Ознакомительная версия.
— Вставай, — сказал я, — и пошли.
— Но нас остановят.
— Для всех встречных ты идешь в сопровождении офицера, который ведет тебя куда надо. Так что иди и не удивляйся.
— Я тебе иногда удивляюсь.
— Не стоит, — сказал я. — Ты мне льстишь.
— Как странно, — сказал Егор и первым пошел к двери. — Мне иногда кажется, что мы с тобой просто живем в разных городах. Можно сесть на поезд и приехать в гости.
— В общем, так оно и есть.
Мы вышли в коридор. Там было пусто. Стены были выкрашены в человеческий рост тоскливой голубой краской.
— Я очень надеюсь, что Леониду Моисеевичу удастся создать достойную вакцину, — сказал Егор.
— Когда выйдем отсюда, все подробно мне расскажешь.
— Я сейчас начну. Может быть, у нас там не будет времени, — разумно ответил Егор. — Ты сейчас всем кажешься солдатом?
— Нет, полковником. Помнишь того, кто нас у подземелья встретил?
— А почему ты его выбрал?
— Его здесь наверняка все знают. Он — заместитель комбрига.
Первый пост был сестринский — барьерчик, за ним медсестра, как в любой больнице.
Медсестра была молоденькой, и — редкость в наши дни — золотые волосы заплетены в толстые косы и венком завернуты вокруг головы. Она радостно мне улыбнулась.
— Как вы себя чувствуете, Александр Тихонович? — спросила она. — Язва больше не беспокоит?
— Твоими молитвами, — ответил я. — Твоими молитвами.
Медсестра качнула золотым гнездом и серебряно засмеялась.
Егор убедился в моих способностях и начал рассказывать о том, как сюда попал. Мы как раз дошли до конца истории с совещанием консулов на берегу моря, как оказались в холле.
Тут был настоящий барьер, у него дежурный пост.
Я надеялся, что в бригаде царит дух домостроя. Иначе не выпустят.
Дух домостроя победил.
Сержант на выходе потянулся ко мне губами и прошептал:
— Здесь генерал-лейтенант приехал, распоряжается. Но не наш.
— Знаю, — сказал я тихо. — Делай вид, что уважаешь его как товарища министра.
— Понял, товарищ полковник! — сказал сержант.
И тут все погибло.
Потому что сверху раздался голос:
— Эй, погодите, что вы там делаете?
Настоящий полковник Александр Тихонович резво сбегал с лестницы.
А я успел заметить, что снаружи, возле здания, на осеннем солнышке стоит мой дорогой дядя Миша, не подозревающий, в какой переплет он нас затащил. А возле него, под охраной солдатиков, маются Майоранский и Лядов.
И как раз в тот момент все они обернулись и исчезли из поля моего зрения.
Я остался наедине с судьбой.
Такой трудной задачки мне еще не приходилось решать.
Я раздвоился.
Я остался для сержанта полковником и как таковой подтолкнул Егора к выходу, но обернулся к полковнику в виде того генерала, что захватил здесь власть и лишил таковой моего дядю Мишу.
Полковник смутился и приостановил бег. Какие бы сомнения тебя ни охватывали, вряд ли ты закричишь настоящему генералу, чтобы он остановился. Такой окрик надо обдумать, к нему положено внутренне подготовиться и подумать при этом, насколько тебе дорога карьера и что вообще для тебя важнее: карьера или справедливость?
Пока эти мысли бороздили чело полковника, я вытолкал Егора на улицу.
На свету, на зеленой траве, на поляне, обрамленной елями, стоял наш вертолет. Вертящийся винт прижимал траву.
На полпути к нему шагал генерал дядя Миша.
Перед ним семенили к вертолету бериевские биологи.
Дядя Миша остановился, обернулся к нам и сердито спросил:
— Вы что, ночевать там собрались?
Словно мы с ним заранее договорились обмануть охрану и привести всех биологов и их преследователей именно на эту поляну и к генеральскому вертолету, прежде чем его захватит наш соперник.
— Ну, скорее, — велел он мне, одним глазом наблюдая за тем, как Майоранский и Лядов забираются в кабину.
Тут из госпиталя выскочил полковник, и дядя Миша поднял руку, останавливая его.
— Не беспокойтесь! — крикнул он. — Все под контролем!
Усаживаясь рядом со мной в перенаселенном вертолете, дядя Миша сказал:
— Не будет он ничего предпринимать, пока нет указаний. А новый руководитель проекта от ФСБ пока принимает свои фронтовые сто грамм с комбригом. Славные ребята. Видишь, до чего страну довели!
Я стал спорить с дядей Мишей. У нас принято обвинять в гибели страны и распаде экономики своих личных недругов. Для одного — это коммунисты, для другого — демократы, а для дяди Миши — соперники из ФСБ.
Вертолет пошел вверх.
— Все на борту? — спросил дядя Миша.
— Верки нет, — сказал Егор. — Она ведь тоже схватила дозу, только сама этого не знает.
— Она другого не заслужила, — сказал Лядов.
Он-то себя виноватым не чувствовал. Он уже ожил. Как я понимаю, дядя Миша объяснил биологам, что план уничтожения Земли пока не сработал, но есть шансы возвратиться в Чистилище живыми.
Агенты Берии решили, что они избегли наказания. По крайней мере здесь.
— Гарик, — попросил меня генерал Миша, — ты не можешь включить свой радар?
Все обернулись ко мне, подозревая, что сейчас я вытащу курицу из цилиндра.
— Вы имеете в виду девушку?
— Да, — сказал генерал. — Мы ведь не приговаривали ее к смертной казни.
Вертолет наклонился и пошел прочь от домиков и бараков военной части в сторону станции.
— Я думаю, — сказал я, — что она пошла к автобусной остановке. И должна быть поблизости. Вы можете потерять три минуты?
— Но не больше, — пробурчал дядя Миша. У него катастрофически не хватает чувства юмора, а в стрессовых ситуациях оно вообще пропадает.
Я подошел к дверце вертолета и распахнул ее. Внутрь ворвался теплый воздух.
Пилот, обернувшись, что-то закричал мне.
Генерал помахал мне рукой. Он знал о некоторых моих способностях. Пожалуй, я у него единственный настоящий инопланетянин. Хотя кто может ручаться? В секретных организациях Российской Федерации можно и говорящего крокодила отыскать.
Я шагнул наружу, и следом мне раздалось коллективное «Ах». Все поверили в мое самоубийство.
Я же понесся по касательной над лесом, над деревенской улицей, к автобусной остановке, возле которой никого не было.
Я чувствовал страх Веры.
Она шла дорожкой — ей оставалось до автобусной остановки метров сто. И она уже решила для себя, что не будет выходить на открытое пространство и, лишь когда автобус остановится, побежит к нему.
Ознакомительная версия.
