— Меня надо беречь, — усмехнулся он сам себе, — это верно. Еще как минимум две недели.
Эдгар никак не мог придти в себя от увиденного. Он лежал на горячем песке, уткнувшись в него подбородком, и даже не замечал, как Вилена и дочь поливают его водой из бутылки.
— Ну, ты деревянный, папа!
— Оставь его, Аола. Пошли купаться.
Последние две недели его измотали. Кондор сводил его с каждым подозрительным специалистом по клонированию. Эдгар светски беседовал с ними, применяя параллельно свои экспертные способности. Родерик Спилл показался ему подозрительным: слишком волновался и уходил от прямых ответов. В конце концов, в обрывках его мыслей Эдгар отчетливо увидел узкое с черной бородкой лицо Грэфа. Было очевидно, что в свое время, дабы клонировать Оливию, Грэф пользовался услугами Родерика Спилла. И это было около тридцати лет назад.
В подвалы его клиники Эдгар проник, конечно, без спроса. Он ловко обходил охрану и сигнализацию, пока не натолкнулся в длинном прямом коридоре на высокую фигуру в белом халате. Прятаться было бессмысленно. Они решительно сближались в этих узких и давящих бело-кафельных стенах.
Мадам Рохини ядовито улыбнулась и тряхнула вороновым крылом модельно подстриженных волос, закрывавших пол лица.
— Вы почти у цели, Эдгар Оорл, — идемте.
Сходство с Оливией было, конечно, весьма отдаленное. Другая прическа, цвет кожи, макияж, голос, манеры, стиль. Но эти торфяные омуты глаз, эти дуги бровей, этот тяжелый подбородок он не смог бы спутать никогда.
— Один — ноль в вашу пользу, — усмехнулся разоблаченный Эдгар.
— Ну что вы, — мрачно посмотрела она, — у этой игры совсем другой счет.
— Д-да? — поежился он.
— Идемте. Вы хотели видеть лабораторию. И вы ее увидите.
Они двинулись по этому бело-кафельному коридору. Собственно говоря, Эдгар ничего тогда не понимал.
— Я ждала вас на вилле, — сообщила мадам Рохини самым обычным светским тоном, — но не дождалась. Тогда я подумала, что вы, вероятно, все-таки побывали у меня. И узнали. Не так ли?
То, что она решила играть в открытую, и радовало и совершенно сбивало с толку. Эдгар приготовился к долгим и сложным разоблачениям, а тут все само раскрывалось как… как классическая ловушка.
— Да так, — тоже прямо сказал он, — я сразу узнал тебя, Оливия.
— Оливия?
— Предпочитаешь, чтобы я называл тебя Сией?
Она остановилась и посмотрела на него из-под своей черной, острым углом, челки.
— Нынче меня зовут Рохини. И мне это имя нравится. Если хочешь ладить со мной, Эдгар Оорл, зови меня только так.
— Ладить? — усмехнулся он.
— А к чему нам ссориться?
— Вот уж, действительно…
Бронированные двери раскрылись почти бесшумно.
— Ну вот, — с жуткой улыбкой пригласила его Рохини, как будто была уверена, что он никогда не выйдет из этой западни.
Эдгар вошел в тускло освещенный зал, так же нудно выложенный кафелем. В зале было много саркофагов, подключенных к аппаратуре, штук двадцать. В каждом лежало обнаженное человеческое тело. Тело царицы Нормаах.
— Так много?! — потрясенно проговорил он.
— Грэф не любил рисковать.
— Так это все… про запас?
Рохини усмехнулась.
— Можно считать, что так.
— О, дьявол…
— Он действительно дьявол. Посмотри: восемнадцать физических тел, генетических васков, вполне взрослых, но совершенно обездушенных. Они пусты. Восемнадцать шикарных, долгосрочных скафандров для погружения в плотный мир.
— И один из этих скафандров — твой?
— По-моему, не самый худший, а?
Она стояла, распахнув халат, выпятив грудь, отставив ножку, сунув руки в карманы летних брюк. Пожалуй, Оливия никогда не была так хороша, как эта стерва.
— Но как это возможно? — спросил Эдгар, — насколько я знаю, эрхи могут вселяться только в новорожденных младенцев, блокируя память под ключ. Так с тобой и было в первый раз. Но во взрослое тело?
— Вселиться можно в любое тело, которое пусто. Которое только тело и ничто больше. Эрхам просто не приходило в голову этих младенцев выращивать. Грэф попробовал, у него получилось.
— У него, я смотрю, все получается, — проворчал Эдгар.
— Может, и не все, — усмехнулась Рохини, — но тебя он, кажется, переиграл.
— Ты называешь это игрой? Я вечность простоял в безвременье и лишился любимой женщины.
— И что?
Она продолжала глядеть на него с насмешкой. Чудовищная женщина, убивавшая свою родню. Сама дважды убитая и восставшая из пепла. Разве могла она принять всерьез чужую боль?
— Да ничего, — буркнул Эдгар, — мне плевать на Грэфа. Мне интересно, что задумала ты.
— Поверишь? — мило улыбнулась она, — ни-че-го. У меня уже все есть. Все, что мне нужно.
— Не-по-ве-рю, — тут же ответил он в том же духе.
— А зря! Видишь ли, я ничего не скрываю и предлагаю жить дружно. Не будем друг другу мешать. У вас свои дела, у меня — свои. Вы на Пьелее, я — на Земле. Если бы не ошибка с твоей Аолой, вы бы никогда про меня и не узнали.
— Но ошибка все-таки вышла.
— Да. Вышла. Одна на миллион! Ошибки нужно признавать. Силу соперника тоже. Я это признаю, Эдгар Оорл.
Она как будто забыла, что Эдгар эксперт.
— А как же Руэрто? — спросил он, прислушиваясь к ее чувствам, — тебе до него нет дела?
Как ни странно, мадам осталась довольно спокойна, но предусмотрительно отошла подальше. Она стала прогуливаться между саркофагами, почти вульгарно раскачивая бедрами.
— Ты преувеличиваешь силу материнского инстинкта.
— Тебе даже не хочется его повидать?
— Зачем?
— А Ольгерда Оорла?
Тут она спокойной остаться не смогла. Эдгар почувствовал просто бешеный выброс раздражения и злости. Наверно, Прыгуны бы увидели синее пламя вокруг нее, но он был слеп.
— Он все так же красив, этот любимец прекрасных дам?
Улыбалась она по-прежнему, холодно и фальшиво. Челка скрывала один глаз, но другой метал молнии. Никакой любви к своему божеству у нее явно не осталось, зато ненависти было через край.
