Ознакомительная версия.
Дом Кристан даже мог, пожалуй, угадать, зачем он так срочно понадобился епископу. Доктор Навьо всегда был болтуном и сплетником, и с самого утра по городу ходили слухи о какой-то страшной угрозе, высказанной Говорящим от Имени Мертвых. Дом Кристан с большим трудом терпел все эти вопли и беспочвенный ужас церковных иерархов при малейшем соприкосновении с неверующими или еретиками. Епископ, конечно, в ярости. Это значит: он станет требовать от всех решительных действий, хотя совершенно ясно, что лучшая политика – невмешательство, терпение и сотрудничество. Кроме того, распространился также слух, что этот Голос – тот самый, что Говорил о смерти Сан-Анжело. Если это правда, то, вполне возможно, он не враг Церкви, а друг. Или, по меньшей мере, друг Детям Разума Христова, что, с точки зрения Дома Кристана, одно и то же.
Следуя за молчаливым деканом по коридорам, а затем по церковному саду, Дом Кристан очистил свое сердце и разум от злости и раздражения. Снова и снова он повторял свое монашеское имя: Амай а Тьюдомундо Пара Куэ Деус вос Аме – «Ты Должен Любить Всех, Чтобы Господь Возлюбил Тебя». Он долго выбирал себе имя, когда вместе со своей невестой решил присоединиться к ордену, ибо знал самую серьезную свою слабость: глупость окружающих приводила его в неистовство. Как и все Дети, он сделал своим именем заклинание от сильнейшего из своих грехов. Один из способов духовно обнажить себя перед миром. «Мы не будем одевать себя лицемерием, – учил Сан-Анжело. – Христос оденет нас добродетелью, словно лилии долин, но мы не должны стараться выглядеть добродетельными». Дом Кристан чувствовал, что добродетель его порядком прохудилась, – холодный ветер нетерпения пробирал его до костей. Поэтому он беззвучно повторял свое имя, думая при этом: «Епископ Перегрино – про́клятый Богом дурак, но Амай а Тьюдомундо Пара Куэ Деус вос Аме».
– Брат Амай, – сказал епископ Перегрино; он никогда не использовал почетный титул «Дом Кристан», хотя даже кардиналы обычно проявляли такую любезность, – хорошо, что вы пришли.
Доктор Навьо уже успел занять самое удобное кресло, но Дом Кристан и не думал упрекать его за это. Праздность и себялюбие сделали Навьо толстым, а жир принудил его еще к большей праздности. Страшная болезнь, змея, пожирающая собственный хвост. Дом Кристан благодарил Небо за то, что не страдает ею. Он выбрал себе высокий табурет без спинки. Здесь его тело не сможет расслабиться, а потому разум останется ясным.
Навьо немедленно начал пересказывать свою неприятную беседу с Голосом и подробно объяснил, что́ именно тот угрожал учинить, если бойкот будет продолжаться.
– Инквизитор! Можете себе представить? Этот неверный осмелился угрожать Матери-Церкви!
Ох, каждый раз, когда Мать-Церковь оказывается в опасности, в пастве пробуждается дух крестоносцев. Но попроси их ходить к мессе раз в неделю, как этот дух сворачивается калачиком и засыпает.
Речи Навьо произвели некоторое впечатление – епископ Перегрино рассердился еще больше. Его темно-коричневая от загара кожа начала багроветь. Когда Навьо наконец умолк, Перегрино повернулся к Дому Кристану. Его лицо напоминало маску ярости.
– Ну и что вы на это скажете, брат Амай?
«Если бы я не был вежливым человеком, то сказал бы, что вы повели себя как полный болван, решив противодействовать Голосу, когда закон на его стороне. А сам Голос, кстати, еще не сделал нам ничего плохого. Пока. Потому что теперь вы его спровоцировали, разозлили. Он теперь куда опаснее, чем был бы, если б вы просто проигнорировали его приезд».
Дом Кристан едва заметно улыбнулся и наклонил голову.
– Я думаю, мы должны нанести удар первыми и лишить его возможности вредить.
Эти воинственные слова застали епископа Перегрино врасплох.
– Именно, – отозвался он. – Но я никак не ожидал, что вы тоже это понимаете.
– Фильос столь же искренни в своей вере, как и любой христианин, не прошедший посвящения, – ответил Дом Кристан. – Но поскольку мы не священники, нам приходится пользоваться разумом и логикой – жалкими заменителями авторитета Церкви.
Епископ Перегрино понимал, что монах насмехается, но никогда не мог вывести его на чистую воду, а потому лишь хмыкнул и прищурил глаза:
– Ну что ж, брат Амай, как, по-вашему, нам следует нанести удар?
– Что ж, отец Перегрино, закон выражается предельно ясно. Голос может получить власть над нами, только если мы станем препятствовать исполнению его профессиональных обязанностей. Чтобы лишить его возможности причинить нам даже малейший вред, достаточно начать сотрудничать с ним.
Тут епископ Перегрино взревел и изо всех сил грохнул по столу кулаком.
