НАУТРО встретили Пирса, бледного и страдающего. Спросили: - Саша! Может, тебе пивка принести? - Гильотину... - ответил.
ОДИН ИЗ ФЭНОВ весьма гордился тем, что в восьмидесятых годах пил пиво с Гарри Гаррисоном, когда тот приезжал в Москву. Андрей Николаев-Легостаев жутко ему завидовал. А уже на излете девяностых приехал на один из конов Роберт Шекли, адекватный Гаррисону по легендарности. И сидит в столовой Андрей Николаев-Легостаев со товарищи. Пьет со товарищи пиво из фужеров. Входит Роберт Шекли с женой, а свободные места (два) лишь за столом, где Андрей Николаев-Легостаев со товарищи. Усаживается. Андрей Николаев-Легостаев и Роберту Шекли пива бы налил, но всех заранее предупредили, что тому нельзя. Однако пил же Андрей Николаев-Легостаев с Шекли! Рядышком ведь сидели! За одним столом! Выходит Андрей Николаев-Легостаев из столовой и всем хвастается: пил пиво с Шекли! Все уважительно и завистливо цокают. Лишь отец-основатель Сидоркона, Саша Сидорович, педантично поинтересовался: - А Шекли-то с тобой пил?
АНДРЕЙ Николаев-Легостаев: Даже если я не сделаю в жизни ничего более-менее достойного, мне уже есть чем гордиться! Когда Витман-Логинов писал своего "Многорукого бога далайна", я был первым читателем. Причем читал в рукописи и маленькими кусочками. Наверное, не будет преувеличением, если скажу, что жил этим романом вместе с автором. И вот спрашиваю: - Слушай, а чего это в твоем романе вино пьют только вельможи? - Так дерево туйван редкое и плоды, из которого делают вино, дорогие. Беднякам это недоступно, - терпеливо поясняет Витман-Логинов, словно ученику на уроке химии. - Подожди, но чавга у тебя есть? - Есть. - И горячие каменные авары, у которых сушат порох, есть? - Есть. - А что будет, если мякоть чавги поставить к аварам? - Забродит. - Так какого лешего твои изгои трезвенники? И по страницам романа загулял перегар от браги из чавги. Целиком моя заслуга, бью себя в грудь и горжусь!
HA ОЧЕРЕДНОМ Сидорконе лауреат Госпремии Славочка Рыбаков, придя в себя поутру после бурной ночи в компании с обожателями и обожательницами, выходит на балкон. Девятый этаж. Чайки крякают. Леса - до горизонта. Елки-сосны по макушку в густом тумане. Рыбаков глядит сверху вниз на это на всё и, ни в коем случае не думая шутить, искренне ужасается: - Ну и накурили мы вчера!..
НА Сидорконе-94 Борис Стругацкий в кулуарах посетовал: дескать, некоторые писатели так напиваются, что не помнят о сотворенном накануне. Вот, например, Славочка Рыбаков утром извинялся перед ним, Борисом Стругацким, за то, что вчера спустил мэтра с лестницы. Оказалось, что над Славочкой Рыбаковым кто-то подшутил, рассказав такое. А тот и не помнит ни бельмеса. Даже не помнит, кто, собственно, ему об этом личном кошмаре сообщил. Но поспешил к мэтру с истовыми извинениями. Имена тех шутников - якобы тайна сия велика есть. Все и каждый в курсе: то были Измайлов с Эдиком Геворкяном... Почти аналогичный случай произошел и в среде фэнов. Один из них убедил другого, что вчера, будучи в невменяемости, тот грязно домогался киевской писательницы и красавицы Марины Дяченко. И протрезвевший фэн понуро пошел валяться в ногах у дамы, вымаливая прощения. Непьющая писательница и красавица Марина Дяченко, не моргнув глазом, сказала ему: - Я ничего не помню. Значит, ничего и не было. Протрезвевший фэн, льстя своему самолюбию, и поныне горячо убежден в обратном.
МОСКОВСКИЙ режиссер Игорь Вознесенский по наущению Измайлова прибыл на очередной Сидоркон с новым фантастическим фильмом. Не только себя показать, но и на людей посмотреть. Себя показал. Насчет же людей - он, моторный сердцеед, на Сидорконе таковых не обнаружил. В смысле, пристойных (в смысле, непристойных) дамочек. - Не за тем ехали! - огрызался Измайлов всякий раз, когда московский гость предъявлял ему претензию по поводу "безрыбья". - Оно конечно, - соглашался московский гость, но снова и снова затягивал арию по поводу "безрыбья": - Мне даже вчера ночью собственный хрен приснился! Он смотрел на меня с упреком и укоризненно спрашивал: "Зачем ты меня сюда привез?!" Прозаик Миша Успенский, оказавшийся тут же, озадачился задумчиво: - Как там Фрейд? Вот ведь, если хрен приснился, то это уж наверняка фаллический символ? А?
