Меркулин застыл на месте, поднял руку. Соколов с Потоцким замерли — и тоже услышали. Кто-то тяжело переминался с ноги на ногу, топтал сухую траву. «Пойду проверю», — знаками показал Соколов и двинулся налево, в обход Меркулина. Медленно и бесшумно снял с плеча винтовку. Осторожно дослал патрон и скривился, когда в тишине раздался явственный щелчок. Зашел во двор, осторожно переступая сапогами по утоптанной земле.
Сарай. Тяжелая сосновая дверь подперта чурбаном. Соколов пригнулся, подобрался ближе. Да, за дверью кто-то есть.
Бух! Ударом ноги Соколов сшиб чурбан. Распахнул дверь, наугад навел в полумрак дуло.
В ответ обиженно захрюкали.
Навстречу бойцу выбежала молодая, тощая и очень грязная свинья. Практически поросенок. Как она осталась в хлеву? Вероятно, зарылась в груду очистков или сена и там заснула. Укрылась и от хозяев, и от непрошеных гостей.
Соколов опустил винтовку и расхохотался.
— Вот так номер! — хлопнул себя по ляжкам подоспевший Меркулин. — Ну что, берем?
Хрюшка кругами бегала по двору и что-то вынюхивала.
— Погоди. — Соколов остановил руку Меркулина, которая уже тянулась к винтовке. — Давай на обратном пути, а то куда с ней.
И почему-то покосился на Генриха, который терпеливо ждал их за забором. Будто только тот понимал, что обратного пути для кого-то из них, а то и для всех, может не быть.
Они загнали свинью обратно в хлев и закрыли дверь. На пути к выходу Соколов остановился.
— Стой-ка… Гармонист, есть мысль.
— Ну? — прищурился Меркулин.
— Если немцы не услышали нашу подругу, скорее всего, они на другом конце села. Не ближе.
— Ну, так мы туда и идем.
— Подожди. Давай подумаем. Как ты вообще себе представляешь, что будет дальше? Мы идем себе по середине улицы, а фашисты выходят из засады и нам кланяются? Угадай, кто кого раньше увидит.
— Ладно. Что ты предлагаешь?
* * *
От пинка несчастная свинья с визгом помчалась вперед.
Сначала ничего не происходило. Хрюшка затрусила медленнее.
Тишину разорвала пулеметная очередь.
Свинья свалилась на бок и застыла.
Еще минут через пять из-за дальнего дома показалась серая фигура в высокой каске.
Соколов шумно втянул носом воздух, повел плечами. Они с Меркулиным затаились за заборами с разных сторон, чтобы кинуться на немца, как только тот нагнется за добычей. Потоцкий по плану должен был их прикрывать.
«Вперед!» — махнул он Меркулину и выскочил из укрытия.
Увы, все пошло как-то не так. «Пойманный на живца» фашист будто только и ждал, что на него кинутся. Налетевшего первым Меркулина он свалил метким ударом в челюсть. Развернулся навстречу Соколову, сшиб в дорожную пыль, навалился сверху. Соколов увидел оскаленные желтые зубы, резко пахнуло чужим одеколоном. Немец схватил его за горло, а другой рукой выхватил из-за голенища нож.
— Гнида! — заорал очухавшийся Меркулин и всем весом обрушился на руку с ножом, сбивая замах. Лезвие только пропороло гимнастерку Соколова.
Раздались сухие щелчки. Немец взвыл и задергался. Над дорогой поплыли облачка пыли. Соколова и Меркулина спасло лишь то, что второй немец явно не решил, то ли защищать товарища, то ли убить его, чтобы не достался русским живьем.
Тем временем Потоцкий преспокойно вышел на дорогу, загородив остальных, и приложил свою «мосинку» к плечу.
— Потоцкий! Назад! — шепотом вскрикнул Соколов.
Наблюдатель выпустил еще одну очередь, но будто вслепую: все пули легли в пыль прямо перед Потоцким.
Тот прицелился и спустил курок как раз в ту долю секунды, на которую удивленный наблюдатель выглянул из укрытия.
Как показала беглая разведка, на посту немцев было всего двое. Первый остался жив, хотя потерял сознание от болевого шока: одна из пуль раздробила ему локоть.
Красноармейцы привели «языка» в чувство и погнали к своим позициям. Меркулин шел позади остальных, кряхтел под тяжестью ноши, но поросенка не бросал.
* * *
Вечером «три Гэ», как их уже прозвали после успешной вылазки, сидели в окопе на троих и черпали из одного котелка гороховую кашу со свининой.
— Молодчара ты, Колька! Одно слово, гений! — Меркулин со смаком облизнул ложку.
— Сколько раз говорил, не называй меня так, — поморщился Соколов.
— И то верно! Из института на фронт сбежать — это еще додуматься! — поддел его Меркулин.
Соколов вздохнул.
— Вообще плохо я все продумал. Вон, если б не Генрих, лежали бы мы там до сих пор, вместе с хрюшкой.
— Да, Потоцкий! — оживился Меркулин. — Какого хрена ты полез под пули?
— Услышал по звуку, что пули на излете.
— Ха, «языка»-то подстрелили!
— Случайно, — сухо отрезал Потоцкий.
Соколов, который все это время молча наблюдал и прикидывал, открыл рот. Но задать вопрос не успел.
— Эй, где вы там? — На фоне серого сумеречного неба вырисовалась голова замкомвзвода. — Приказано укрепить окопы накатами, довести до полного профиля и занять оборону. Утром начнется.
— Никак наш «язык» раскололся? — спросил Меркулин.
— А то!.. — закивал заместитель. Он очень гордился повышением (иногда, думая, что никто не видит, трогал новые кубари) и всячески пытался дружить с бойцами. — Их там целый батальон, а нашей роте приказали держаться любой ценой. Ждем подкрепление с огневой поддержкой. Авось успеют!
И он исчез за краем окопа.
— На живца, говоришь? — хмыкнул Меркулин.
Соколов и Потоцкий молча засунули ложки в сапоги и полезли наверх.
* * *
Соколов проснулся от того, что вздрогнула земля. В дальнем углу Потоцкий бормотал какую-то непонятицу, больше похожую на птичий клекот:
— Ар фиу, коро, коро!
Где-то далеко падали мины. Соколов встал, осторожно сдвинул одно из бревен и увидел кусочек ночного неба.
Черный лоскут с иголочными дырками звезд прочертила огненная линия. Другая, третья… Враг начал артподготовку.
* * *
К рассвету обстрел закончился. Замкомвзвода еще раз пробежал по окопам:
— Молодцы! Отлично окопались! Немцы лупят-лупят, а нам хоть бы хны! Так, теперь сидим как мыши. Боевое задание: как пойдут танки с пехотой, танки пропустить, пехоту бить из укрытия.
«Три Гэ» скатали шинели, в сотый раз проверили винтовки. В ушах у всех еще звенела ночная канонада, на зубах хрустел песок, стоявший в воздухе после взрывов.
Соколов осторожно выглянул из окопа.
Тихое туманное утро. Среди желтой жухлой травы чернеют десятки воронок. Основательный народ эти немцы, лениво подумал Соколов. Знают ведь, что их раза в четыре больше, а все равно стреляют, не пускают свою пехоту.
