - Боря! - радостно вопит Чадович. - Боря, здравствуй! Штерн открывает один глаз, смотрит на Чадовича и неожиданно спрашивает: - А ты кто такой? - Это же я, я, Коля Чадович!!! Штерн открывает второй глаз и требовательно произносит: - Паспорт! Чадович ошарашено протягивает Штерну свой паспорт. Тот садится на кровати, берет паспорт обеими руками, открывает, читает: - Паспорт... - и снова отключается.
НА Волгаконе вываливается из отеля "Турист" белорусский фантаст Николай Чадович. Погулять вышел, гм, проветриться. Его тут же ловит милицейский наряд и обоснованно хочет припаять ему "оскорбление человеческого достоинства своим видом". - Хана вам, мужики! - блажит Чадович. - Не знаете, кого замели! у меня соавтор - полковник милиции! - (что правда.) - Можете сразу погоны снимать! Заробели правоохранители - мало ли, вдруг действительно промашка вышла? И потащили Чадовича в его с Брайде-ром нумер. В нумере, натурально, Брайдер - в состоянии аналогичном соавтору. - Юра, - тормошит Чадович. - Ты гляди, Юра, чего творится, а! Брайдер разлепляет глаза, видит Чадовича между двумя коллегами в форме, привстает, ухмыляется и говорит: - Что, падла, попался, да?! Наконец-то! Падает обратно, отворачивается к стенке и умиротворенно спит дальше.
СОН БРАЙДЕРА рождает Чадович.
БРАЙДЕР-ЧАДОВИЧ, да, соавторы. Но на все коны до определенного момента ездил Чадович (количество - один). И спросил фэн Чадовича: - Коля, тебя я уже хорошо знаю, а вот кто такой Брайдер? Ни разу не видел! - Достали уже вопросами! - взрывается Чадович. - Брайдер - это двадцатилитровый жбан, с которым я хожу за пивом, а потом на пару с этим жбаном пишу романы. Фэн принял за чистую монету. У писателей свои причуды. А на Волгаконе пришел наконец определенный момент, и представляют тому фэну солидного мужчину в галстуке: Юрий Брайдер. - Как же так?! - искренне удивляется фэн, - А Чадович мне в прошлом году сказал, что Брайдер - это жбан с пивом... В углу тихо пискнул Чадович и споро выскользнул за дверь. - Сейчас разберемся, кто тут у нас жбан... - сказал Брайдер и уверенно-медлительной походкой профессионального следователя направился вслед за соавтором.
НА ОДНОМ из конов Юрий Брайдер и Николай Чадович (имеющие в жюри один голос на двоих) жили, соответственно, в одном нумере. После заседания жюри у Бориса Стругацкого Брайдер поехал в отель вместе с другими писателями, а Чадович отправился на вечеринку к Сидору. - Ну, Чадович - гад, - вдруг в метро говорит Брайдер. - Наверняка же забыл ключ от номера у дежурной оставить! Пусть только мне на глаза покажется, я ему устрою! Я теперь по его милости вынужден буду по коридорам болтаться! Приехали в гостиницу, ключ на месте. - Вот сволочь, - вознегодовал Брайдер, - и здесь обманул!..
ПЬЯНЫЙ, но тихий, интеллигентный компьютерщик Александр Пирс на Сидорконе обижался на Николая Чадовича за то, что тот не хочет подарить книгу. А у Николая Чадовича не было с собой. Нет - и все. Тут он увидел на подоконнике случайный кусок доски, толщиной сантиметра три и размерами с книжку. И подарил. Другой, дескать, нет. Пирс очень гордится этим подарком, только вот прочитать никак...
АМЕРИКАНСКИЙ классик-фантаст Гарри Гаррисон по приглашению поклонников приехал в Разлив на Сидоркон-98. Измайлов, сидючи с классиком-фантастом в баре, пытается взять у него интервью. Получается плохо. Сам Гаррисон более чем благосклонен, однако в баре не продохнуть от музыкального фона и (главное!) от поклонников, пребывающих в кондиции "мыслящего тростника". То есть поклонники спорадически подсаживаются за столик и выражают свое приятие удручающе однообразно: "Я вас обоих так уважаю, так уважаю... А все равно вы оба говно!" В общем, Измайлов предлагает Гаррисону пройтись, как минимум, до холла, где, как минимум, нет музыкального фона и, как максимум, поклонников. Что они, оба-два, и делают. Сидят в холле, жадно общаются. И даже беседа получается. И к ним таки подсаживается... нет-нет, не "мыслящий тростник", но интеллигентный компьютерщик Александр Пирс (пьяный, но тихий): "Можно, я просто вместе с вами посижу в тишине?" Разрешили посидеть. Сел и благополучно задремал. Тут-то из бара на никаких ногах выплетается поклонник-имярек и - прямиком к столику в холле, за которым общаются Гаррисон с Измайловым. Собеседники ледяно не замечают "тростника". Тогда тот в избытке чувств норовит обнять хотя бы интеллигентного компьютерщика Пирса и что-то невнятное, но шибко доброжелательное ему сообщить. И! Пирс, отстраняясь, экспромтом произносит одностишье на зависть признанному Вишневскому. Он, Пирс, мягко, но твердо (так!) говорит поклоннику-имярек: - Уж лучше ты меня не уважай!.. ...Гаррисону адекватно перевести не удалось.
