Я ни на мгновение не выпускал из рук этих чудесных пальцев.
— Я хочу, чтобы вы знали, Ариадна, что попали в мир, который, возможно, в той или иной мере напоминает только что вами покинутый. Я не ведаю, совпадают ли эти миры или нет, однако между ними есть связь — и вам каким-то образом, пока не совсем понятным, удалось перенестись в это место… Это — комната, она является частью дома. Снаружи — улица. Это одна из сотен улиц огромного города, который состоит из великого множества таких домов и прочих, куда больших по размеру строений. И все эти здания построены на твердой материи, которую мы называем грунтом или землей. К слову, поразительно, что вы понимаете наш язык! Судя по всему, вы либо унаследовали чьи-то тело и разум, либо ваше собственное тело приспособилось для жизни здесь. К сожалению, мы еще слишком мало знаем об этом феномене… В любом случае, вы наверняка понимаете, что я имею в виду под словом «земля». Понимаете?
— О да, — живо ответила она. — Мне кажется, я понимаю все, что вы говорите, Хобарт.
— Тогда в вашем сознании наверняка есть соответствующая картинка для каждого понятия, которое я упоминаю?
— Наверное, — уже не так решительно промолвила она.
— Что ж, — начал я, надеясь всё прояснить, — эта земля имеет форму огромного шара; его часть покрыта другим веществом, которое мы называем водой. Для тех частей, которые этим веществом не покрыты и могут служить опорой для строений, составляющих города, у нас есть еще одно имя. Можете это имя назвать?
— Континенты, — она даже не колебалась.
— Чудесно! — это было хоть какое-то начало. — Мы скоро заставим вашу память работать! Однако же вот что я хотел на самом деле сказать: каждый из этих континентов — а их несколько — населен людьми, более или менее похожими на нас. В общей сложности их неисчислимое количество. Они делятся на мужчин и женщин, вот как мы… правда, вы, кажется, воспринимаете это как должное, и всех их вы найдете чрезвычайно интересными. И, говоря откровенно, — я наконец выпустил ее руки, — вы должны понимать, что среди людей, которых вам еще только предстоит встретить, найдется немало таких, кто гораздо… ну, гораздо привлекательнее, чем я. Вам также стоит знать, — я даже отвел глаза, — что не все они так же дружелюбны, как мы. Вы столкнется и с враждебно настроенными личностями — они, возможно, захотят воспользоваться… так сказать, вашим простодушным представлением о мире. Если вкратце, — настойчиво продолжал я, — вы обязаны прямо сейчас запомнить, что нельзя безоговорочно открываться людям. Вам следует выработать привычку быть осторожной в своих суждениях, ждать, пока не получите больше сведений, прежде чем составлять свое мнение об окружающих. Это необходимо для вашей же безопасности, исключительно ради вашего блага.
Договорив, я умолк.
Она, казалось, обдумывала все сказанное мной, после чего заметила:
— Звучит разумно. Я уверена, откуда бы я ни прибыла, этот совет мне там пригодился бы. Однако, — она улыбнулась мне, и я не могу описать эту улыбку иначе как ласковую, — в вас я не сомневаюсь, Хобарт. Я знаю, что у меня нет никаких причин вас опасаться.
И прежде, чем я успел опомниться от блаженства, в которое меня повергли ее слова, она повернулась к Шарлоте:
— Шарлота, я убеждена, что и вам могу доверять.
Но, взглянув на Джерома, она заметила:
— Вам я тоже могу верить, Мистер — почти так же, но все-таки не до конца. Если бы вы не сомневались в моей честности, я могла бы доверять вам полностью.
Джером побелел. Он заговорил впервые с момента появления девушки:
— Как… как вы узнали, что я сомневаюсь в вас?
— Не могу объяснить — я и сама не знаю! — Немного помолчав, она тоскливо добавила: — Я хотела бы, чтобы вы оставили сомнения, Мистер. Мне нечего от вас скрывать.
— Знаю! — взволнованно, признавая свою вину, выпалил Джером. — Теперь я это знаю! Вас не в чем подозревать, и отныне я в этом убежден!
