Орсон Скотт Кард - Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера

Ознакомительная версия.

– Ты пытаешься убить меня? – спросил Миро, вернее, попытался спросить – она целовала его в губы, и потому ему было трудно выговаривать слова. Наконец он сдался и ответил ей долгим и крепким поцелуем. Она оторвалась от него.

– Ты становишься сладострастен, – сказала Кванда.

– Со мной так всегда случается, когда в лесу меня атакуют юные девушки.

– Спусти пары́, Миро, нам еще долго идти. – Она ухватила его за пояс, притянула к себе, поцеловала снова. – Должно пройти два года, прежде чем ты сможешь жениться без согласия твоей матери.

Миро даже не пытался спорить. Ему было глубоко плевать на запреты священников, но он понимал, насколько необходимы такому маленькому поселению, как Милагре, жесткие брачные обычаи. Большие и стабильные общества могут позволить себе терпеть разумное количество несанкционированных личных отношений, но Милагре слишком мал. Квандой руководила вера, Миро – практические соображения, а потому, несмотря на тысячи возможностей, они были целомудренны, как монахи. Хотя, если бы Миро узнал, что им и в браке придется соблюдать целомудрие, как монахам ордена Фильос, девственность Кванды оказалась бы в непосредственной опасности.

– Этот Голос… – начала Кванда. – Ты знаешь, что́ я думаю о его приходе сюда?

– Сейчас в тебе говорит католицизм, а не разум.

Он попытался поцеловать ее в губы, но она опустила лицо, и он страстно поцеловал ее в нос. Она рассмеялась и высвободилась из объятий.

– Ты неуклюж, Миро, твои действия оскорбительны. – Она вытерла мокрый нос рукавом. – Мы уже послали к чертовой матери научный метод, когда начали помогать свинксам повышать их уровень жизни. У нас есть еще десять, может, двадцать лет, прежде чем результаты нашей деятельности станут заметны со спутников. К тому времени мы, наверное, успеем закрепить перемены. Но у нас не будет шансов, если мы посвятим в проект постороннего. Он кому-нибудь расскажет.

– Может быть, а может быть, и нет. Ты же знаешь, я тоже когда-то был посторонним.

– Посторонним, но не чужаком.

– Ты должна была видеть его прошлой ночью, Кванда. Сначала с Грего, а потом когда Квара проснулась в слезах…

– Одинокие, несчастные дети – что это доказывает?

– И Эла. Смеющаяся. И Ольяду – он на самом деле включился в семью.

– Квим?

– Перестал требовать, чтобы неверующий убирался прочь.

– Я рада за твою семью, Миро. Надеюсь, он сумеет исцелить их. Действительно надеюсь. Я вижу, ты изменился, в тебе появилась… надежда? Но не приводи его сюда.

Миро втянул щеку, пожевал ее, затем отошел. Кванда кинулась за ним, поймала за руку. Они уже выбрались на открытое место, но между ними и воротами стояло дерево Корнероя.

– Не оставляй меня так! – яростно сказала она. – Ты не можешь просто так уйти…

– Я знаю, ты права, – ответил Миро. – Но не могу изменить то, что чувствую. Когда он был в нашем доме, это словно… словно Либо пришел туда.

– Отец ненавидел твою мать, Миро, он не переступил бы порог вашего дома.

– Но если бы… В нашем доме Голос вел себя так, как Либо на Станции Зенадорес. Ты понимаешь?

– А ты? Он приходит к вам и ведет себя так, как следовало бы вашему отцу, и вы все тут же валитесь брюхом кверху, как новорожденные щенки.

Ее презрение разозлило его. Миро захотелось ударить Кванду по лицу. Вместо этого он подошел и шлепнул ладонью по дереву Корнероя. За четверть века оно очень выросло – восемьдесят сантиметров в диаметре. Кора была очень грубой и жесткой, и Миро больно ушиб ладонь.

Кванда подошла к нему:

– Прости, Миро, я не это имела…

– Именно это. Глупо и эгоистично.

– Да, но я…

– То, что мой отец был подонком, не значит еще, что я буду скулить от счастья, если какой-то милый дядя погладит меня по головке.

Ее руки пробежали по его волосам, плечам, груди.

– Я знаю, знаю, знаю…

– Видишь ли, я понимаю, что такое хороший человек. Не отец, а хороший человек. Я ведь знал Либо, не правда ли? И когда я говорю тебе, что этот Голос, Эндрю Виггин, похож на Либо, он такой, как Либо, ты должна выслушать меня, а не отмахиваться от моих слов, как от визга кано.

– Я слушаю. Я хочу встретиться с ним, Миро.

И тут Миро изумил самого себя. Он заплакал. Вот что этот проклятый Голос делал с ним, даже когда его не было рядом. Он развязал все узлы в душе, и теперь Миро ничего не мог удержать в себе.

