- Ведь я люблю Амелину! Я так ее люблю... Только ее и люблю...
- А зачем тогда якшаешься с той девицей?
- Ну... Это так... несерьезно...
- Разве? И трое детей - тоже несерьезно? Какой же ты еще мальчишка, Симон! Вот когда повзрослеешь... гм, если, конечно, повзрослеешь когда-нибудь... - Эрнан растянулся на подстилке и широко зевнул. - Да ладно, что с тобой говорить! Лучше я чуточку вздремну, а ты, малыш, ступай себе с богом...
Едва Симон вышел из шатра, как за его спиной раздался громкий храп. Несмотря на скверное настроение, он все же не удержался от смеха:
- Да уж, нечего сказать, чуточку вздремнул...
12. ЖУТКИЙ СОН ШАТОФЬЕРА
Вообще, Эрнан не имел обыкновения храпеть во сне. За годы, проведенные в крестовом походе, он приучился спать тихо и чутко, а его громогласный храп в процессе засыпания был лишь своего рода вступлением fortissimo con brio , быстро переходящим в pianissimo его обычного сна. Симон еще не успел покинуть пределы ристалища, как Эрнан перевернулся на бок и утих.
И виделся Шатофьеру самый популярный из его снов, к которому он привык настолько, что даже во сне отдавал себе отчет в том, что это всего лишь сон... Тихая и душная палестинская ночь, лагерь крестоносцев, на часах - уснувшие стражники, да и он сам, монсеньор де Шатофьер, гроссмейстер ордена Храма Сионского, безмятежно дремлет в роскошном командорском шатре на вершине холма. За перегородкой слышится ровное сопение его оруженосцев, звучащее как аккомпанемент к подозрительному шепоту, доносящемуся снаружи. Эрнан прекрасно знает, что это за шепот: в который раз коварные сарацины никем не замеченные пробираются в лагерь, чтобы убить гроссмейстера (то бишь его) и таким образом обезглавить могущественное христианское войско. Однако их надеждам сбыться не суждено - всякий раз Эрнан вовремя просыпается, собственноручно расправляется со всеми злоумышленниками, а потом задает взбучку часовым, которые проворонили очередную вылазку врага. В конце концов все войско радуется благополучному исходу ночного инцидента, а менестрели ордена спешно слагают героическую балладу, прославляющую отвагу и бдительность вождя тамплиеров.
К большому сожалению Эрнана, в этот раз ему не удалось вновь пережить все перипетии ночного происшествия, и вместо того, чтобы проснуться во сне, он проснулся на самом деле и удивленно огляделся по сторонам.
"Ну и дела! - промелькнуло в его голове. - Кажись, я в филипповом шатре на ристалище... Пожалуй, что так оно и есть... Это же Наварра, чтоб мне пусто было!.. Но откуда здесь взялись сарацины, черт их дери?!"
С пробуждением Эрнана шепот не пропал, а напротив, стал громче. Теперь уже это был не шепот, но спокойный разговор двух человек на арабском языке.
"Нет, это не сарацины, - наконец сообразил Эрнан, обнаружив, что смысл произносимых слов ускользает от его понимания. - Мавры?.. Нет, не мавры... Христиане, провалиться мне на этом месте!.. Однако! Как они безбожно коверкают арабский..."
Он весь обратился в слух, и первая же понятая им реплика буквально сразила его наповал:
- Она должна умереть, хочешь ты того или нет. Я уже вынес ей смертный приговор.
Эрнан осторожно протянул руку к лежавшему рядом мечу.
"Вот поди ж ты! Оказывается, я присутствую на тайном судилище, где вместо латыни используется арабский язык... Да-а, очень некстати я здесь вздремнул - для "судей" некстати, разумеется... А как же Байярд? Они что, слепые?.. Впрочем, нет. Скорее всего, он опять сорвался с привязи. Хороший конь, умница..."
Тут отозвался второй (Эрнан понял, что это был второй, лишь по контексту - чужой язык и плотные стенки шатра делали голоса собеседников, и так похожие, совершенно неразличимыми):
- Боюсь, мне придется смириться с этим.
- Тем более, - заметил первый, - что она поступила с тобой по-свински.
- Да, ты прав.
Затем воцарилось минутное молчание.
"Интересно, - подумал Эрнан. - Кто она? С кем она поступил по-свински? А что, если мне сейчас выйти и спросить у них напрямик: "О чем вы толкуете, милостивые государи?" Гм... Нет, пожалуй, это будет не слишком умно с моей стороны - сперва нужно поподробнее узнать, что они задумали... К тому же их явно больше, чем двое".
И в самом деле: по соседству слышалась басконская болтовня. Эрнан определил, что разговаривали трое, судя по лексикону - слуги, несколько раз кряду они упомянули о какой-то "тряпке".
Наконец, те двое возле шатра Филиппа возобновили свою весьма занимательную беседу:
- Ну, как, решился?
- Я уже сказал: мне придется смириться.
- То есть ты согласен пассивно поддерживать меня?
- Вроде того. Но...
- Это меня не устраивает. Ни в коей мере. Теперь мы с тобой одной веревкой связаны, так что будь любезен разделить со мной ответственность. И не увиливай - без твоей помощи мне придется туго.
- А я не увиливаю. Просто я хочу получить гарантии, что мы равноправные союзники. Я не собираюсь таскать для тебя каштаны из огня.
- О нет, будь в этом уверен. Конечно, мы союзники, как же иначе? А она стоит у нас на пути, само ее существование - смертельная угроза для нас... во всяком случае, для меня. Либо она, либо я - другой альтернативы нет. Ну а ты... В конце концов, она отступилась от тебя - так что же ты колеблешься? Вот я на твоем месте...
- Да, это уж точно. Тебе чужды сантименты.
"Так, так, так,- отозвалась та часть сознания Эрнана, которая занималась анализом услышанного. - ОНА отступилась от второго. Очень важная информация! А для первого ОНА представляет смертельную угрозу... или для его планов - порой честолюбцы отождествляют поражение со смертью, по себе знаю... Неужели!.."
Последовавшие за тем слова первого, сказанные с мрачной решимостью, подтвердили его догадку.
- Когда речь идет о власти, сантименты излишни и даже вредны. Ради короны я готов пожертвовать всеми без исключения родственниками... Гм, разумеется, присутствующие не в счет.
- Ой, не заливай! В твоих глазах моя жизнь не стоит и гроша. Просто сейчас я полезен тебе и, к счастью, не стою на твоем пути.
- Зато эта сучка... прости, кузина - вот она-то стоит.
- Кузина... - не сдержавшись, прошептал Эрнан. - Все-таки кузина. Понятно...
Первый употребил именно это слово, а не какой-нибудь его арабский эквивалент. Догадка Шатофьера переросла в убеждение. Теперь он знал обоих злоумышленников, хотя одного из них впервые увидел лишь вчера, а с другим вообще никогда не встречался.
После длительного молчания разговор продолжился, перейдя в более практическое русло:
- Так что выберем - яд или кинжал?
- Только не яд.
- Почему?
- Слишком опасно и не наверняка.
- Разве? По мне, это самый верный способ.
- А я так не думаю. Смерть от отравления неизбежно вызовет серьезные подозрения. Начнется расследование...
