— Не буду. Не хочу такой щит. Ну почему не ты?
— Потому что это ваше время…
— Как ты меня назвал… скажи ещё.
— Оленька.
— Нет.
— Маленькая, — Он улыбнулся. — Отдавай телефон, сам позвоню.
Поднявшись, он отошёл за угол дома.
Был тёплый июльский вечер, но зубы отбивали дробь. Медленно опускались сумерки. В траве скрипнул сверчок, осмелел и затянул свою песню. Вернулся Эдуард, обнял, и тревога отступила. Всё хорошо, словно и не было этого безумия. Словно только вчера они сидели у костра. На скамейку прыгнула кошка, потёрлась о локоть.
— Вставай, поехали.
— Не хочу, — Ольга мотнула головой.
— Ну что ты, как… Маленькая, поехали.
— Не хочу никого видеть, кроме тебя. Хотя бы в этот вечер. Можно? На Филиант тоже не хочу. Давай останемся?
— Тогда я один смотаюсь. Туда — и назад.
— Нет!!! Не отпущу.
— Мы вернёмся, обещаю.
Ольга посмотрела на округлившийся живот кошки.
— Она беременная.
— Странно. Раньше у неё не было котят.
— Я её заберу, можно? — сказала Ольга возле машины.
— Ей здесь хорошо. Как родит, возьмёшь котёнка.
Заурчав мотором, машина тронулась, выехала на трассу и устремилась к пока ещё светлой линии горизонта.
Когда Алекс прибыл на место встречи, сразу же увидел прохаживающегося вдоль остановки Эдуарда. Заметив Алекса, он сунул сигарету в рот, махнул рукой и указал на припаркованный в паре метрах старенький «Додж».
Оля сидела рядом с водителем. В зеркале отражались её потускневшие глаза.
— Сейчас заедем к ближайшему банкомату, и — на дачу. К вам, молодой человек, у меня серьёзный разговор.
— Весь сегодняшний день состоит из серьёзных разговоров, — вздохнул Алекс.
Интересно, почему Оля такая замученная? Всё, вроде бы, разрешилось, а вид у неё такой, как будто кого-то хоронит.
До банкомата ехали минут пять. Эдуард вылез из салона.
— Оля, что случилось? — не выдержал Алекс.
— То, чего я боялась. Ты был прав: я ничего не смогла изменить.
— Не понимаю…
— Это программа, — она поднесла палец к голове, — самоуничтожения.
Из мрака вынырнул Эдуард с пачкой денег в руке, уселся, перевёл дыхание:
— Так… едем на дачу, там и поговорим.
— Ну, на дачу так на дачу, — Алекс пожал плечами и зевнул — брала своё бессонная ночь.
В огороде Эдуард развёл костёр, постелил ковёр на траву, уложил на него Олю и отвёл Алекса в сторону.
— Какие у тебя планы?
— Не знаю… Домой поеду через пару дней, а что?
— Возьми, — он сунул в руку пачку денег и заглянул в самую душу. — Позаботишься о ней?
Что за бред! Алекс вернул деньги.
— И так позабочусь. Она заслужила право на жизнь.
Эдуард достал сигарету и долго не мог справиться с зажигалкой. Наконец закурил и сказал:
— Настало время другой справедливости. Вы новые люди нового времени. Ты — щит, за которым она может прятаться. Без тебя её сразу же почуют. Двое, что были у меня в гостях, как они тебе?
— Зомби какие-то, — Алекс поморщился.
— Ты близок к истине.
— Я предупредил тех… в Кременчуге.
Удовлетворённо кивнув, Эдуард продолжил:
— Надеюсь, я в тебе не ошибся. Завтра меня не станет. Нужно, чтобы вас здесь не было, потому что она…
— Понятно.
— Это хорошо, — он выпустил струю дыма и долго разглядывал что-то под ногами. — Завтра утром вы отбудете на ближайшем поезде. Вот порошок, добавишь ей в питьё, пусть спит.
— Она вас… тебя любит, по-моему. Думаю, она никуда не поедет.
— Это мои проблемы. Значит, договорились?
Алекс пожал протянутую руку, спрятал порошок в кармане брюк. Наверное, мама удивится Оле. Но её нетрудно будет убедить, она всегда мечтала о дочери.
У костра, вытянув ноги, сидел Эдуард и гладил Олю по голове. В сердце шевельнулось что-то холодное, тошное… Ревность? Чтобы не мешать, Алекс уселся на скамейку и долго тискал трёхцветную кошку.
Когда он вернулся, возле прогоревшего костра никого не было. Замотавшись в ковёр, как в кокон, он провалился в сон.
Громыхнув вагонами, поезд свистнул и тронулся. Из открытого окна на меня смотрел светловолосый мальчишка. Дальше, дальше, дальше… и вот уже не разглядеть его лица. Видно только, что занавеска ещё отодвинута.
Оленька спит и будет спать ещё долго, а когда проснётся, то поймёт, что возвращаться некуда. Уезжай, маленькая. Никогда — какое короткое время. Сначала ты будешь оживлять памятью момент, когда засыпала на моей груди, но со временем воспоминания обесцветятся. Мне хочется, чтобы ты помнила, но честнее сказать: забывай скорее.
Маленькая клеточка чего-то невообразимо-прекрасного. Или всё-таки я ошибаюсь? Нет, я прав, ведь правда у каждого своя. Новые люди нового времени, вам будет трудно, но вы справитесь, я верю.
Я стоял посреди перрона, пока последний вагон не исчез из виду. Пожилая дворничиха в двух шагах от меня скребла плитку самодельной метлой.
— Женщина, — окликнул я — она обернулась.
Красные от недосыпания глаза, обвислые щёки…
— У вас тяжёлый неблагодарный труд, — я протянул ей двухсотку. — Возьмите, вы заслужили.
От неожиданности она впала в ступор и глядела для деньги как на чудо.
— Мне всё равно они уже не нужны.
Только когда я зашагал к машине, донеслось её спасибо. Усевшись за руль, я открыл початую бутылку виски и приложился к горлышку. По венам побежало тепло. Столько лет впустую. Жаль, как жаль!
Я выжал газ — машина сорвалась с места, спугнув стаю голубей.
Зато у меня есть вчера и сегодня, и сегодня не кончится никогда…
