— Это не мы придумали, — сказал Платон. — И вообще, в мире эта дорога в прошлое всегда была. Только люди не всегда об этом знали.
— Непонятно, есть здесь бог какой-нибудь или уже нет? — спросил непонятно у кого Титаныч.
— В этом-то филиале? — отозвался Платон. — Наверное, заместитель какой-нибудь.
Он вспомнил недавние слова Карла. "Мир этот наш, астероид с каверной, известно когда и кем создан, — говорил маленький бригадир. — С какой целью и куда движется. А именно, по замкнутой, математически рассчитанной, установленной в нашем главном офисе орбите. Никакого смысла жизни".
— На Марсе уж точно бога не будет, — добавил Титаныч. — Только дьяволы индейские. Известно, что те индейцы дьяволу поклонялись.
"Вот как сказывается чтение старинных книг на бумажных носителях", — подумал Платон. Непонятно почему показалось, что у него потемнело в глазах. Не сразу он понял, что это темнело на улице. Светильник гас быстро, по земным меркам, — восемь минут. Вот и весь местный вечер, больше похожий на затмение. Внутри даже зашевелился знакомый по детству протест — не хотелось, чтобы этот день кончался.
Здесь мешало все и всему, в том числе и готовиться к будущим лекциям. Нужно было работать, что-то писать. Из самого главного — доклад к новому учебному году.
"Быстрее бы закончили "Бабочку" клеить".
В темноте желтели четырехугольники света, будто сами по себе висящие окна в домах. Так и не заходя в комнату, Платон включил карманный компьютер, вывел изображение прямо в воздух. В пустоте повис светящийся прямоугольник со знакомыми словами. Платон пробормотал несколько фраз и слова зашевелились, поползли. Сквозь слова эти просвечивала крона липы, освещенные фонарем листья. Внизу, над кустами, опять сновали белые от света насекомые: какие-то мошки, ночные бабочки.
Рядом заныл комар. Он обязательно появлялся здесь каждый вечер — как только становилось темно. Может быть, один и тот же, а, может быть, они сменяли друг друга. Дежурный комар. Оказывается, обладающий упорным и педантичным характером, непонятно где помещавшимся в его тщедушном теле. Пока надоедливого врага даже не удалось ни разу увидеть.
Компьютер терпеливо ждал, пока Платон опять скажет что-то. Не дождавшись, выдал длинную строку из вопросительных знаков.????????????????????????????????
"Какой уж здесь из себя выжмешь доклад. Не говоря о большем".
Где-то далеко заскрипела, а потом хлопнула дверь. Подъезда, наверное. Потом зазвучала песня, нестройные голоса. Слов было не разобрать, но судя по мелодии угадывалось что-то старое, хорошо знакомое и неожиданное здесь. Оказывается, внутри у зимовщиков тоже было что-то свое, чего Платон еще не знал.
Не писалось. Он вошел в комнату и безошибочно точно прошел в темноте, по памяти обходя знакомые предметы, сел на кровать. Ничего не видно и почти ничего не слышно, остались только знакомые, привычные уже запахи. В комнате молча шуршал бумажными страницами Титаныч, читал в этой темноте.
Книг здесь становилось все больше. Старик таскал их из магазина, он даже сколотил и прибил к стене самодельную полку из дерева.
Книга. Странный вблизи предмет. Пачка листов в картонной обложке. Не просто нормальный художественный текст, как сейчас — когда-то еще были книги, и назывались они "роман", "повесть", "сборник стихов".
Платон даже пробовал их читать, но попавшийся ему роман показался каким-то странным, как будто неконкретным каким-то. Платон догадывался, что написан старинный текст с обязательной, наверное, тогда иронией, непонятной теперь, в нынешний трезвый век.
Что-то мелкое ударило и рассыпалось по железной крыше. Оказывается, вода. Как всегда после наступления темноты и все равно неожиданно включили дождь. Капли шуршали по листьям деревьев, по кустам во дворе, вода зажурчала в канавах. За окном вокруг архаичного фонаря, стеклянной призмы на чугунном столбе, возник светящийся туман. Может даже, он считался и не фонарем, а лампионом каким-нибудь. Стало слышно, как над головой потоки воды бегут по крыше, наверное, по желобу.
"Никогда бы не подумал, что в космосе, на полпути к Марсу, окажусь в этом городе, в этом доме, на этой кровати. Никакой фантазии бы не хватило. Может, и вправду где-то увижу эти сокровища. Доведется".
***
Зимовщики вставали рано, и уже часов в шесть местного утра из незастекленных окон доносилась их бодрая музыка. Еще до этого Платона будили запахи еды. Далекие запахи. Как в сказке Андерсена, можно было понять, кто чего варит и жарит. Яичницу — это чаще всего. Жареную колбасу, тосты, компот или кофе. Живущий ближе других усатый Эпильдифор завтрак всегда готовил основательный: разнообразные каши, молочный суп.
Утром после включения светила сразу же становилось жарко, появлялся туман, больше похожий на пар в бане. Спать было уже сложно.
На ближайшем перекрестке стали появляться двигающиеся на работу ремонтники. На гудящих и жужжащих электрических повозках, на разнообразных экзотических экипажах, оставлявший смешанный чад дизтоплива и спирта. Одним из последних медленно-медленно проехал бригадир Карл на самодельном трехколесном велосипеде, самого древнего облика, на таком еще ездил Лев Толстой.
Намного позже других, опаздывая, но отнюдь не торопясь, прошли пешком Томсон и Джеррисон. Тяжелой рабочей походкой, в замасленных комбинезонах, которые они теперь никогда не меняли. Доносился непонятный разговор о каких-то расценках, слишком низких, видимо, маленьких ростом.
Во второй раз его разбудил грохот.
"Расширение, — подумал, сквозь сон догадался он. — Сюрприз".
Вынужден был подумать, вместо того, чтобы спать. Стена перед его лицом дрожала от вибрации. Грохот доносился прямо из нее, так, что сразу становилось понятно — никакая это не стена, а каменный монолит, часть астероида. И все эти дома, псевдомосковские особнячки, вырублены из него, его сердцевины. Ремонтники, будто гномы, продолжали расширять свою жилую каверну. Недавно кто-то из них признался, что в некоторых местах до открытого космоса осталось уже всего три метра камня. В ответ на опасения уверял, что они и их машины работают безошибочно, и местному миру ничего не угрожает.
Завывали и гремели стальные буры. На улице в канавах текли мутно-белые ручьи, потоки смешанной с каменной пылью воды. Пыль поднималась и висела так, что становилось темнее и даже теснее вокруг.
***
Платон гулял. Все кружил и кружил по этому маленькому скоплению домов, странному псевдоарбату, словно старался запомнить все это вокруг. Будто этот ненастоящий мир мог вдруг исчезнуть. Не бросающие тени и почти невидимые акации. Каменный тротуар под ногами — скала с небрежно обозначенным на ней контуром брусчатки.