ЧЛЕН номинационной комиссии Андрей Чертков на Сидорконе-97 в первый же день основательно отдохнул. В итоге проспал голосование. Вечером приходит в бар и громогласно заявляет: - Все, водки больше ни глотка! Работать надо. Да и Ютанов (непосредственный начальник) запретил. Я ему поклялся: водки - ни капли! Подумал и с пафосом добавил: - Но пиво - не водка. Его я не пить не обещал, да и не напьюсь я с пива. Ошибся он насчет "не напьюсь". На следующий день в баре Андрей Чертков громогласно заявляет: - Пива - ни капли! Дайте мне джин-тоник. На четвертый день непосредственный начальник Ютанов представил Черткову всеобъемлющий список напитков, которых тому не рекомендуется пить на Сидорконе. В список на всякий случай были включены кумыс, чача, сакэ и дорогой коньяк "Курвуазье".
АНДРЕЙ ЧЕРТКОВ: - А можно, я налью себе еще... чаю? - "Не чай он там пьет"... - Ну, кофе. Ну, с коньяком. Ну, забыл я кофе налить, ну и что?!
НА Сиборкон-93 приезжал Виктор Пелевин. Поддерживая репутацию своих странноватых рассказов, избрал соответствующий стиль поведения. На четвертый день один из гостей, некий фэн из Ростова-на-Дону, сокрушенно сказал одному из организаторов кона, Андрею Николаеву-Легостаеву, что вот завтра уезжать, а бутылка ростовской водки, которую специально тащил за тридевять земель, чтобы распить ее именно с Николаевым-Легостаевым, так и не раскупорена. Николаев-Легостаев глянул на часы и махнул рукой: - Ладно, мне нужно еще кое-что сделать, но через сорок минут буду у тебя. Заходит он в номер ростовчанина через оговоренное время и видит картину: на кроватях сидят разные фэны, включая ростовчанина, и смотрят на Пелевина. А тот сидит за столом, на котором красуется пустая водочная бутылка, - пальцы козой, размахивает руками в стороны и жужжит. Медитация? Медитация длится минут пятнадцать. Никто Пелевину не мешает. Наоборот, смотрят на него, не отрываясь. А Николаев-Легостаев, заскучал. Наконец медитация заканчивается на высокой ноте жужжания и эффектном пассе. - Чувствуешь? - вопрошает Пелевин фэна. - Нет, - виновато отвечает тот. - А ты? - оборачивается Пелевин к другому фэну. - Нет. - А ты? - к третьему фэну. - Нет. - Ну а ты? - вопрос к Николаеву-Легостаеву. - Чувствую. - Во-о! - оживляется Пелевин. - Видите?! Он - чувствует! И что ты чувствуешь? - Чувствую, - отвечает горько Николаев-Легостаев, - что водка моя уже выпита. С тех пор Пелевин с Николаевым-Легостаевым не разговаривает.
РЕДАКТОР издательства "Центрполиграф" Геннадий Белов перестал существовать для Андрея Николаева-Легостаева после того как... Написал Андрей Николаев-Легостаев книжку, тем самым номинально перейдя из категории фэнов в категорию авторов. И всем интересующимся давал почитать рукопись на предмет издания. Позвонил автору редактор Геннадий Белов, предложил приличную сумму гонорара. Автор охотно согласился (в другом издательстве гонорар был значительно скромнее). Редактор отправился за авансом в Москву. Заверил, что такого-то числа привезет деньги и - подпишем договор. Такого-то числа он не позвонил. Автор всячески пытался его найти, но безуспешно. Не позвонил редактор и через десять дней. Автор плюнул и в сердцах подписал договор с другим издательством, где гонорар значительно скромнее. И буквально на следующий день звонит редактор Геннадий Белов: - Сейчас я привезу тебе оговоренный аванс. Автор объясняет, что уже подписал договор с другим издательством. Редактор во гневе. Автор пытается огрызнуться: - Ведь обещанный срок давно прошел! - Я был в запое и не мог позвонить! - безапелляционно парировал Белов. Но у тебя-то какие оправдания?!
