- Ты же знаешь, - хмурится император.
- Хорошо. Оставим Каэтану. Я свалился с коня, и меня должны пронзить копьем...
- Агатияр!
- Что ты сделаешь? - Старик заглядывает в лицо молодому владыке.
- Ты знаешь...
- Знаю. И это меня беспокоит. Я слишком хорошо знаю тебя, мальчик мой. И я почти не надеюсь переубедить тебя...
- Ты меня сам так воспитал, Агатияр.
- Да. А теперь я прошу тебя прислушаться к другим словам. Когда я растил тебя и вел в первый бой, ты был всего лишь третьим принцем маленькой Фарры и все твое достояние заключалось в двух-трех стадах овец. Я мечтал, чтобы из тебя получился настоящий воин, благородный, храбрый, надежный товарищ, - я горжусь тем, что все мои мечты сбылись.
Старик замолкает. Подходит к столу, берет золотой кувшин с тонким горлышком, усыпанный множеством драгоценных камней, и наливает в кубок вина. После недолгого раздумья выпивает залпом. Терпкая красная жидкость обжигает его внутренности, но придает бодрости и сил. Некоторое время он внимательно рассматривает кубок, а затем и кувшин.
- Однако... Когда-то твои предки почитали бы за счастье обладать таким сокровищем. А теперь это не сокровище, но обычная посуда. И ты не ценишь ее. Это хорошо, что ты ее не ценишь, что тебе чужды алчность и скупость. У тебя такая казна, что оставшуюся часть Варда ты можешь просто купить. У тебя в руках судьбы многих народов, будущее государств. Сам континент во многом зависит от тебя. Зу, мальчик мой, ты не только воин, но еще и полководец. Это важнее - в сущности, только это что-то сейчас и значит. Поэтому ко всему, что происходит, ты должен научиться относиться иначе.
Император тоскливо смотрит на седобородого наставника. Затем переводит взгляд на стену, где на золотом крюке висит его боевой меч в потертых кожаных ножнах. Зу-Л-Карнайн по-прежнему считает, что драгоценности только отягощают доброе оружие.
- Нет, - твердо говорит Агатияр, перехватывая этот взгляд. - Учись думать масштабнее. Если у тебя на глазах станут убивать меня, это еще ничего не решает. Основная твоя задача - сохранить армию, уберечь людей от напрасных потерь, спасти страну. Обещай мне, что никогда не станешь рисковать жизнью ради кого-нибудь одного.
- Агатияр! - Аита взволнован и даже немного сердится. - Ты, право, на тот свет, что ли, собрался? Попросим Тиермеса, он тебе отсрочку даст. А если серьезно, то не заставляй меня обещать всякие глупости.
- Это не глупости! Зу! - строго обрывает визирь.
Он еще и не то позволяет себе наедине с владыкой одной четвертой части Варда.
- Не смогу я такое произнести вслух, - жалобно произносит аита.
- Придется.
Агатияр кладет тяжелую ладонь на мощное плечо своего воспитанника. Не выдерживает и крепко обнимает.
- Обещай мне.
И императору не остается ничего другого, кроме как обещать Агатияру смотреть на события с точки зрения полководца, а не любящего и чувствующего человека.
Твердо обещать.
Салмакида встретила их приветственными криками, многоцветием флагов на башенках, шумными толпами счастливых подданных и новоприбывших паломников. Войска сангасоев во всей своей красе выстроились у городских стен, на берегу Охи. Здесь же возвели алые и золотые шатры, в тени которых вельможи Сонандана пережидали полуденную жару. Правда, татхагатха и Нингишзида усидеть на месте не могли и с бокалами прохладительного в руках нетерпеливо шагали по самой кромке воды. Малан-Тенгри сопровождал их, а за князем скаатов бродил его любимый черный бык - огромное животное, рога которого были выкрашены красным. Трое мужчин обменивались время от времени короткими фразами, но разговор то и дело обрывался на полуслове - их мысли были заняты другим...
Суматоха началась еще накануне вечером. Хортлаки, неведомо каким образом узнававшие все первыми, прислали двух гонцов во дворец Тхагаледжи с сообщением о том, что маленький отряд в полном составе приближается к Онодонге и утром должен будет вступить на территорию Сонандана. Радости сангасоев не было границ; главный повар немедленно стал готовить праздничный обед, состоящий исключительно из любимых блюд повелительницы; придворные дамы в непритворном восторге украшали покои цветами и расставляли повсюду вазы с фруктами; жрецы и паломники выскабливали Храм Истины, и он, казалось, кряхтел и поскрипывал от восторга, подставляя двери и окна. Храмовый парк расцвел и пышно зазеленел, будто вновь наступила весна.
Куланн же пересек Оху на украшенной венками и коврами барже и занял самую выгодную позицию - во главе отряда сангасоев встал прямо возле ущелья, у выхода на Шангайскую равнину.
Поэтому когда Ворон, осторожно ступая, миновал наконец узкую расщелину, Каэ оказалась лицом к лицу со своим верным телохранителем. Всего на полкорпуса позади него возвышались мощные фигуры Могаллана и То Кобинана; рыцари расплылись в счастливых улыбках. Несколько десятков воинов полка Траэтаоны, тех самых, что сопровождали ее на Иману, выхватили из ножен мечи, полыхнувшие в лучах солнца. Так сангасои приветствовали своих военачальников высшего ранга.
И тут же взорвалась приветственными криками равнина, сплошь покрытая всадниками; вопили и смеялись матросы на барже, а среди них острый взгляд Каэ разыскал капитана Лооя - доблестный ее друг стоял неподвижно возле трапа.
- Как я рада вас видеть, - прошептала она. - Нет, не рада - счастлива.
Каэ возвратилась домой - чувство нежности и любви к этой земле было настолько пронзительным и острым, что она буквально задохнулась им и несколько секунд не могла говорить. Вот бы видел это все Тайара, тогда бы он понял, наверное, зачем она так рвалась назад! Сознание собственной необходимости, незаменимости и нужности для всех этих существ, среди которых людей была едва ли половина, придало ей сил. Она была уверена в том, что сделает все, чтобы этот мир продолжал радоваться жизни и не был уничтожен злой волей.
Потом до ее слуха долетели высокие и пронзительные звуки. Она осмотрелась и моментально все поняла, как только заметила в толпе встречающих трех рыжевато-серых мохнатых малышей - это хортлаки выражали восторг и радость. Хорошо еще, что они догадались отрядить всего несколько посланцев, а не явились шумной и голосящей армией.
- Все-таки вы, госпожа, сумели улизнуть, - засмеялся Куланн. - Я выехал вам вслед, но татхагатха велел мне возвратиться. Он сказал, что троих бессмертных и четырех фенешангов вполне достаточно для вашей охраны.
- Вижу, ты этому не очень веришь, - усмехнулся Джоу Лахатал, появляясь из ущелья.
За ним выехал га-Мавет, а следом - Арескои на седом скакуне Бордонкая. Ущербная Луна висела в чехле, притороченном к седлу...
