— Тут милиция пороги обивает, — не выдержал он.
Боже, что с ней стало! Могла бы — подскочила и по комнате забегала бы. Испугалась так, как будто её арестовывать собрались. И как это понимать? Она сама — преступница, и получила по заслугам? Вот невезуха: хотел помочь бедной девочке, а вышло, что взял под опеку малолетнюю преступницу.
С одной стороны это хорошо: её отпечатки наверняка есть в милицейской базе данных — будет легко установить личность. Менты, которые тут околачиваются, должны были это сделать. Зная, как они работают, лучше снять отпечатки самому и передать Полковнику. Снимать лучше всего на стекло. Что есть стеклянного? Солнцезащитные очки.
Осторожно приподняв холодную руку, он приложил её пальцы к стеклу и зацепил очки за ворот рубашки. Девушка, скорее всего, ничего не почувствовала. А если и ощутила, то вряд ли поняла, что происходит. Довольный собой, он набрал Полковника и изложил суть проблемы.
— Это ведь не срочно? Давай завтра заеду, а? Сегодня уезжаю, и в отделение уже не попаду.
Ухмыльнувшись, Хирург повертел в руках очки. Что делать с назойливым, почти бабьим любопытством? Ну, не бывает у преступниц таких глаз! Хирург был почти уверен, что её отпечатков нет в базе данных.
* * *
В дверь позвонили. Хирург покосился на часы: семь утра, и отодвинул штору: под окном стоял серебристый «Опель» Полковника. Не «Опель» даже — опелёк, дизель восемьдесят восьмого года выпуска.
Моя жизнь предсказуема до безобразия, думал Хирург, направляясь к двери. Если гости, то Полковник или Женя. Если уезжаю, то или на работу, или на рыбалку, или на дачу. Осенью изредка выбираюсь на охоту. Раз в четыре дня ровно в семь тридцать я выхожу из квартиры, сажусь за руль и завожу мотор. Мой маршрут неизменен, и если кто-то соберётся меня убрать, это будет несложно.
Как на зло, снова заклинило замок. Мысленно выругавшись, Хирург привалился к двери. Да что ж такое? Что-что, механизм полностью проржавел. Нужно потом разобрать замок и смазать детали. Наконец дверь открылась.
— В гости не напрашиваюсь, потому что спешу, — проговорил Полковник с порога. — Давай очки, — он взял пакет, уже собрался уходить, но обернулся, опёрся о дверной косяк. — Всё-таки ты прав: Чужак в городе, — он схватился за горло и расстегнул пуговицу на празднично-белой рубашке. — Вот уже неделю башка трещит, а вчера так прихватило, что слёзы брызнули, и как будто душит кто-то.
Хирург насторожился.
— Где это было?
— Возле мебельного. До утра не отпускало. Интересно, что они чувствуют?
— То же самое. — Хирург сделал приглашающий жест. — Проходи, туфли можешь не снимать.
Как он переменился! От былой грации не осталось и следа: подтянут, собран, сосредоточен. Точно — кот, застывший над мышиной норой.
— Я всё-таки опытней тебя, — Хирург грустно улыбнулся. — С пятнадцати лет на страже. К счастью, в отличие от них, мы информированы. Они становятся опасными, только если с ними лицом к лицу столкнуться, как та девочка. Кофе будешь? Я ещё не завтракал.
— Нет. На работу опаздываю, — он положил руку на плечо Хирурга.
— В каком, говоришь, районе, это было?
— Острякова, «Московский дом мебели».
— Наверное, тоже проездом. Надо будет понаблюдать. Ты когда свободен?
— Только по вечерам и в воскресенье. На работе полный аврал.
— Если что, сразу звони.
— Естественно. Вечером, когда будут результаты по твоей девочке, маякну. Береги себя.
Закрылась дверь без труда. Хирург глянул на замок и решил отложить ремонт. Проще новый купить. А еще лучше поменять дверь, этой уже лет двадцать. Но это сказать легко — поменять. Следом придётся штукатурить и шпаклевать всю прихожую. А где прихожая, там и вся квартира. Тысяч пять долларов надо готовить. У Хирурга имелся счет в банке на десять тысяч, но дело в том, что ремонт — это пара месяцев разгрома, а в последнее время его безумно раздражали шум и суета.
Под окном взревел дизелёк и рванул с места, поднимая облако пыли. Как странно было слышать «береги себя» и видеть в глазах, которые всегда улыбаются, спокойную уверенность. Неужели Полковник знает что-то важное, но упорно молчит?
Чашка в кофеварке наполнилась, источая густой аромат. Всё-таки кофе — одно из гениальнейших открытий человечества. Сладкий кофе с сыром дают непередаваемое сочетание вкусов. А кофе с сигаретой… Хирург затянулся. Как ни крути, жизнь бессмысленна, если такая ерунда становится главным событием дня.
Да, кто-то считает твою работу гражданским подвигом, потому что, порезавшись во время операции, можно заразиться СПИДом… или гепатитом, или сифилисом. Но для тебя никакой это не подвиг, это — скальпели, пинцеты, зажимы, сосредоточенное лицо операционной сестры, несколько часов в напряжении и ноющая боль между лопаток. Никто не может так, как ты, находить и сращивать разрывы невидимых нитей.
…Бледное лицо с потрескавшимися губами, синие «очки» вокруг глаз… бедное дитя! Хирург представил, что его жизнь — это дом с заколоченными окнами. Волей случая отвалилась доска, приоткрылась форточка, и потянуло свежим воздухом, наполняя комнаты звуками и запахами.
Как она там? Скучает. Ждёт ли? Ждёт — как бога. Нужно поддержать её, ободрить. Где-то валяется фильм о том, как желание влияет на исход лечения, ей полезно было бы посмотреть. Только он достал коробку со старыми дисками и только собрался их перебрать, как зазвонил телефон. Наверное, с работы, предположил он и снял трубку. Так и есть, звонила Аверина, пожилая врач, дежурная по отделению.
— Эдик, — проговорила она, задыхаясь. — Выручай, Эдик! Подмени: Оксанка рожает! — пауза. — Я никому, кроме тебя, больных не могу доверить!
Хирург покосился на часы: восемь тридцать, и ответил:
— Буду через полтора часа, мне нужно заехать в одно место.
— Точно, успеешь к одиннадцати?
Хирург представил крупную Валентину Осиповну, переминающуюся с ноги на ногу.
— Скорее всего, буду раньше, — он вынул из третьей ячейки диск: не тот, из четвёртой: вот он. — Как управлюсь, сами понимаете, — коробка стала на место под столом.
— Спасибо, Эдик! По гроб жизни обязана буду!
«По гроб — не надо. Живите долго, Валентина Осиповна, вы хороший специалист». Допив кофе, он взял с собой денег, чтобы пообедать в столовой. На улице навалилась тоска, чернильным облаком окутала неизбежность. Что это? Откуда? Как будто он сейчас теряет что-то дорогое, понимает, что ещё не поздно спасти… но где искать, что спасать? Неужели Оленьке стало хуже?
Он нёсся к ней, нарушая правила, сигналил неловким водителям. Домчав, взбежал на второй этаж, ворвался в её палату. Девушка полусидела в кровати, остекленевшие глаза смотрели в потолок, точнее, сквозь потолок, в заоблачные дали, где всё не так, где нет боли и отчаяния.
