Старин, вложив всю свою силу, ударил его в нос, потом ещё раз, и ещё раз. Ливнев закрыл лицо руками и закричал.
– Сука! – заревел Старин – Давай сообщай в институт!
– Не могу! – закричал Ливнев – Нужно подключаться к тарелке, а тарелка осталась там.
Он отвёл ладони от лица, и Старин с удивлением увидел улыбку на лице напарника. И взгляд. Он испугался этого нечеловеческого, сумасшедшего взгляда, поэтому бил и бил Ливнева, пока тот не отключился. Потом схватил ноутбук и вылез с ним наружу, глянув на мониторчик. Минус шестьдесят. Да эти твари плодятся в геометрической прогрессии, испуганно подумал он.
Холод въелся в глаза, и стал проникать своими щупальцами под трёхслойный комбинезон, вцепился своими мёртвыми пальцами в ноги. Старин, прикусив губу, быстро, почти бегом, бросился назад, к маленькому домику из пластика. Как же он терпеть не может этот холод, думал он ускоряясь. Чёртова командировка, чёртовы деньги! Чёртовы бактерии!
В восемнадцать ноль-ноль короткое, сбивчивое письмо, легко преодолев тысячи километров, легло в ящик компьютера стоящего в деканатской научного института экспериментальной метеорологии и прогнозирования климата. Через час, ровно за семьдесят шесть часов тридцать четыре минуты до того, как всё живое на Земле погибло, его прочитали.
Дэн играл в лотереи всю свою сознательно-самостоятельную жизнь, с того самого дня, когда его определили как достигшего работоспособного возраста и перевели из раздельного инкубатора четвёртого уровня на вольное проживание в один из заштатных районов. Случилось это чуть более пятнадцати лет назад. Ему выдали стандартную комнатушку три на два метра, устроили на стандартную для его айкью работу – гидровщик в термоферме, и тем самым навсегда определили его серое, лишённое перспектив будущее. Единственное на что он мог рассчитывать – это найти такую же как он подругу с шестью квадратными метрами, пополнить общий инкубатор-ясли тремя плодами их совместной пылкой любви и разжиться добавочными тремя квадратами. Пятнадцать квадратов для пары четвёртого уровня – это максимум на перенаселённой Земле, плюс навсегда определённая зарплата – сорок геонов в год, как ни крути, а энтузиазма такое вряд ли кому-то прибавит.
– Эх я дурак – корил себя частенько Дэн после работы, заперевшись в своих шести квадратах – Надо было ещё в общем инкубаторе напрягаться, развиваться блин, а я… Эх…
Поэтому Дэн и играл в лотереи. Играл практически во все – в «гео-спринт», идущее по восьмым дням месяца, «галактик-лото» по пятнадцатым, и даже в захудалую «usa-бинго» разыгрываемую раз в три месяца, и ещё, и ещё, и ещё… общим числом выходило около тридцати лотерей, на которые Дэн тратил половину своей зарплаты, а это как-никак целых двадцать геонов, новеньких, хрустящих, со ста сорока степенями защиты. Но бросать Дэн не собирался. Бросить играть, для него было равнозначно потере единственной надежды хоть на какое-то изменение в своей серой жизни. А жизнь была по-настоящему серой.
Каждое утро, ровно в пять тридцать он просыпался в своём скворечнике, глотал пищевую пилюлю, спускался на скоростном лифте с двести шестого этажа на двадцатый и там втискивался в транспортник, набитый такими же как и он неудачниками четвёртого уровня. Транспортник летел к дальнему посту, посадка на площадке термофермы номер двести сорок была первой, поэтому Дэн старался занимать место ближе к выходу. Однажды, безжалостно вдавленный толпой глубоко внутрь транспортника, он не смог выбраться на своей остановке, и добрался на работу только к обеду. Обошёлся ему такой казус серьёзным разговором с непосредственным шефом, нагловатым парнем со статусом третьего уровня, и штрафом в полгеона. Со штрафом Дэн, скрипя сердцем смирился, а вот вспоминая перекошенную и плюющуюся рожу своего шефа, он до сих пор чувствовал внутри себя обиду. Но обиду не злобную, а такую, от которой хотелось заплакать, потому что понимал Дэн, что ничего поделать с этим он не в силах. Если его уволят с термофермы с формулировкой – неподчинение вышестоящему, всё что останется, это работы для отбросов пятого уровня, тяжёлые и беспросветные, с тринадцатичасовым рабочим днём и с зарплатой пятнадцать геонов в год. А о том, как живут эти бедолаги, Дэн и думать не хотел. Хотя иногда задумывался и не мог поверить, что такое вообще возможно. Сорок квадратов на сорок человек, проснулся, собрался на работу, а на твоё место уже кто-то спать повалился, хотя, может и не повалился, а так, стоя… Недаром эти ребята так часто пытаются пробраться в кварталы второго и первого уровня с заточенными железяками разных размеров, но в корпусах межуровневой защиты тоже не дети служат.
– Нет, я там не смогу – говорил себе Дэн – Я так не смогу.
И потому проглатывал свою обиду всё глубже и глубже, порой даже чувствуя, как она движется по пищеводу, медленно, обжигая.
И потому играл, как обезумевший, экономя на пищевых таблетках, на развлечениях и прочей ерунде. Хотя зарплата в сорок геонов позволяла ему хоть изредка покупать модифицированный рис и посещать дешёвые забегаловки и кинотеатры со стоячими местами, где не исключалась возможность встречи со своей будущей половинкой, но он всё это отметал, и потому до сих пор существовал в одиночестве. Существовал, потому что если хорошенько задуматься, жизнью назвать это было нельзя. Да и не называл Дэн, а даже шутку придумал – раз человек это существо, значит и не жить он должен, а существовать, а чтоб иначе, живуном надо быть. Шутку эту Дэн вспоминал по вечерам в своей комнатушке, сразу после просмотра очередного розыгрыша по визиону, перепроверяя ещё раз лотерейные билеты на компакт-линксе. Но выигрышей не было. Не было ни разу за долгие пятнадцать лет, и Дэн только крепче сжимал зубы, чтобы предательская слеза не потекла из глаз.
– Не живун я, существо – думал Дэн, глядя в серый потолок – Существо четвёртого уровня. Неудачник.
И снова подъём в пять тридцать, снова душный транспортник и наглое лицо шефа.
Хотя на термоферме ему нравилось. Работа не тяжёлая, даже приятная. Следишь, чтобы модифицированный рис был вдоволь залит водою, и всё. Иногда Дэн бродил по длинным и узким коридорам, и разглядывал, что творится за стеклоботами в других секциях. Выращивали на термоферме номер двести сорок много чего, но Дэн даже не пытался узнать названия всех этих овощей и фруктов. Денег на такую роскошь у него всё равно не было. Нет, можно конечно купить все эти красные, зелёные и прочие вкусности, небольшой набор-ассорти стоит двенадцать геонов, но для чего? Однажды купив двести грамм того самого риса, за поливом которого он наблюдал вот уже пятнадцать лет, Дэн здорово разочаровался. Рис оказался совсем не вкусным, хотя и живот распёрло до боли, как от трёх пищевых таблеток съеденных за раз, но цена в пять геонов мучила несказанно дольше, чем тягучая боль в животе.
