– Ладно, – решила взять в свои руки инициативу Ева. – Ты вот что, Гринев. Пока кружись, обживайся в своем летателе. А мы поохотимся.
– Только, пап, учти, он считается у нас очень умным, с ним нужно аккуратно.
– Да что вы заладили – чуть гигант, так сразу – осторожно? – не выдержал Рост, которому и в самом деле никак не удавалось почувствовать сознание зверя, в котором он оказался.
Это и раздражало, и позволяло понимать, что следует делать, и отрезало его от какой-то очень существенной части собственной способности думать. Что-то этот гигант с ним такое делал, чего Рост не хотел, не мог позволить ему делать с собой… Но что все-таки происходило.
Потом те летатели, которые не приближались к заводу, а кружили над разрушенным Лагерем пурпурных, забили сразу трех трехгорбых жирафов. Эти звери заблудились, не сумели уйти на восток, в степи, возможно, пробуя увернуться от орды пауков.
Летатели Евы, Ромкин и Ростиков принялись с аппетитом завтракать. Солнце еще не включилось, но темнота не была им помехой. Они отлично сожрали самые лакомые куски жирафов, а потом, когда насытились, за еду принялись остальные гиганты. Кто в них сидел, осталось для Роста загадкой, но это его мало интересовало, гораздо важнее было установить со своей зверюгой полноценный контакт, которого пока не было. Хотя зверь его все-таки покормил через мундштук.
Потом они полетели над лесом. Лететь было приятно, особенно хорошо стало, когда включилось солнышко и снег заблестел всеми цветами радуги, словно огромная палитра или лист бумаги, на которую небрежно вылили все банки красок, какие только у людей имелись. Это было даже лучше, чем летать над Цветной речкой.
Впрочем, почему-то снег скоро кончился, и начались каменистые отроги Олимпийского хребта, которые тут, на западных склонах, выглядели на редкость безжизненно. Через эти скалы и очень неприятные на вид каменные осыпи перебрались чуть не ползком, высоты не хватало даже на то, чтобы как следует использовать попутный ветерок, приходилось работать во всю силу крыльев, чтобы удерживаться в воздухе. Они достигли потолка летателей, при желании можно было почувствовать, с какой натугой, каким напряжением работают легкие его зверя. Летателям Евы и Ромки, наверное, тоже приходилось несладко.
Все же за этот день они миновали горные склоны и вышли к опушке леса, уже обращенного на юг, в сторону междулесья. Вечером снова охотились, пришлось этим заниматься всем троим, добычи тут было мало. И потому что стояла зима, и потому что совсем недавно, с месяц назад, по этим землям прошла армия пауков, тогда еще многочисленная, голодная и свирепая. Это и навело Роста на странную мысль, он спросил:
– Ева, а может, не стоило вам двоим меня провожать? Может, Ромку следовало бы оставить сзади, пусть бы себе пауков долбил?
– Найдется кому их долбить, ты не волнуйся.
Кажется, Ева отлично понимала, что Рост не может вжиться в своего гиганта, и потому разговаривала с ним, как с ребенком, которого постоянно нужно поддерживать. А Ромка вообще обиделся, решил, что Рост его оберегает.
– Пап, ты бы на самом деле… Я же почти год воюю, уже столько видел… Ты бы подчинялся хоть иногда знающим людям, а?
– Кстати, майор, – Ева иногда откровенно смеялась, вот как сейчас, наблюдая эти странноватые для нее отношения отца и сына, – пауки придумали тут таскать за собой иногда бревна, иногда корзины с камнями на спинах. Трудно стало их поднимать, чтобы потом сбросить.
– Я заметил.
Чтобы все стало яснее, Рост рассказал, как они при перелете на алюминиевый наткнулись на колонну комши, которые волокли за собой бревна. Одновременно он пытался пробить ту вату, то непонимание, которым окружил его летатель. Он замечал, если разговаривать, эта пелена становилась тоньше. Возможно, на время, но и этим следовало воспользоваться… Хотя, с другой стороны, слишком много разговоров гиганты не терпели.
– Да, именно так, – согласился Ромка, когда Рост договорил. – Сменили тактику, подлецы. Когда такого пригруженного чем-нибудь паука пытаешься поднять, или вообще не получается, или… Слишком долго над ним висишь. Вот тут-то тебя и надевают на выстрелы его соседи.
Кажется, Ромка хотел выругаться, но родительский Ростиков авторитет не позволил ему такой вольности. Ева только похмыкала.
К вечеру следующего дня они ушли так далеко на юг, что стало понятно, нужно быть готовым ко всему, тут уже было царство выпрыгивающих из ниоткуда медуз, ядовитых, сильных и решительных. Может быть, самых решительных зверей, каких Рост только узнал за все свои странствия по Полдневью.
Чтобы поохотиться и отужинать, они отошли к Водному миру, и тут-то, когда Рост уже почти с облегчением думал о том, что скоро летатель позволит ему подремать, хотя бы три-четыре часа, до них долетел не совсем внятный голос:
– Эгей, славяне!
– Кто… там? – не сообразил Рост.
– Тут у нас на стреме… – в последние слова Ромка вложил весь свой сарказм, – еще один летатель водится.
– Костыльков, – ахнул Рост.
И тотчас его захлестнуло, как когда-то у Порт-Артура, предчувствие, вернее, предвидение того, что вот этому парню с ними никак нельзя, что он может от этого пострадать, да так ужасно, как Ростик и представить не решался…
– Он самый, – суховато откомментировала Ева. – Кружит над Водным миром без толку. Возможно, не он виноват, а его летатель. Это же тот самый, что у нас около юго-восточной крепости поселился, разведчик, черт его побери… Все сражались, как полоумные, более десятка летателей с ребятами загинуло, а этот… Сачкодрал, и больше ничего.
– Который Астахова убил, – добавил Ромка.
– Я его, после того как Астахов умер, заново облетывал, – пояснил Рост.
– Ага, – согласился Ромка. – Мы не забыли.
– Только говорить, что он убил Астахова, не стоит, – продолжал Ростик. – Не летатель в смерти наездника виноват, вернее, не он один. Летун и сам был…
– Ты бы выбирал выражения, – встряла Ева. – Лешка, по крайней мере, от боев не бегал.
Пришлось снова, уже в который раз объяснять, что, по мнению Роста, у этого летателя произошло с его же летуном, то есть с Астаховым. И точно взвешивать слова, хотя при этом – не щадить чувств Евы, которая когда-то была женой Леши Астахова. Она все еще пыталась спорить, но уже не очень… Или ее боль после этой утраты стала утихать, или она все-таки согласилась с доводами Роста.
Была в ней вот такая офицерская честность, она, хоть и девушка, со всеми свойственными прекрасному полу эмоциями, способна была воспринять то, что произошло, и в том виде, в каком это имело смысл рассматривать – с учетом вины каждой из сторон. Или Росту так показалось? Этот чертов его гигант никак не давал полноты того обмена чувствами, какой на самом деле в этом разговоре требовался и какой был этим зверюгам доступен.
