- Наоборот, легче легкого. В конце концов у меня же хватило глупости попасть к тебе в плен. Даже хватило глупости никому письма не посылать.
- Я надеюсь, когда я его расшифрую, там не будет обо мне ничего неуважительного. Иначе я тебя до полусмерти изобью.
- Ты прав, - сказала Петра. - Ты действительно неотразим.
Через пятнадцать минут они летели в небольшом самолете, держащем курс на юго-восток. Это была шикарная машина - для своих размеров, и Петра подумала, принадлежит этот самолет какой-то из тайных служб или королю преступного мира. А может быть, и то и другое.
Она хотела изучить Ахилла, рассмотреть его лицо, понять мимику. Но не хотела, чтобы он заметил ее интерес. Поэтому она стала смотреть в окно, думая, не поступает ли при этом как покойный психиатр - смотрит в сторону, чтобы не глядеть в глаза горькой правде.
Когда звоночек сообщил, что можно расстегнуть ремни, Петра встала и пошла в туалет. Там было тесновато, но по сравнению с коммерческими самолетами очень даже удобно. И были матерчатые полотенца и настоящее мыло.
Петра тщательно стерла мокрым полотенцем кровь и ошметки мяса с одежды. От грязной одежды было никуда не деться, но можно было хотя бы убрать видимую грязь. Когда Петра кончила вытираться, полотенце стало уже настолько мерзким, что она его бросила и взяла для лица и рук новое. Она скреблась изо всех сил, пока кожа не стала гореть, но соскребла все. И даже намылила волосы и вымыла их над крошечным умывальником - самое трудное было полоскать их, поливая по одной чашке за раз.
Все это время Петру не отпускала мысль, что последние минуты своей жизни психиатр слушал ее слова, насколько он глуп и насколько бесполезна работа всей его жизни. Пусть она была права, как доказала его смерть, но факт оставался фактом: каковы бы ни были его мотивы, он пытался спасти ее из рук Ахилла. Ради этого он отдал жизнь, как бы по-дурацки ни было спланировано все предприятие. Все остальные спасательные операции прошли гладко, хотя были наверняка спланированы так же плохо. Очень многое зависело от случайности, и каждый в чем-то был глуп. Петра была глупа в том, что говорила людям, имеющим над ней власть. Злила их. И продолжала это делать, понимая, что это глупо. А если делаешь глупость и знаешь, что это глупость, то тогда ты еще глупее.
Как он ее назвал? Неблагодарной девчонкой.
И очень точно определил.
Как она ни переживала его смерть, как ни ужаснуло ее то, что она видела, как ни страшно было оказаться снова под властью Ахилла, как ни одиноко ей было последние недели, Петра все равно не могла найти способ заплакать. Потому что глубже всех этих чувств лежало нечто более сильное. Ум продолжал искать способы дать кому-нибудь знать, где она. Однажды она это сделала и сможет сделать это еще раз, так или нет? Пусть ей плохо, пусть она самая презренная из людей, пусть она попала в самые тяжелые детские переживания, но она не собирается подчиняться Ахиллу ни на миг больше, чем будет вынуждена.
Самолет внезапно вильнул, и Петру бросило на унитаз. Она упала на стенку - дальше было некуда, но не могла подняться, потому что самолет ушел в крутое пике, и несколько минут Петра хватала ртом воздух - уже не богатый кислородом воздух салона, а холодный разреженный наружный воздух, от которого закружилась голова.
Корпус пробит. Нас сбили.
И вопреки неукротимой воле к жизни мелькнула мысль: хорошо для всех. Пусть погибнет Ахилл, и кто бы ни был еще в этом самолете, для человечества это будет великий день.
Она открыла дверь и вышла в салон.
Боковая дверь была приоткрыта. А в двух метрах от нее стоял Ахилл, и ветер трепал его волосы и одежду. Он позировал, будто понимал, как красиво смотрится на самом краю смерти.
Петра направилась к нему, держась подальше от двери, но поглядывая наружу, чтобы понять, на какой высоте они летят. Не слишком высоко по сравнению с крейсерской высотой, но выше любого дома, моста или плотины. Упасть из самолета - смерть.
Если бы подобраться сзади и толкнуть…
Увидев Петру, Ахилл широко улыбнулся.
- Что случилось? - заорала она, перекрикивая шум ветра.
- Я подумал, - крикнул он в ответ, - что сделал ошибку, взяв тебя с собой.
Он открыл дверь нарочно. Для нее.
Петра не успела шагнуть назад, как он выбросил руку и схватил ее за запястье.
Его глаза горели огнем. Не огнем безумия, а… да, восторга. Как будто Петра показалась ему вдруг удивительно красивой. Но дело было, конечно, не в ней. Это власть над ней приводила его в такой восторг. Это себя он любил с такой силой.
Петра не стала вырываться. Вместо этого она вывернула руку и тоже вцепилась в Ахилла.
- Давай, прыгаем вместе! - крикнула она. - Ничего более романтического не придумать.
Он придвинулся к ней.
- А как же история, которую мы с тобой вдвоем собирались творить? - Ахилл засмеялся. - А, понял! Ты подумала, что я хочу тебя выбросить из самолета. Нет, Пет, я хочу тебя подержать, пока ты будешь закрывать дверь - как якорь. Нам же не надо, чтобы тебя засосало наружу?
- У меня другое предложение. Я буду якорем, а ты закроешь дверь.
- Якорем должен быть более сильный и тяжелый из двух. А это я.
- Тогда пусть себе будет открытой, - предложила Петра.
- До самого Кабула мы с открытой дверью не долетим, Что он имел в виду, сообщая Петре место назначения?
Что он ей доверяет? Или что не важно, что она будет знать, потому что все равно ей помирать?
Но тут Петре в голову пришла очень простая мысль; если он хочет ее убить, он это сделает. Так чего беспокоиться? Если он хочет убить ее, выбросив из самолета, чем это хуже пули в лоб? Смерть есть смерть. А если он не собирается ее убивать, то дверь надо закрыть, и Ахилл в качестве якоря сгодится за неимением лучшего.
- А никто из экипажа этого сделать не сможет? - спросила Петра.
- Там только пилот. Ты сможешь посадить самолет? Петра покачала головой.
- Значит, он остается в кабине, а мы закрываем дверь.
- Не хочу подкалывать, - сказала Петра, - но трудно было придумать что-нибудь глупее, чем открывать дверь.
Он только улыбнулся во весь рот.
Крепко держась за его руку, Петра вдоль стены пробралась к двери. Она была только приоткрыта - скользящая на пазах дверь. Так что Петре не пришлось тянуться слишком далеко из самолета. И все же в руку вцепился холодный ветер, и очень трудно было схватиться за ручку двери и притянуть дверь на место, И даже когда Петра притянула ее, у нее просто не хватало сил преодолеть сопротивление воздуха и захлопнуть дверь.
Ахилл это увидел, и поскольку дверь уже была закрыта настолько, что выпасть человек не мог и воздухом его тоже не могло засосать наружу, он отпустил руку Петры и переборку и взялся за ручку двери.
