- Может, это и есть самое правильное решение, - внезапно проясняется лицо Да-Гуа. - Не думай о том, чего еще не случилось. И занимайся неотложными проблемами, их у тебя хватает.
Ма-Гуа протягивает руку с зажатой в ней фигуркой:
- Такие подсказки запрещены, но мы слишком неравнодушно относимся к тебе...
- Это тоже не поощряется, - сообщает Да-Гуа. - Но ты можешь подглядеть одним глазком - это уже случайность, а все случайности даже мы не можем рассчитать.
Она бросает быстрый взгляд на фигурку, и ей кажется, что это урмай-гохон. Но она не стала бы утверждать наверняка.
- Нам пора, - шелестят три голоса, сплетаясь в плеск воды.
Каэтана молчит, но теперь есть кому ответить за нее.
- На Джемаре существует несколько талисманов, - радостно объявляет Ниппи. - Мы вскоре отправимся туда, можете на меня положиться.
Трое монахов медленно растворяются в волнах Охи. Показалось ли Каэ, что она слышала тихий-тихий смешок?
Огромный дракон, сверкая золотистой чешуей, сидит на крепостной стене Салмакиды. Мощный хвост лежит неподвижно, спускаясь чуть ли не до самой земли. Люди толпятся невдалеке, любуясь своим гостем - драконов в Сонандане не боятся, весьма почитают и любят, но все же они редко спускаются с гор.
В последнее время - чаще.
Гораздо чаще.
Древний зверь сидит спокойно, его когтистые лапы впились в камень, и тот медленно крошится, осыпаясь на землю. По стене, которой обнесена Салмакида, могут свободно проехать рядом трое всадников, и еще место останется. Но, глядя на дракона, жители столицы понимают, насколько ненадежна и хрупка эта ограда. Так себе - заборчик.
Ящер изгибает шею, поднимает голову и начинает петь.
Поющий дракон - зрелище восхитительное, и толпа у подножия стены замирает в восторге и благоговении.
Дракон приветствует Великую Древнюю богиню - Интагейя Сангасойю, Суть Сути и Мать Истины.
- Аджахак!
- Здравствуй, дочь Драконов! - разевает пасть ящер.
Каэ удивляется, потому что в ее многочисленные титулы никогда не входил этот.
- Доспехи Ур-Шанаби признали тебя. - Дракон легко наклоняется к ней с крепостной стены, и его исполинская голова оказывается на одном уровне с землей. Крошечная фигурка богини выглядит игрушечной, словно только что добытой из шкатулки, принадлежащей трем монахам.
Разговор происходит неслышно для остальных. Древний зверь не владеет человеческой речью, да и рев его свалил бы с ног любого собеседника. По этой причине со времен возникновения человека драконы научились напрямую передавать свои мысли. Для богов они не стали делать исключения, а боги и не протестовали.
- Я счастлив, что ты стала нашей - по крови.
Аджахак рассматривает Каэтану внимательно, затем спрашивает:
- Ты убила мантикору?
- Да, убила. И кажется, случайно. Во всяком случае, я бы не решилась повторить этот бой, - откровенно признается Богиня Истины. Она считает, что грешно лукавить с одним из самых мудрых существ Арнемвенда.
- Ты помнишь, как это произошло? - настаивает дракон.
Кажется, его интересует что-то вполне конкретное, но она не знает, что именно, а описывать схватку в подробностях... Подробностей-то никаких и не было. Гораздо больше Каэ хотела бы обсудить то, что произошло уже после смерти мантикоры, но она честно пытается ответить на поставленный вопрос.
- Мантикора боится дракона - я столько раз слышала это до сражения, да еще и доспехи попались таким чудесным образом... в общем, мне показалось на какой-то миг, что я стала драконом. Прости, Аджахак, эту дерзость - я понимаю, что так не может быть на самом деле. Тем более что магия надо мной невластна... Просто почудилось. Главное, что это помогло по-настоящему.
- Кто знает, что может, а чего не может быть. - Ящер лукаво сощуривает громадный изумрудный глаз. - Ты готова?
- К чему я должна быть готова? - подозрительно спрашивает Каэ. Внутренне она уже собралась опротестовывать решение о принятии ее в сплоченные ряды драконов.
- Я отвезу тебя на Джемар, - говорит Аджахак.
Каэ поклялась бы, что глаза зверя искрятся невероятным весельем - скорее всего свою последнюю мысль ей от него утаить не удалось.
- Мне сказали монахи, что у меня появится помощник, - старается она перевести разговор в нужное русло. - Если это ты и есть, то я просто счастлива. Скажи, неужели ты для этого прилетел с Демавенда?
- Не только, - тихо отвечает дракон. - Братья решили, что детям Ажи-Дахака уже пора принимать участие в происходящем. Мир клонится к закату. А так хочется еще погреться на солнце.
- Справедливо.
Кахатанна оглядывается. Ее спутники, многочисленные войска и армия подданных мнутся невдалеке, не решаясь перебивать двух беседующих, изнывая на солнцепеке от жары, а еще больше - от любопытства. Бессмертные деликатно маячат в стороне, чтобы не смущать публику своим присутствием.
Татхагатха и верховный жрец выглядят серьезными и встревоженными...
Черный бык Малана-Тенгри тоскует, ибо настал час кормежки, - он укоризненно смотрит на Каэ и шумно вздыхает. Даже у стены слышно.
- Понимаю, - молвит Аджахак. - Ступай к ним, отдыхай. Я встретил тебя и рад этому. Но помни, времени у нас немного, и потому не теряй его зря. Когда будешь готова к походу, приходи. Я стану ждать тебя на Шангайской равнине, чтобы не нарушать покой бедных людей.
- Мне неудобно, Аджахак, - протестует она.
- Извини, это мне неудобно. Стена у вас какая-то хрупкая, и мне совсем не хочется обрушить ее своей тяжестью, иначе Нингишзида окончательно утратит уважение к древним существам.
- Тебе прислать жертвенных животных?
- Пообедаю, - соглашается Аджахак. - Но не больше стада: я сыт.
В парадном зале звучали музыка, смех и приветственные крики. Произносили невесть какой по счету тост во славу повелительницы Сонандана, ее многочисленных друзей и сподвижников.
Столы буквально ломились под тяжестью золотой и серебряной посуды, щедро украшенной драгоценными камнями. Звонко пели птицы, порхающие под потолком. Стены и колонны были увиты плющом, буйно цветущим красными и голубыми цветами. В мраморных бассейнах плескались цветные рыбешки. В огромных перламутровых раковинах, привезенных из Хадрамаута, горами были навалены спелые фрукты.
Джоу Лахатал, впервые принимавший участие в подобных празднествах, оглядывался в недоумении и смущении. Его удивляло все, что здесь происходило: и доблестные военачальники и вельможи, относившиеся к нему с уважением, но не более того - без тени священного трепета или благоговения, каковой им полагалось бы испытывать в присутствии Верховного бога Арнемвенда, большинство из них по многу раз предлагали чокнуться, радушно угощали и все время пытались завязать беседу. Змеебог вертел головой, пытаясь отыскать братьев, но га-Мавет не обращал на него внимания, занятый разговором с Номмо. Желтоглазый Бог Смерти питал слабость к маленькому альву, который напоминал ему своего кузена - Воршуда. Тхагаледжа и Арескои увлеклись спором о преимуществах секир и топоров перед остальным рубящим оружием, при этом правитель Сонандана быстро что-то черкал на плотной бумаге - как оказалось впоследствии, Бог Войны согласился позировать для серии портретов.
