— Не забивай голову, — сел Кандид, спустив босые ноги на землю. — Дурацкая мужицкая рефлексия — болезнь самокопания. Тоже не бери в голову — отомрет вместе с мужиками.
— Может быть, да, — кивнула задумчиво Нава, — а может быть, и нет. Ведь мы теперь частично и мужчины. Не перейдут ли ваши болезни к нам?
Кандид с интересом посмотрел на нее.
— О! Это уже серьезный вопрос…
— Я никогда раньше не задавала себе столько вопросов, — призналась Нава.
— Что ж, тогда у нас есть вероятность найти общий язык, — улыбнулся Кандид.
— А что ты там такое страшное говорил про солнце? — вспомнила она. — Как это оно может погаснуть?
— Грубо говоря, солнце — тот же костер. Только дрова другие — ядерные… Все дрова когда-нибудь кончаются, и костер гаснет.
— И что тогда будет? — дрожащим голосом спросила Нава, хотя ответ ей был уже ясен.
— Все живое на планете умрет, — ответил Кандид. — Мать-Природа, столь тебе дорогая, умрет. Разве что споры какие-нибудь да вирусы уйдут в вечную зимнюю спячку.
Нава молчала, осмысливая услышанное. Осмысливать было страшно, но аналогия с догорающим костром была очень убедительна.
— Откуда ты это знаешь? — спросила она.
— Я же говорил, мы задаем себе много вопросов, и часто готовы отдать жизнь, чтобы добиться ответа. Случается, и отдаем. Это называется поиск Истины… Я полагаю, что это одно из проявлений инстинкта самосохранения Матери-Природы. С нашей помощью она ищет способ выжить, когда солнце погаснет.
— И вы уже летали к звездам? — тихо спросила Нава.
— К звездам — нет пока. Очень они далеко. А на некоторых планетах были. На Луне, например, которую ты видишь каждую ночь.
— А мы ничего не знаем, — вздохнула Нава. — Это плохо… И там есть жизнь — на других планетах?
— В полном смысле, как у нас, нет, не нашли, но простейшая попадается… На одних планетах слишком жарко, на других — слишком холодно… Может быть, — улыбнулся вдруг Кандид, — это я сейчас подумал… может быть, там не хватает вас, умеющих делать мертвое живым… Возможно, и здесь все когда-то началось с вас…
— Откуда же мы взялись?..
— Не знаю, прилетели откуда-нибудь…
— Там мы тоже должны были бы откуда-то взяться, — возразила Нава.
— Ну, может быть, вы путешествуете по вселенной, распространяя по ней жизнь… Где-то когда-то возникли, а потом стали путешествовать… Красивая сказка…
— Почему сказка? — попыталась обидеться Нава, которой эта гипотеза тоже понравилась.
— Потому что пока, как я видел, вы убиваете существующие виды живого, причем, разумного.
— Не убиваем, а совершенствуем, — объяснила Нава, — делаем лучше.
— Есть мнение, что лучшее — враг хорошего, — усмехнулся Кандид.
— Глупое мнение, — поморщилась Нава. — Что более жизнеспособно, то и лучше.
— Не знаю, не знаю, — покачал головой Кандид. — Как-то так получается, что жизнеспособней дураки и мерзавцы, для которых инстинкт самосохранения превыше всего… Да и все прочие инстинкты… Неужели они лучше? Не может быть! Общество, состоящее сплошь из жизнеспособных дураков и мерзавцев нежизнеспособно — они пожруг друг друга.
— Понятие жизнеспособности подразумевает не только жизнеспособность особи, но и, главное, всего вида, — пояснила Нава свою точку зрения.
— Ну, и хорошо, если так, — сдался Кандид. — Хорошо, в смысле, что я понял твою мысль. То, что происходит здесь мне все равно не нравится… Не по-человечески это… Но оставим разговоры… Не позволит ли мой милый лекарь своему пациенту искупаться?
— Конечно, позволит и даже очень настоятельно порекомендует, — улыбнулась Нава, — и, более того, составит компанию…
* * *
Кандид сидел на песке, чуть прикрывшись поперек тела штанами и строгал скальпелем толстый обломок ветки дерева, видимо, поваленного недавним ураганом. А Нава, не помышляя о смущении, голышом стояла на лежащем стволе этого дерева, блаженствуя под теплыми солнечными лучами, и краешком глаза наблюдала за Кандидом. Она давно заинтересовалась его странным занятием. В Лесу никто никогда ничего не строгал: нечем и незачем. Здесь для того, чтобы построить дом, не надо было убивать деревья, здесь созидание вершилось без разрушения.
«До Одержания, — подумала Нава. — Одержание выбивается из древнего принципа жизни. Но, видимо, смена биологических видов без этого невозможна… Хотя и это спорно… Странно: раньше, когда я почти не задумывалась, сомнений почти не было, сейчас же, когда, похоже, я научилась самостоятельно мыслить, уверенности нет ни в чем. Сплошные сомнения».
— Что это ты делаешь? — соскочила она со ствола и подбежала к Кандиду. — Покажи!
Кандид, увлекшийся своим занятием, не успел спрятать творение и растерянно молчал, накрыв его ладонями.
— Ты опять Молчун, а не Кандид? — усмехнулась Нава. — Ну, правда, покажи. Мне очень любопытно. В Лесу никто такого не делает.
— Но это еще не готово! — вздохнул Кандид. — Когда еда не готова, ее не ставят на стол.
— Так это еда?! Из дерева? — удивилась Нава. — Вы на Белых Скалах едите деревья?
— Да нет, — засмеялся Кандид, — если и еда, то для глаз, для души… Духовная пища.
— Не понимаю. Покажи! — настаивала Нава.
— Я обязательно покажу, — пообещал Кандид. — Но когда кончу.
— Ну, как это… — пыталась она вспомнить странное слово, которому он ее когда-то учил. — Ну, пожалуйста!
Кандид улыбнулся.
— Против этого слова я бессилен, но учти — это еще не готово, — и развел ладони.
Нава тут же схватила деревяшку с его колен и принялась ее рассматривать. Она ощутила мурашки озноба на спине, когда увидела, что из ствола боком высунулась женщина… нет, подруга… или женщина (?), очень на кого-то похожая. Да на нее саму и похожая! Ну, конечно, это она и есть! Было странно и страшно видеть себя деревянной, да не просто целиком деревянной, а наполовину поленом. Было видно, что она, эта деревянная Нава, выходит (выступает?.. выдирается?) из дерева, но пока… Наве стало боязно, что она деревянная никогда не вырвется на свободу.
— Мы никуда отсюда не уйдем, пока ты не освободишь меня из этого дерева! — решительно заявила Нава.
— Хорошо сказано, девочка, — задумчиво кивнул Кандид. — Я даже не подумал, что этот полуфабрикат — символ твоих, да и моих отношений с Лесом.
— Символ? — вопросительно посмотрела на него Нава.
— Ну, мысль о тех, кто живет в Лесу, выраженная зрительным образом… Ты говоришь — и Лес так мыслит нами… А это моя мысль о тебе в дереве, а не в живой плоти… Понятно?
— Немного, — задумчиво кивнула Нава. — Никогда бы не подумала, что ты можешь мыслить так же, как Мать-Природа…
