Люди, выжившие при прямом попадании девяностомиллиметрового снаряда или подорвавшиеся на противобортовых минах инфракрасного действия — начинённых, в среднем, пятнадцатью килограммами взрывчатки — вынуждены были медленно умирать внутри своих боевых машин из-за недальновидности их разработчиков. Уже который год лантийцы не могли разработать собственную универсальную информационную систему, которую с успехом можно было бы внедрить в любую отрасль военной промышленности. А, потому, лишь бессильно наблюдали за тем, как в экстренных ситуациях существующие подобия управляющих программ при малейшем сбое выходят из строя, бортовые приборы перегорают, а люди оказываются запертыми внутри железных гробов. И, в результате чего, умирают либо от нехватки воздуха, либо от высоких температур и давления…
Вот потому то и приходится нам брать на себя обязанности их ангелов-хранителей, выковыривая незадачливых вояк из бронированных консервных банок, чтобы, в последствие, взять под арест выживших лантийцев и обменять уже на наших военнопленных. Хотя таких, по сравнению с невезучими противниками, считанные единицы.
Хотя, с другой стороны, лишние руки никогда не мешают — пленные возводят укрепления, блиндажи, окопы. Роют ямы для последующей установки мин, валят деревья, вяжут плоты для переправ или основ под мосты. Ну, а если повезёт, может даже найтись вполне сговорчивый специалист в вопросах металлургии, производства высокопрочных сплавов и прочих хитростей, делающих их машины практически неуязвимыми для нашего оружия средней мощности и дальности…
Вз-з-з-зиньн! — датчики, показывающие, что давление резко упало и лезвие работает вхолостую, тут же начинают подавать тревожный сигнал и пильный диск снижает обороты. На этот раз броня оказывается гораздо прочнее и в ход идут гидравлические ножницы — один из самых главных предметов оснащения МИН*.
Щель достаточно расширилась, чтобы я не только смог увидеть последствия атаки нашей пехоты, но и просунуть внутрь манипуляторы. Правда, и тут не оказалось ничего достойного внимания — опять три человека экипажа и опять три трупа. Разве что, эти были заметно моложе остальных…
Курсанты? Жестокая, но искусная пропаганда молодёжи? Или, просто у самопровозглашённой Империи больше не осталось людей, способных держать оружие и управлять доисторической техникой?
Я внимательнее присматриваюсь к каждому из членов экипажа на предмет повреждений и тут же в ужасе закрываю глаза…
Нет, такого просто не может быть!
Это всего лишь наваждение!
Откуда именно здесь?
Глупая шутка обстоятельств и вероятностей — не более…
Никогда я не забуду этот цвет волос. Мягкий, пшенично-золотистый, с ослепительными рыжеватыми всполохами на солнце. Я никогда его не забуду и ни с чем не спутаю…
Но, как?
«Всё будет хорошо…вот увидишь» — я думаю, она понимает, что я сказал ей эту гадость не со зла. Но, иногда бывает так — что-то затуманивает разум и внезапно выплёскивается вся скопленная за какой-то промежуток времени, гадость. Агрессия, раздражение, может, даже ярость…
Но, до чего же глупа человеческая натура! Вот, почему мы не можем переступить через свою гордость и извиниться? И, вместо этого, где-то в глубине души начинаем оправдывать совершённые действия, придумывая странные доказательства собственной правоты, ещё в большей степени убеждаясь в том, что поступаешь верно. Почему?
Зачем вообще кто-то придумал такую глупую и совершенно неконтролируемую черту, как гордость, из-за которой всегда столько проблем. Она как ангел и демон на разных плечах. Причём, если обиженному гордость шепчет различные утешения, вселяя уверенность в том, что именно собеседник находится в пламени заблуждений…то, обидевшему поёт дифирамбы и приносит извинения за то, что не подсказала сделать всего этого раньше…
Мы оба всё это прекрасно понимаем — схожие мысли отражаются в отведённых взглядах, — однако, никто не делает и шага навстречу друг другу. Чтобы столкнуть лбами невидимых советчиков, а затем, и полностью уничтожить этих ограниченных своим дуализмом, стоящих по разные стороны баррикад одной войны, ангелов и демонов…
«Всё будет хорошо, слышишь? Ну, кивни…пожалуйста…»
Я киваю, поворачиваюсь и ухожу. Чувствую себя настолько погано, что хочется разреветься и, в беспамятстве кинуться под проезжающий мимо грузовик. Но напористый демон продолжает шептать слова неподдельного восхищения мной и моим же мужеством.
Я продолжаю идти, не разбирая дороги, спотыкаясь и сбивая прохожих. Некоторые заранее шарахаются в стороны и крутят пальцами у висков. Другие, просто называют пьяницей. Но, я всё иду, не в силах что-то сказать или обернуться. Потому что знаю — стоит только обернуться и где-то там, вдалеке увижу её, такую же сломленную, держащуюся только на лживых увещеваниях её ангела. И тогда я не выдержу и побегу к ней…
А этого делать нельзя — потому что именно этого и боится мой демон. А, потому, прилагает все усилия, чтобы не позволить мне даже поднять голову — постепенно всё усиливая и усиливая захлёстывающую с головой ярость. На окружающих, на себя и, даже на неё. Не смотря на то, что она то, как раз, виновата меньше всех…
«Всё будет хорошо…»
Я протягиваю манипулятор и бережно подхватываю такое крохотное, по сравнению с конечностью машины, тельце. С замиранием сердца переворачиваю его и едва не начинаю кричать и плясать от радости. Хоть и танцевать то толком не умею.
Не она…
Вот уж, действительно хорошо…как бы это цинично не звучало…
«Всё будет хорошо, слышишь?»
А, на следующий день, когда я уже почти поборол поселившегося на левом плече, демона, вдруг на все возможные голоса заорала старая, допотопная сирена…
«Всеобщая мобилизация!»
«Война на пороге!»
«Всеобщая мобилизация!»
«Все, способные держать оружие!»
«Всеобщая мобилизация!»
«Мы должны победить врага!»
И я просто не успеваю извиниться…
Проститься у меня так же не получается — все видео-, аудиовизоры и прочие средства связи у нас конфисковывают ещё в центральном распределителе. А война, между тем, обещает быть самой жестокой и беспринципной, со времён ещё первого завоевания Лантии…
— Что тут происходит? — внезапно раздаётся рядом грубый мужской голос.
Я оборачиваюсь с телом неизвестной мне девушки на руках и вижу перед собой того самого лейтенанта в БПМ, который так пристально наблюдал за мной. Он всё так же беспечно разъезжает с откинутой башней своей боевой машины.
— Жива? — он с интересом смотрит на девушку.
