— Эгей, Пурпурный! — окликнули мы его.
Он скосил глаза в нашу сторону.
— Кажется — мой старый друг, Лэнт, — произнес он.
Друг... Я содрогнулся. Скрипнул зубами и сказал:
— Да, это я, Лэнт. Мы с Гортином пришли поговорить с тобой.
Я постарался проговорить это со всей возможной строгостью.
— А-а... — Пурпурный заколебался. Казалось, что-то смущает его. — Как ты живешь, Лэнт? Как твоя семья, твои жены?
Ну и странные вопросы. Чего ради он интересуется моими женами? Но что поделаешь, Пурпурный всегда отличался странностями.
— С моими женами все хорошо, — ответил я. — Моя первая жена вскоре ожидает ребенка. Шуга сказал, что это будет дочь. Но поскольку она уже принесла мне двоих сыновей, я не могу быть на нее за это в претензии.
— Ожидает ребенка?
Пурпурный словно был напуган этим. Он принялся что-то лихорадочно подсчитывать на пальцах.
— Получается почти девять... — он поглядел на меня. — И через сколько ожидает?
— Через три руки дней.
Он снова углубился в подсчеты.
— Три раза по пятью пять... семьдесят пять. Голубых дней, конечно. Теперь посмотрим, что получится, если перевести их в обычные... Ага, через четыре с половиной месяца... Уф! А я было подумал...
— Что подумал?
— Не имеет значения. Я просто радуюсь, что у вас не случается таких вещей, как период недомогания в тринадцать с половиной месяцев...
Он опять нес какую-то чушь — беременности больше двухсот пятидесяти голубых дней не бывает. Сколько это будет месяцев я и понятия не имел, хотя он применял этот термин примерно в том же значении, что и руку дней. Вероятно, это был его способ подсчета числа дней. Пурпурный упоминал еще раньше, что его дни — «стандартные дни», как он их называл — наполовину длиннее чем наши.
Наши дни, ясное дело, измеряются прохождением голубого светила, вне зависимости от положения красного. Гортин рассказал мне, как растерялся Пурпурный, он не мог поверить, что уже середина ночи, а все потому, что красное Солнце все еще стояло высоко в небе. Странное дело — почему периоды света и темноты должны соответствовать периодам дня и ночи? Такое бывает только во время соединения.
В любом случае я не мог понять его озабоченности в связи с предстоящим рождением ребенка. Я спросил:
— Пурпурный, почему ты так беспокоишься?
— Хм... Хм...
— Не потому ли, что ты сделал кое-что с моей женой в день последнего соединения?
Пурпурный побледнел.
— Я... Лэнт, прости меня...
— Простить тебя? Почему я должен тебя прощать?
Пурпурный испуганно подался назад, выставив руку, словно защищаясь от меня.
Я сказал:
— Шуга рассеял возле твоего гнезда пыль желания. Ты бы не смог вообще совладать с собой.
— Ты думаешь... ты хочешь сказать... я это сделал из-за заклинания?
— Разумеется, это было заклинание. Оно явилось частью дуэли.
Теперь он вроде бы успокоился. На его лицо вернулась краска.
— Тогда я напрасно беспокоился. Мне вообще не стоит волноваться из-за ребенка.
— А почему тебе следует беспокоиться? Шуга знает, когда ребенок был зачат и когда он будет рожден.
Пурпурный кивнул.
— Да, Шуга, вероятно, хорошо разбирается в таких вещах.
— Да, — подтвердил я. — Ребенок — твоя дочь, все правильно.
Он опять побледнел. На этот раз я подумал, что он упадет в обморок. Кровь приливала и отливала от его головы, так что он еле стоял.
Я продолжал:
— Когда мы поняли, что ребенок твой, я чуть было не убил свою жену...
— О, нет, Лэнт, нет... потому что я...
Я посмотрел на него с недоумением.
— Пурпурный, я же тебе сказал, что ты и не мог бы с собой справиться. А она — только женщина. Женщина не умеет отказывать в ласке. Нет, мы должны были побить ее потому, что она вынашивает ребенка демона, но Шуга запретил. Ребенок должен быть выношен и рожден, как и любой другой. Только тогда мы сможем определить, добрым демоном он является или злым. Шуга считает, что девочка будет обладать большой магией и если так, то он полагает, что сможет контролировать ее.
Гортин фыркнул.
— Ну и ну, значит так, словно Шуга собрался соперничать с легендой о бедном ребенке и демоне. Демон потребовал исполнения трех желаний...
Я пожал плечами.
— Меня это мало касается. Если ребенок — демон, Шуга обязан мне уплатить за право его уничтожения или контроля. Если нет — то я, по крайней мере, получу свадебную цену. Почему это женщинам позволено рожать без разбора? Еще один сын — это всегда гордость и сила! Дочка — в лучшем случае — цена выпивки. Любой, согласно обычаю, может предложить жену. гостю. А теперь, когда наши деревни собрались жить вместе и мирно, рождение ребенка вообще не будет иметь никакого значения. Будем же считать, что я предоставил тебе привилегию гостя, чтобы укрепить добрые отношения между деревнями. То, что она дочь волшебника, прибавит ей цену, когда я ее продам на седьмой год-день. Но девчонка — это девчонка, и не стоит тратить воздух на обсуждения.
— М-м, да-а, — пробормотал Пурпурный. Видно было, что он чемто смущен. — Еще один вопрос. У всех ваших женщин срок беременности такой длинный?
— Что значит такой длинный? Двести пятьдесят дней самый правильный срок беременности.
— Двести пятьдесят... — Пурпурный опять принялся подсчитывать.
— Тринадцать с половиной месяцев, — сказал он. — Ого!
И он продолжал бормотать про себя.
— Ладно, я догадываюсь, что это необходимо... Вероятно четыре с половиной месяца нужны потому, что здесь такие нестабильные условия. Это позволит нарождающемуся младенцу дополнительно окрепнуть и быть более подготовленным к злому негостеприимному миру. Да, да... Теперь понятно почему...
Мы с Гортином переглянулись. Я сказал:
— Вижу, он до сих пор городит чепуху сам с собой.
— Не так часто, как ты думаешь, — возразил Гортин. — Теперь он редко пользуется демонским языком.
— Что ж, это хорошо. Можно ли считать человека цивилизованным, если он не говорит на цивилизованном языке?
Я обратился к Пурпурному.
— Но мы пришли поговорить с тобой на более важную тему.
— Верно, — вмешался Гортин. — У тебя есть созревший корень рабы?
Я снова убедился, что этот Глава не из тех, кто даром тратит слова. Он сразу переходит к делу.
Пурпурный поскреб свой безволосый подбородок, кажущийся серым из-за множества крохотных черных точек. Еще одна странность. Потом он произнес:
— Думаю, могу немного поделиться.
Он пошарил по своим грядкам, затем решил по-другому и исчез в своем гнезде.
Он вернулся почти сразу же с корзиной клубней.
— Вот уже очищенные. Берите сколько надо.
Гортин взял и повесил корзину на руку.