– Это просто софистика, следовало ожидать от вас такого выверта, Амай!
Дом Кристан вежливо улыбнулся:
– У нас нет выбора. Либо мы отвечаем на все его вопросы, либо он подает петицию, совершенно справедливую, о статусе инквизитора, и вы садитесь на ближайший корабль, идущий в Ватикан, чтобы предстать перед судом по обвинению в религиозных преследованиях. Мы все слишком любим и уважаем вас, епископ Перегрино, чтобы позволить вам лишиться поста.
– О да, я осведомлен о ваших чувствах.
– Говорящие от Имени Мертвых на деле вполне безобидны. Они не имеют организации, не раздают Святого причастия, даже не настаивают на том, что «Королева Улья» и «Гегемон» – священное писание. Единственное их занятие – поиск правды о судьбах умерших. Потом они рассказывают всем, кто желает слушать, историю жизни покойника так, как они сами ее поняли.
– И это, по-вашему, безобидно?
– Как раз наоборот. Сан-Анжело основал наш орден именно потому, что правда – это страшная сила. Но, я полагаю, от Говорящих нам куда меньше вреда, чем, скажем, от протестантов. А если нашу католическую лицензию отзовут на основании религиозных преследований, Конгресс немедленно ввезет сюда эмигрантов других религий. Чтобы как минимум треть населения стала некатолической.
Епископ Перегрино покрутил свое кольцо:
– Но может ли Конгресс позволить себе такой шаг? Размеры колонии были строго ограничены с самого начала. Приток неверных… Мы мгновенно вылетим за предписанные рамки.
– Вы должны знать, что они уже приняли меры на этот случай. Как вы думаете, зачем на орбите оставлены два корабля? Католическая лицензия обеспечивает неограниченную рождаемость. Когда мы превысим квоту, они просто увезут лишних. Насильственная эмиграция. Это все равно будет сделано через одно-два поколения. Так почему не начать сейчас?
– Они не станут.
– Межзвездный Конгресс был создан именно для того, чтобы прекратить волну религиозных войн и погромов, прокатившуюся по всем обитаемым мирам. Так что не стоит шутить с законами о религиозных преследованиях.
– Но это же не лезет ни в какие ворота! Какой-то полубезумный еретик вызвал сюда Голос, и над нами нависла угроза насильственной эмиграции!
– Мой уважаемый отец, светской власти всегда было трудно найти общий язык с духовной. Мы должны быть терпеливы и терпимы. У нас есть на то весьма веская причина – большие батальоны на их стороне.
Навьо хихикнул.
– Пускай у них есть батальоны, мы владеем ключами от рая и ада, – ответил епископ.
– Ну да, и половина Межзвездного Конгресса уже трепещет от страха. Впрочем, возможно, я действительно могу помочь вам несколько смягчить ситуацию. Вместо того чтобы публично отказываться от ваших прежних замечаний… – («от ваших идиотских, разрушительных, бездарных воплей…»), – вам следует только поставить город в известность, что вы поручили Детям Разума Христова нести тяжкое бремя общения с этим неверным и отвечать на его вопросы.
– Вы можете не знать ответов, – вставил Навьо.
– Но мы можем искать их для него, не так ли? Можем избавить жителей Милагре от необходимости говорить с Голосом напрямую. Вместо этого они будут отвечать на вопросы братьев и сестер нашего ордена.
– Иными словами, – сухо сказал епископ Перегрино, – монахи вашего ордена станут прислуживать неверному.
Дом Кристан закрыл глаза и трижды повторил про себя свое имя.
* * *
Ни разу с тех пор, как Эндер покинул Боевую школу, не чувствовал он так сильно, что находится на вражеской территории. Дорожка, поднимающаяся по склону холма от самой прасы, буквально стерта ногами паломников, а здание собора так высоко, что, за исключением нескольких особенно крутых поворотов, его видно на всем пути. По левую руку Эндера на искусственных террасах склона располагалась начальная школа, по правую – Вила-де-Профессорес, названная в честь преподавателей, хотя в основном здесь обитали уборщики, клерки, советники и прочий служивый люд. Все учителя, облаченные в серые одежды Фильос, осторожно и с большим любопытством поглядывали на Эндера.
Вражеская территория началась на вершине холма – ровная, почти плоская зеленая лужайка, безупречный сад, аккуратные гравийные дорожки. «Вот это и есть мир Церкви, – подумал Эндер, – все на своих местах и никаких сорняков». Здесь тоже многие исподволь наблюдали за ним, но их одежды были черными или оранжевыми – священники и деканы, – а во взглядах читалась ненависть – вполне нормальное чувство для людей, чьей власти угрожают. «Что же я украл у вас своим появлением здесь?» – беззвучно спросил у них Эндер. Но знал, что отчасти их ненависть была заслуженной. Он был диким растением, попавшим в ухоженный сад, и, куда бы ни шел, нес с собой беспорядок. Многие прекрасные цветы умрут, если он пустит корни и начнет тянуть жизненные соки из этой земли.
Ознакомительная версия.
