Он прошелся вдоль стола, подозрительно принюхиваясь к огромным кускам мяса, что-то бормоча себе под нос, хмыкая и качая головой. Наконец он остановил свой выбор на фаршированном павлине, все хвостовые перья которого по-прежнему были на месте. Мясо оказалось немного жестковатым, но довольно приятным, а начинка - просто-напросто отвратительной. Земляника за ночь успела скиснуть, но на столах нашлись совершенно восхитительные абрикосы. Фарбелоу настаивал, что их непременно следует чистить: по его словам, они наверняка созрели в навозной куче.
- Он что, делает всю эту еду из ничего? - спросил Джеффри. - Или она все-таки откуда-то берется? Утром я вскипятил немного воды в шлеме, а когда хотел повесить его обратно, то там уже появился другой. Он действительно вот так прямо взял и сделал эту башню одним махом?
- Я понятия не имею, как он все это делает. Башня появилась ночью, и он убрал мой домик, но я уговорил вернуть его, так как в нем находился наркотик. Мне кажется, что все это копии чего-то: некоторые предметы выглядят так, как будто ими пользовались, и одежда, похоже, принадлежала вполне реальным людям. И с едой, я думаю, то же самое. Порой эти большие торты выглядят так, словно их пекли к какому-то конкретному случаю. Иногда мне приходит в голову, что это даже и не копии, а настоящие предметы, которые он взял да и перенес во времени.
- Тогда почему здесь нет ни одной живой души кроме нас? полюбопытствовала Салли.
- Трудно без общества, правда? Я задавал ему этот вопрос, когда еще мог с ним разговаривать... Он ответил что-то на тему "естественности". Мне кажется, он имел в виду, что делать с людьми то, что он творит с башней или едой каким-то образом неправильно... это против природы. Наверно, поэтому он и позволяет еде портиться. Но с ним теперь так трудно, и он так раздражается, когда мне приходится лезть в словарь, и все совсем не так, как мне хотелось...
- Я могла бы вам помочь, - предложила Салли. - Я бы говорила по латыни все, что вы мне скажете.
Старичок аптекарь, под конец своей маленькой речи начавший хлюпать носом, уже открыл было рот, чтобы сказать "нет", но вместо этого тяжело вздохнул и, словно только осознав, что именно предлагает ему девочка, уставился на нее. Казалось, он вот-вот заплачет. Потом он снова тяжело вздохнул и покачал головой.
- Слишком поздно, - прошептал он. - Слишком поздно... Если бы ты появилась здесь четыре года тому назад. Тогда еще возможно... Но теперь ему уже ничего не объяснишь. А даже если тебе это и удастся, то синдром отвыкания...
- Вчера вы о нем уже упоминали, - прервал его Джеффри. - Но что это значит?
- Ну, видите ли... не знаю даже, насколько это уместно... что скажут ваши родители... ах, вы же сироты, извините меня, ради Бога! Нет, так у меня ничего не выйдет...
Молчание. Затем Фарбелоу расправил плечи и заговорил совсем другим, сухим, размеренным голосом, словно учитель, ведущий скучный-прескучный урок:
- Некоторые наркотики обладают способностью вызывать устойчивую привычку к их потреблению. Это означает не только то, что пользующиеся ими люди любят их употреблять, но и то, что наркотик начинает нравиться всему организму такого человека. Каждый мускул, каждая клеточка кричит от боли, если не получает привычной дозы. Отсюда и выражения "ломка", или "синдром отвыкания". Наркоман, лишенный наркотика, становится совершенно невменяемым. Он часто впадает в безумную ярость... А если он будет обладать мощью, как у него...
Голос Фарбелоу вновь стал нормальным.
- Все это я рассказываю, разумеется, не из собственного опыта, а по данным литературы. Сам я никогда не принимал никаких наркотиков. Фармацевтическое Общество проявляло особую строгость в этом вопросе, а моя покойная жена... Бог ты мой! Теперь мне кажется, я совершил огромную глупость, но я хотел сделать как лучше, честное слово, и сейчас я уже не могу остановиться. Это было бы слишком опасно. Я знаю... особенно если он так и не сможет понять, что с ним происходит.
- Может, мне попробовать ему все объяснить? - спросила Салли.
- Наверно, следует попытаться. Должен признаться, мне этого очень не хочется, но другого выхода у нас нет... Ну, вот...
Он пошмыгал носом и уткнулся в свой кубок.
- Если мы хотим идти, это надо делать сейчас, - наконец решил Фарбелоу. - Именно сейчас его состояние - лучше не бывает. Он удовлетворен той дозой, которую я ему вколол, но еще не успел раствориться в своих снах. Если нам повезет, мы сможем даже попасть в промежуток ясного сознания... Впрочем, он все равно реагирует не так, как остальные люди. Пойдемте, чего откладывать. Джеффри, ты покрутишь нам этот проклятый ворот? Только вот еще что: спустимся мы с Салли, а ты останешься наверху. Ты должен пообещать не идти за нами. Я ведь знаю, какой любопытной бывает молодежь. Я полагаюсь на твое честное слово.
- Я обещаю, - сказал Джеффри.
Крутить ворот оказалось куда труднее, чем мальчик мог себе представить. В деревянных колесах и осях, очевидно, было очень большое трение, и Джеффри мог только поражаться силе воли Фарбелоу, заставлявшего свое старческое тело раз за разом совершать эту, несомненно, непосильную для него работу. Джеффри крутил и крутил, и наконец огромная каменная плита поднялась. В черноте провала Джеффри увидел начало лестницы.
- Здесь довольно круто, - предупредил Фарбелоу. - Я покажу дорогу.
Через миг они с Салли скрылись во мраке.
Джеффри болтался вокруг колодца, пока не пришел Мэддокс. Пони, словно зная, куда подевалась его хозяйка, отогнал мальчика прочь и даже попытался спуститься по лестнице. Но почувствовав на первой же ступеньке бесполезность этого занятия, застыл напротив провала, глядя в темноту, будто кошка, сторожащая мышиную норку, или как влюбленный, не отрывающий взора от балкона своей дамы сердца. Джеффри оставил его за этим занятием.
Проходя мимо домика мистера Фарбелоу, Джеффри решил поглядеть, что там внутри. С крыльца он прекрасно видел Мэддокса, застывшего словно чучело в музее. Пони наверняка зашевелится, как только кто-нибудь появится на лестнице. Желтая дверь была приоткрыта, в прихожей валялся всяческий хлам - только-только места, чтобы пройти. Пахло сыростью и пылью, как иногда в домах, где давно не убирали. На втором этаже располагались две комнаты: одна - пыльный чулан, другая - симпатичная комнатка с розовыми обоями и двумя кроватями. Внизу Джеффри обнаружил кухню с газовой плитой, на которой не готовили, казалось, целую вечность. А напротив кухни находилась комната, которую искал Джеффри.
Это была комната, где жил мистер Фарбелоу, и где он держал свои вещи. Вдоль стен на полках стояли длинные ряды бутылочек с какими-то лекарствами. Рядом - картонные ящики со всякими штуками, на вид, медицинского назначения. Большинство книг было по фармакологии и медицине. На одной из полок стопкой лежали номера "Фармацевтического журнала". Из мебели в комнате стояли потертый диван, на котором, похоже, спал Фарбелоу, большой стол и стул с прямой спинкой. На столе стояла фотография полной улыбающейся женщины с черными волосами, собранными в узел. Рядом лежали два словаря - латинско-английский и англо-латинский. a посередине бухгалтерская книга. Последняя запись в ней гласила:
