— Нет, ты не у немцев, — покачал головой Генрих. — Постарайся меня понять. Используй свой замечательный мозг.
— Ладно. — Соколов скрестил руки на груди. — Попробую.
— По правилам я должен провести тебе ликбез. С… скажем так, с моей помощницей ты уже знаком.
Генрих щелкнул пальцами, и перед ним снова выросла блондинка из белой точки.
Соколов помотал головой еще раз. Устойчивая галлюцинация? Обман зрения?
— Мой доблестный друг! — завела блондинка. — Этот небесный корабль прилетел из другого мира. На самом деле твой мир не плавает на трех китах и не стоит на трех слонах…
— Стоп! — резко скомандовал Генрих. — Отменить культурную адаптацию.
Блондинка без запинки продолжила:
— Уважаемый гость! Этот космический корабль прибыл на орбиту вашей планеты со звезды, входящей в видимое вами созвездие Кассиопеи. Наша миссия — наблюдать за театрами военных действий на примитивных планетах и собирать умирающих разумных особей, которые имеют значительный творческий потенциал. Тем самым мы продлеваем срок их жизни без ущерба для локальных цивилизаций.
— Достаточно. Коля… Ты что-нибудь понял?
— Это какая-то проверка? Или гипноз?
Генрих вздохнул. Потер крючковатый нос. Потом скомандовал:
— Иллюминатор.
Стена напротив начала бесшумно сдвигаться вправо, открывая черное звездное небо. Таких ярких звезд Соколов еще не видел. Не успел он перевести дух, как показался край чего-то огромного и круглого. Похожего на… глобус, обложенный белой ватой.
— Узнаешь? — спросил Генрих.
Соколов вскочил, сделал несколько шагов к иллюминатору, всмотрелся внимательнее. Да! Вот «пистолет» Африки. Завихрения облаков над Тихим океаном. Кусок Индокитая с Гималаями. Евразия.
— Юный мир. — Генрих подошел к нему, встал рядом. — Задорный, как Гармонист. Смекалистый, как ты. Мы всего этого лишены. Да, теперь мы живем в десять раз дольше. Развитая медицина, силовые щиты, оружие… Но за все на свете надо платить. Вместе с хрупкостью жизни мы потеряли способность принимать решения интуитивно. Мы забыли, что такое скачки творческой мысли, что такое озарение. Коля, нам нужны такие, как ты.
Соколов ничего не отвечал. Он нашел Союз. Где-то здесь Москва, здесь — Минск. И Западный фронт, и Северо-Западный, и другие… Война. Горят города и села, гибнут тысячи людей — а из космоса всего этого не видно. Совсем.
Соколов повернулся к Генриху и процедил сквозь зубы:
— Я знаю, кто вы.
Генрих вопросительно посмотрел на него.
— Вы стервятники. Вы жиреете на чужом горе. На нашей смерти!
Тот промолчал.
— Да, вы такие сильные! Неуязвимые! Благородные! Так взяли бы и остановили войну! — Соколов покраснел и почти кричал. — Где там! Или, может, вы сами войну и развязали?!
— Коля, успокойся… — Генрих закусил губу и нахмурился. — Ваша война — масштабный исторический процесс. Мы, горстка чужаков, не смогли бы ни начать ее, ни закончить.
— Верни меня назад.
— Не могу. Нельзя.
— Тогда ты хуже стервятника. Ты предатель! Ты забыл, как мы с тобой в окопах… Как Гармонист… Что ж, получается, все это зря? Даже его смерть насмарку?
— Хватит! — Голос Потоцкого прозвучал непривычно резко. — Ты устал, у тебя истерика. Сейчас ты немного поспишь, потом поешь, и мы вернемся к этому разговору.
* * *
В космическом корабле Генрих и Гений, кассиопеец и землянин, или, проще говоря, Потоцкий и Соколов, сидели за квадратным столом, удивительно похожем на обычный стол в каком-нибудь земном доме.
Соколов выскребал ложкой из миски остатки варева, удивительно похожего на армейскую гороховую кашу.
Потоцкий следил за ним черными глазами и был удивительно похож на боевого товарища. Свой, и точка?
Мысли Соколова прервала иллюзорная блондинка, в очередной раз возникшая в воздухе.
— Чай подавать? — мелодично осведомилась она.
— Да, черный, нам обоим, — ответил Генрих. — Завари прямо в кружках, по-военному.
— Есть вопрос, — заговорил наконец Соколов. — Как выходит, что я понимаю, о чем вы говорите?
— Мы говорим на твоем языке. Я выучил русский за несколько лет по радиозаписям, потом — на месте, в Литве. Корабельный искусственный разум понимает команды и говорит на шести ваших языках и еще ста сорока двух.
Стол медленно раздвинулся. Из середины поднялась небольшая платформа с двумя кружками из неизвестного Соколову материала. Он взял ближнюю кружку, обнял ладонями. Подул: горячо.
— А как я вообще сюда попал? Ничего не помню.
— Прямое попадание минометной мины. Гармониста ранило в голову. Я ничего не смог сделать. Тебе пробило легкие и еще несколько жизненно важных органов. Я вызвал с корабля… такой космический челнок, на котором мы обычно добираемся до планеты и обратно, чтобы не сажать весь корабль. Здесь у нас отличная хирургическая станция.
Соколов поднял голову, твердо посмотрел на Генриха.
— Что ж… Спасибо. И за чай тоже!
И выплеснул полную кружку ему в лицо.
* * *
Пока Генрих мотал головой, пытаясь стряхнуть налипшую заварку, Соколов кинулся бежать по белому коридору. Он сам не знал, куда: главное, подальше от предателя.
— Корабль! — скомандовал он на бегу. — Покажи дорогу к челноку.
Блондинка возникла рядом и выплыла вперед. Как быстро Соколов ни бежал, она обгоняла его на два корпуса.
Остановилась блондинка внезапно, так что Соколов с разбегу пролетел сквозь нее. Потом вернулся: в стене открылось круглое отверстие. Он нагнулся и пролез — видимо, сразу в челнок. Во всяком случае, попал он в комнатку с крошечным круглым иллюминатором и приборной доской, мигающей разноцветными лампочками.
Отступать было некуда.
— Корабль! У челнока есть такая же, как ты? Ну, девушка, чтобы разговаривать?
Блондинка молча указала на большую зеленую кнопку и выплыла из челнока.
Соколов вдавил кнопку в панель. Ничего не произошло. Чертыхнулся, нажал еще раз. Ни девушек, ни бабушек…
— Фио ар, — раздался серебристый голосок. — Ке уа, каро.
Соколов завертел головой. Вот откуда звук: между панелью и иллюминатором зависла крошечная фигурка, размером с пол-ладони. Поймав его взгляд, фигурка тронулась с места, подплыла к нему и остановилась перед лицом, сантиметрах в десяти.
— Говори по-русски! — приказал Соколов, хотя сам не верил, что из этого что-то выйдет.
Дюймовочка молча смотрела на него.
— Ладно, надеюсь, ты хотя бы меня понимаешь, — вздохнул Соколов. — Гони туда, откуда меня забрали. Поле, поняла? Окопы? Фронт?