— Ну не люблю я, когда меня просвечивают и зондируют со всех сторон, — искал убедительную причину Ростислав, но Джокарт ему не поверил.
— Ерунда. Никто этого не любит. Но ты знаешь, как это происходит — ложишься в медсканер и через секунду встаёшь, а оказывается, что прошли сутки.
Наконец Ростислав сдался и была высказана истинная причина.
— Понимаешь, Джокарт. Даже если бы ты ничего не сказал про Землю, я бы всё равно предложил лететь тебе.
— Но почему?
— Твоя Лиин. Ты говорил, что у вас какой-то разлад…
Это было так. Из-за глупой ссоры Джокарт не общался с ней вот уже третий день И это произошло между ними впервые.
— Я не знаю, кто там и в чём виноват, но только смотреть, как ты мучаешься, мне удовольствия не доставляет. У тебя же на лице написано, что думаешь только о ней. А это тебе сейчас не нужно — за неделю до полётов. Но раз уж вы никак не можете помириться, да и окончательно расстаться тоже, я подумал, что должно произойти что-то такое… Помнишь, она исчезла на два дня?
— На три, — машинально поправил Джокарт, а сам подумал, что наконец-то прозвучало то, в чём он боялся себе признаться: расстаться окончательно.
— Я тогда её тоже не понял и на твоём месте никогда бы не простил такую выходку. Почему бы теперь и тебе не исчезнуть? На неделю! Может быть, помучается, подумает… Я ведь тогда… С Плутона… Потому и отправился один к Юпитеру. И был уверен, что это поможет. Нам поможет, не мне одному, понимаешь? Всё, что потом произошло, в мой план не входило, и было лишь жестокой случайностью. Но я всё равно уверен, даже сейчас, что это вам помогло бы. Отправляйся, Джокарт. Если Лиин захочет тебя увидеть, мы найдём, что ей сказать. — Потом, чтобы сгладить тяжелый для Джокарта разговор, Ростислав шутливо добавил: — А с крепостью ничего не случится. Обещаю.
Все точки над «i» были расставлены. Сборы были недолгими, если это вообще можно было назвать сборами: переодеться в парадную форму и выпросить у интенданта курсов чип для видеозаписей.
Балу явился к стартовому ангару одетым так же, как тогда, в видеозале, где Джокарт увидел его впервые. И знаков на вороте куртки штурмовика прибавилось. Теперь их было двадцать два.
— Стараемся! — довольным тоном ответил Балу на восторженный взгляд Джокарта.
Спенсер Янг Ли прибыл к ангару в самую последнюю минуту.
— Попрощаться нужно было кое с кем, — загадочно пояснил он. — Ещё ребята составляли список подарков, которые мне теперь придётся отыскивать на Земле.
И Джокарта осенило. Конечно! Он привезёт Лиин какой-нибудь подарок с Земли! И когда они снова встретятся, он скажет ей… он скажет… Но радость сменилась унынием. Что можно сказать тогда, когда всё уже сказано? Разве что повториться.
Момент попадания авизо в точку прилива Джокарт пропустил. А когда он запоздало взглянул на обзорный экран, там была лишь какая-то серая муть, будто плотный непроницаемый туман, едва-едва подсвеченный изнутри фосфоресцирующими живыми организмами.
Вообще при пользовании гравитационным приливом экран не передавал никакого изображения. Как можно передать великое Ничто? Здесь каждый, кто пытался что-то увидеть, видел своё. Эта загадка была далеко не единственной из тех, что были связаны с Приливом и которые научный корпус Солнечной пока не мог разрешить.
На вводных лекциях по теории движения в Приливах инструктор лишь пояснил, что оптические иллюзии, возникающие в них, — выражение связи индивидуального сознания с макрокосмосом, частью которого оно, сознание, и является. Ни Джокарт, ни его друзья не поняли ничего из той лекции. Только одно — объяснений не было, а явление было, и Солнечная даже научилась его использовать.
Здесь не действовали привычные законы и не было никаких ориентиров. Корабль, вошедший в точку Прилива, просто появлялся каким-то непостижимым образом в другом месте. Для внешнего наблюдателя всё выглядело мгновенным действием — вход в Прилив и появление, выход из него. Носовая часть такого корабля уже находилась в месте финиша, когда корма только погружалась в Прилив. Но для всех, находящихся внутри звездолёта, полёт проходил без каких-либо особых ощущений. И занимал время, равное постоянной Пикшина.
Эта константа получила своё название в честь первого пилота (кстати — истребителя!) Пикшина, который осуществил когда-то полёт сквозь точку гравитационного Прилива. Длительность его полёта равнялась тысяче двумстам семидесяти двум целым, две тысячи семьсот двадцать одной десятитысячной секунды. Величина, вызывающая восторг у математиков — 1272,2721. Грубо — 27 с половиной минут
— И здесь палиндром! — поразился услышанному на лекции Джокарт.
С момента её открытия постоянная Пикшина ставила новые и новые задачи-загадки перед учеными. Первая, самая сложная и пока не поддающаяся решению — каким образом время, проведённое в Приливе, оказывается дольше времени внешних наблюдений? То, что происходило с кораблём при входе и выходе из Прилива, укладывалось для таких наблюдателей в долю секунды.
Сколько нужно времени истребителю длиной восемнадцать метров на то, чтобы переместиться ровно на эту собственную длину корпуса? Ага! Не хватает вводных? — чему-то радовался инструктор. А вот и парадокс! Потому что ни от скорости движения звездолёта, ни от его размеров это не зависит. И постоянная Пикшииа останется постоянной.
Было доказано, что через точку Прилива можно переходить с любой скоростью больше нулевой, и всё равно фактически переход займёт именно это время — 1272,2721 секунды. Причём естественные космические тела, обладающие скоростью и любой, даже спорадической траекторией, при пересечении приливных точек продолжали двигаться как ни в чем не бывало, — на них таинственные силы отказывались действовать! А вот стоило вмешаться человеку и изменить что-то в траектории либо скорости космического шатуна, как он тут же, через 1272 секунды с хвостиком, выныривал в точке выхода из Прилива, Этот феномен ученые тоже не могли объяснить, прикрываясь новомодной теорией гравитационной предопределенности для естественных объектов Вселенной или считая доказательством наличия Судьбы у всего сущего, как называлось это на языке философии. Вот и получалось, что точки гравитационных Приливов — какое-то мерило для разграничений творения самой Вселенной и разумных существ, обитающих в ней.
Во многих нюансах теории гравитационных Приливов, пускай даже эта теория была несовершенна, Джокарт разбирался лучше других на курсах, как-никак он успел поучиться в институте гравионики. И сейчас он с жаром вёл разъяснения для Спенсера и Балу. Офицеры слушали его внимательно, без иронии, потому что тут было что послушать и над чем задуматься.
