— Что-то хотели мне сказать? — громко на всю лестницу спросил я.
— Шарики не потеряйте, в окошко дует.
Смешно бежать к нему «на разговор» с моими шариками. Я потопал наверх, мысленно представляя, как это все могло быть.
Я спускаюсь. Он ироничен, юн, в меру нахален. Это модно.
Я подхожу. Резкий поворот. Он бьет меня снизу и чуть сбоку. Так описывают подобные драки в книгах. Я падаю, роняя такие нелепые коробки… А если наоборот? Я бью. Он падает. Я неположительное начало в конфликте… Смешно.
Дверь открыла соседка, женщина в зеленом халате, с влажной морковкой с надкусанным кончиком.
— Я же тебе сказала… О, простите!
— Виноват, мне Ладу.
— Лада, наверное, занимается. Какой сегодня день? Пятница? Конечно, занимается. Мамаша у них на дежурстве. Максим Алексаныч в санатории. Что-нибудь передать?
— Передайте, пожалуйста, вот…
Соседка бережно взяла мои коробки. Я помог ей закрыть монолитную дверь и пошел вниз.
На улице глупый котенок ловил озорные кленовые шорохи, бегал, не зная, куда ему раньше прыгнуть. Машина фыркнула. Он рыжим листиком сиганул на дерево.
— Ну, извини, — сказал я котенку и отпустил тормоз.
На углу с поднятым воротником стоял вихрастый парень, заложив руки в пальто. Можно было подумать, он хочет поймать в суматохе машин такси. Увидев меня, он элегантно перекинул губами сигарету, независимо и небрежно поднял руку. Не высоко. Солидно. Уверенный в себе молодой человек.
Я притормозил, ошарашенный.
Парень элегантно чуть наклонил голову:
— Шеф, до Манежа?
— Подвезем, — ответил я, лихо распахивая дверь.
Ну что ж, принимаю твою игру.
Он вежливо кивнул, предельно вежливо закрыл дверь и открыл другую. Ну конечно, уверенные молодые люди катаются на задних сиденьях.
— Очень трудно с такси в нашем городе, — заметил он, как бы уставшим от подобных мелких неурядиц тихим голосом.
— Ничего, мигом доставим! Не стесняйся.
Парень сдвинул брови.
— Папы и мамы учат: незнакомым надо говорить «вы».
Он опять элегантно перекинул губами сигарету.
— Пардон. Мы, шоферы, грубоватый народ.
Он великодушно кивнул мне, дымя сигаретой. Он был так элегантно вежлив, что приоткрыл окно.
— Понимаю, накопил и машину купил. Баранку в руки, по рублику с носа. Вот и опять накопил. А книжки читать некогда.
Мы ехали как два добрых приятеля. Вдоль улицы автокраны устанавливали в приготовленных ямах взрослые деревья. На них золотились последние загородные листья, которым суждено было теперь опасть на городском людном проспекте.
— Лесная зелень очень благотворно действует на нервы, — заметил я.
— На ваши?
— На мои, на тех, кто устал от прогулок. Почему бы вам не заняться? Полезно, приятно и накопить можно.
Он кивнул, переложив сигарету.
— За музыку плачу дополнительно, шеф.
Я включил радио.
— Не устраивает зелень?
— А из елок-палок такая машина вырастет? — он похлопал по спинке сиденья.
— Да, не сразу.
— Ждать не могу. Нельзя ли поскорей, а не то я проиграю в одном занятном состязании. Козыри на моих руках не те.
Я повернулся к нему, кажется, более резко, чем надо было.
— Травка зеленеет, солнышко блестит, — он опять перекинул сигарету. — Зелень — это пенсионерам. Я хочу славы. Накопившим не понять, что такое слава. Им нужна тихость. А я тороплюсь.
— Тогда советую заняться футболом. Нет на свете славы легче.
— Благодарю вас. Я никогда не забуду ваших ценных советов. Нам не повредит истина. Знать — значит уметь. Я понял: все на свете легко дается, только не все можно купить… Приехали, шеф.
Он протянул мне бумажный рубль.
— А накопить нетрудно.
Он элегантно перекинул губами сигарету.
Я взял бумажку, сложил ее аккуратно и спрятал в карман.
— Премного вам благодарны. Желаем здравствовать.
Он ответил небрежным кивком и пошел, вихрастый, своей дорогой. Каналья.
В городе начинали мигать огни. Таяла синева над крышами. Торговцы мороженым катили свои тележки. Холод на улицах был заметен как никогда. Шел вечер, неуютный, неспокойный, холодный, как вода в стылой реке, серый, как асфальт. набережной.
…В больнице я надел халат и пошел к маме, стараясь не потерять упругие мячики апельсинов.
Глаза и лицо мамы ожили таким нескрываемым счастливым радушием, что полная врачиха сказала:
— Ну вот и нашли мы главное лекарство.
… «Привет из Ленинграда!
Как успехи, здоровье, мама?
Не можешь ли ты на день-два приехать? Я нашел в Эрмитаже чудо. Рассказывать бесполезно. Сам увидишь, поймешь. А то верить мне перестанешь. Попробуй вырвись на день хотя. Жалеть не будешь!
Успехов тебе и радости. Археолог».
Я решил поехать.
Ну и денек у меня сегодня…
Спорили до хрипоты. Шеф доказывает (а если он прав?) немагнитную схему поиска.
— Ты, — шумел он, запуская руку в бумажные ленты на столе, — прочти все это. Прочти, не ленись.
— А я читал, наизусть помню.
— Что ты помнишь, горе мое? Там нет магнетизма. Луна-старушка не имеет магнетизма! Вот и не было никаких помех, и картинки не прыгали.
— Зато совсем пропали.
— Значит, искать надо.
— Надо. Пошли меня в командировку недельки на две.
— Куда?
— В Лахому.
Он забегал по кабинету. Позвонил, приказал принести карту.
— Кем я тебя пошлю, будь ты неладен? Кем? Туристом?..
Вот, говорят, едут писатели, целая группа. К ним примазаться? Так надо будет речи вести по-ихнему: реализм, эквилибризм…
— Я научусь, это не трудно.
— Какой прок? Тебе все равно гулять не придется. Вот, может быть, футбольная команда?.. — Он оглядел меня скептически. — Не возьмут. И мяч — это не магнитометр.
— А я согласен массажистом. Сделаю себе массажный прибор.
— Видали! Он всерьез! Я над ним издеваюсь, а он всерьез. Ага, вот и карту принесли… Я тебя в такое место пошлю… Я тебя к черту на кулички пошлю! Вот где твое место. — Он ладонью хлопал по карте. — Вот где!.. Земные силовые линии мешают. Как сетка! Заставляет она лучи входить в нее, переплетаться. Магнитный шатер мешает! А если поставить ловушку в точке схождения силовых линий? Как на дне воронки? Одна ловушка здесь, у нас, другая там. Получится треугольник, вершиной которого станет незримая точка. Мы с тобой в углах основания. Лучи, посылаемые нами, на вершине сомкнутся, и если они совпадут по фазе колебаний… Там будет фокус линзы, там… Я, пожалуй, так и сделаю, чтобы ты не приставал ко мне. Пошлю тебя туда. И не надо нам никакой Америки.