Она вздохнула с нескрываемым облегчением и протянула одну руку Джерому. Он принял ее так, словно это было яйцо колибри, и покраснел почти до пурпурного оттенка. В это самое мгновение честная, ретивая мужественность, что питала его профессиональную сущность детектива, дала себя знать впервые за все время нашего знакомства. С того момента он был предан этой девушке, как самый любящий из отцов.
Что ж, нет нужды излагать в подробностях все, что было сказано в течение следующего часа. Мало-помалу мы увеличивали круг знаний нашей гостьи о мире, в котором она очутилась, и мало-помалу же в ее сознании разворачивались соответствующие образы места, откуда она пришла. И когда ради эксперимента мы вывели ее на крыльцо и показали звезды, то были глубоко удивлены тем, как она на них отреагировала.
— О! — воскликнула она в искреннем восторге. — Я знаю, что это! — Теперь она говорила уже вполне уверено. — Это звезды! Но… они выглядят иначе… Их очертания не такие, какими я привыкла их видеть. Но это точно они и ничто иное!
ОЧЕРТАНИЯ НЕ ТАКИЕ! Я решил, что это очень значимое обстоятельство. О чем оно говорит?
— Взгляните, — я указал ей на созвездие Льва — оно находилось в зоне эклиптики, так что его было хорошо видно и с северного, и с восточного полушарий, — вам это знакомо?
— Да, — решительно ответила она. — То есть общее расположение, а не вид отдельных звезд.
То же самое было и со всеми остальными небесными светилами. Ничто не было знакомо ей точь-в-точь, однако она заверила нас, что не могла бы спутать звезды ни с чем другим. Это знание было живо в ее памяти, но его было невозможно объяснить, равно как не было ни малейшей догадки, почему они выглядят иначе.
«Возможно ли, — про себя подумал я, — что она — пришелица с другой планеты?»
Ведь нам известно, что небо, если смотреть на него с любой планеты этой солнечной системы, будет выглядеть практически одинаково, но с планеты, вращающейся вокруг любой другой звезды, форма созвездий будет так или иначе отличаться из-за огромного расстояния. Что касается различий во внешнем виде звезд, то его можно было списать на разные составы атмосфер.
— Ариадна, может статься, что вы прибыли с другой планеты!
— Нет, — она, кажется, вполне сознавала, что противоречит мне. Надо отметить, в ее манере говорить напрямую не было ничего обидного. — Нет, Хобарт. Я слишком отчетливо ощущаю себя дома, чтобы быть родом из любого другого мира, кроме этого.
Это на время выбило меня из колеи. Как это было возможно, что она, настолько несведущая во всех прочих вопросах, на этот счет была так уверена? Этому не было объяснения.
Мы вернулись в дом. Мой взгляд случайно зацепился за граммофон, и я подумал, что было бы неплохо проверить ее знания в этой области.
— Этот прибор кажется вам знакомым?
— Нет. Для чего он?
— Вы понимаете значение слова «музыка»?
— Конечно, — мгновенно просияла она, — вот это — музыка, — и она без всякого стеснения принялась петь чистым приятным сопрано, порадовав нас припевом песни «Я взбираюсь по горам!»
— Боже милостивый! — воскликнула Шарлота. — Что это может значить?
На мгновение меня озарило догадкой. Я озвучил ее:
— Должно быть, она бессознательно помнит, что звучало здесь незадолго до ее появления.
Чтобы доказать это, я выбрал инструментальный отрывок, который мы не ставили в тот вечер. Это было окончание увертюры к «Фаусту» — кстати говоря, любимейшая вещица Гарри и одна из моих. Ариадна прослушала ее до конца.
— Кажется, я слышала нечто похожее раньше, — медленно проговорила она. — Мелодию, а не… инструменты. Но это напоминает мне что-то, что я очень люблю.
Тут она снова начала петь. В этот раз ее голос звучал тверже, более выразительно, а что касается композиции… все, что я могу сказать: в ней были ясно различимы дикий, яростный звон, напоминавший «Людей Харлека», вот только ноты не соответствовали хроматической гамме. ОНА ПЕЛА В СОВЕРШЕННО ДРУГОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ.
— Боже мой! — воскликнул я, когда она закончила. — Вот это уже ЧТО-ТО! Мы впервые слышали подлинное порождение «Слепого пятна»!