– Ты тоже права, – еле слышно сказал он, внезапно почувствовав, что охрип. – Я видел, как он ходил по дому, как заживало все, к чему он прикасался, и думал: если бы этот человек был моим отцом! – Он повернулся к Кванде, нисколько не заботясь, что она увидит его покрасневшие глаза и слезы. – Ты знаешь, я повторял эти слова каждый день, когда шел домой со Станции Зенадорес: «Если бы только Либо был моим отцом, если бы только я был его сыном!»

Кванда улыбнулась и крепко прижалась к нему. Ее волосы осушили слезы на его лице.

– Ах, Миро, – воскликнула она, – я так рада, что он не твой отец! Потому что тогда я была бы твоей сестрой и не могла бы даже надеяться заполучить тебя для себя.

Правило 1: Все Дети Разума Христова обязаны состоять в браке – это условие членства в ордене. Но они обязаны также соблюдать целомудрие.

Вопрос 1: Почему человеку необходимо вступать в брак?

Дураки говорят: зачем нам жениться или выходить замуж? Любовь – единственная связь, в которой мы нуждаемся. Им я отвечу: брак не есть соглашение между мужчиной и женщиной, даже звери лесные прилепляются друг к другу и рожают детей. Брак есть соглашение между мужчиной и женщиной с одной стороны и обществом – с другой. Заключение брака по законам общества равнозначно принятию полного гражданства. Отказавшийся является чужаком, ребенком, преступником, рабом или предателем. Это определение неизменно для всех форм человеческого сообщества: только тот, кто подчиняется брачным законам, обычаям, табу, воистину взрослый член общества.

Вопрос 2: Почему священникам и монахиням предписано хранить целомудрие?

Чтобы отделить их от общества. Священники и монахини – не граждане, а слуги. Они служители Церкви, но никак не сама Церковь. Мать наша Святая Церковь – невеста, Христос – жених ее, а монахини и священники – только гости на свадьбе, ибо они отказались от гражданства в общине Христовой, чтобы служить ей.

Вопрос 3: Почему тогда Дети Разума Христова должны вступать в брак? Разве мы не слуги Церкви?

Нет, мы не служим Церкви, за исключением разве что той службы, которую оказывают ей все мужчины и женщины, вступая в брак. Разница состоит в том, что обычные люди передают следующему поколению свои гены, а мы – свои знания. Их наследство можно отыскать в генах будущих поколений, а наше живет в разуме и сердце. Наши браки порождают память, и она не менее достойное дитя, чем дети из плоти и крови, зачатые в освященном браке.

Куда бы ни шел декан кафедрального собора, он всегда приносил с собой молчание темных часовен и ощущение массивных смыкающихся стен. Когда он возник в аудитории, школьников словно придавила какая-то невидимая тяжесть. Ребята невольно сдерживали дыхание, пока он скользил мимо них к кафедре преподавателя.

– Дом Кристан, – пробормотал декан, – епископ нуждается в вашем совете.

Ученики, в большинстве своем подростки, были не так уж малы, чтобы не знать о крайней натянутости отношений между иерархами Матери-Церкви и свободолюбивой и независимой монашеской братией, которая хозяйничала почти во всех католических школах Ста Миров. А Дом Кристан был не только превосходным учителем истории, геологии, археологии и антропологии, но и аббатом монастыря Фильос да Менте де Кристу, Детей Разума Христова, и это положение делало его главным соперником епископа в борьбе за власть над душами жителей Лузитании. В каком-то смысле его статус даже выше епископского: на большинстве миров на одного архиепископа приходилось по аббату, тогда как епископу соответствовал завуч монастырской школы.

Но Дом Кристан, как и все Дети, возводил в принцип предельное почтение к церковной иерархии. Услышав о приглашении епископа, он тут же выключил свой терминал и объявил занятие оконченным, даже не попытавшись выяснить, насколько срочно требуется его помощь. Учащиеся не удивились: они знали, что аббат поступил бы так же, если бы его присутствия потребовал самый ничтожный священник. Естественно, священнослужителям всегда очень льстило уважительное отношение Детей Разума Христова, хотя Дети одновременно давали им понять, что если они будут слишком часто посещать школу в рабочее время, то совершенно развалят преподавательскую работу. В результате священники почти не заглядывали в школы. Путем смирения и почтительности Дети Разума добились почти полной независимости.

Дом Кристан даже мог, пожалуй, угадать, зачем он так срочно понадобился епископу. Доктор Навьо всегда был болтуном и сплетником, и с самого утра по городу ходили слухи о какой-то страшной угрозе, высказанной Говорящим от Имени Мертвых. Дом Кристан с большим трудом терпел все эти вопли и беспочвенный ужас церковных иерархов при малейшем соприкосновении с неверующими или еретиками. Епископ, конечно, в ярости. Это значит: он станет требовать от всех решительных действий, хотя совершенно ясно, что лучшая политика – невмешательство, терпение и сотрудничество. Кроме того, распространился также слух, что этот Голос – тот самый, что Говорил о смерти Сан-Анжело. Если это правда, то, вполне возможно, он не враг Церкви, а друг. Или, по меньшей мере, друг Детям Разума Христова, что, с точки зрения Дома Кристана, одно и то же.

Ознакомительная версия.