— Я не считаю, что руководствовался какими-то своими прихотями, полковник!
— Как и я. Но как иначе удовлетворить вас, генерал?
— В конце концов давайте выясним, что их там держит. Связь с «Протеусом»!
— Я предполагаю, что у них какая-то механическая поломка, — сказал Рейд.
— Вы предполагаете! — с непередаваемым сарказмом бросил Картер. — Я тоже отнюдь не считаю, что они остановились, чтобы поплавать и освежиться!
Все четверо — Микаэлс, Дюваль, Кора и Грант — наконец облачились в комбинезоны, удобные, плотно облегающие тело, чистого белого цвета. У каждого за спиной был кислородный аппарат, фонарь на шлеме, ласты на ногах и маленький радиопередатчик и наушник, закрепленные, соответственно, на горле и в ухе.
— Облачение как у ловцов жемчуга, — сказал Микаэлс, надевая шлем, а мне никогда не приходилось нырять за ракушками. И обретать первый опыт в кровяном русле...
Торопливо застрекотала корабельная рация.
— Может, вам лучше ответить? — предложил Микаэлс.
— И вступить в долгий разговор? — нетерпеливо ответил Грант. — Времени для разговоров будет достаточно, когда закончим дело. Эй, помогите-ка мне.
Кора поправила пластиковый шлем, съехавший ему на глаза и затянула ремешок крепления.
В ухе у нее тут же прозвучал голос Гранта, еле узнаваемый в динамике крохотной рации.
— Спасибо, Кора.
Она печально кивнула ему в ответ.
Попарно они покинули судно через шлюз аварийного выхода — и каждый раз в окружающую их плазму крови вырывался пузырь драгоценного воздуха.
Тело Гранта зависло в жидкости, которая была далеко не так прозрачна, как вода в тех морях, где ему доводилось нырять. Насколько видел глаз, она была заполнена осколками, обломками и обрывками какой-то плоти. Корпус «Протеуса» занимал половину диаметра капилляра — и мимо них то и дело проплывали красные кровяные тельца, сопровождаемые стайками тарелочек.
— Если они застрянут около «Протеуса», — растерянно сказал Грант, — мы сами станем еще одним тромбом.
— Можем, — сказал Дюваль, — но тут он не будет представлять опасности; во всяком случае, не в капиллярах.
Выбравшись из корпуса, они увидели Оуэнса. Тот поднял голову, и на лице его было озабоченное выражение.
Кивнув, он без особого энтузиазма вскинул руку и пригнулся к иллюминатору, всматриваясь в бесконечную вереницу летящих мимо частиц. Водрузив на голову шлем от легкого водолазного костюма, Оуэнс включил передатчик.
— Думаю, здесь я все сделал, — сказал он. — Во всяком случае, ничего лучшего не придумать. Вы готовы? Могу выдавать шнорхель?
— Валяйте, — сказал Грант.
Шланг пополз из специального люка, как кобра, которая появляется из корзины под звуки флейты факира.
Грант подхватил его.
— О черт! — хрипло прошептал Микаэлс. Затем тоном чуть повыше, в котором уже не слышалось досады, он сказал: — Все обратите внимание на размеры насадки на шнорхеле. Похоже, что в поперечнике она смахивает на руку взрослого человека, а что это такое при наших размерах?
— Ну и что? — коротко бросил Грант. Он крепко держал шланг и, двигаясь спиной к стенке капилляра, подтягивал его, не обращая внимания на ноющую боль в левой руке. — Хватайте его и помогайте тащить.
— Нет смысла, — сказал Микаэлс. — Неужто вы не поняли? Я должен был бы сообразить раньше, но мне только что пришло в голову, что воздух не пройдет через эту насадку.
— Что?
— Во всяком случае, далеко не так быстро, как нам бы хотелось. Молекулы воздуха в своем по длинном виде слишком велики для заборного шнорхеля. Неужели вы предполагали, что воздух свободно потечет по такой тонкой трубке, которую еле видно в микроскоп?
— Воздух будет идти под давлением, существующем давлению в легком.
— Уверены? Вы когда-нибудь слышали, как выходит воздух из проткнутой автомобильной шины? Отверстие, сквозь которое он проходит, не меньше этого, выталкивающее его давление уж куда больше того, что существует в легких. И тем не менее, воздух выходит медленно, — мрачно сообщил Микаэлс. — Мне надо было бы раньше это прикинуть.
— Оуэнс! — рявкнул Грант.
— Я слышу. Не стоит так орать, а то у меня перепонки лопнут.
— Дело не во мне. Вы слышали Микаэлса?
— Да, слышал.
— Он прав? Ближе вас эксперта по миниатюризации у нас нет. Он прав?
— Ну... и да, и нет, — ответил Оуэнс.
— Что вы имеете в виду?
— Да что воздух' в самом деле потечет по трубке очень медленно, пока не подвергнется миниатюризации и нет в том смысле, что если миниатюризация пойдет успешно, беспокоится нечего. Я могу растянуть воздействие поля вдоль по шнорхелю, что позволит уменьшать молекулы прямо перед забором их и всасывать...
— А не скажется ли на нас воздействие этого поля? — спросил Микаэлс.
— Нет. Прежде чем поле достигнет максимума, мы все уже будем на месте.
— А как насчет воздействия на окружающую кровь и легочную ткань? — спросил Дюваль.
— Есть предел, за которым я уже не могу точно нацеливать поле, — признал Оуэнс. — Аппаратура тут у меня небольших размеров, но с газом она справится. Тем не менее, кое-какие травмы исключать нельзя. Остается надеяться, что они будут не слишком серьезными.
— Мы должны воспользоваться этой возможностью, вот и все, — сказал Грант. — Давайте примемся за дело. Нельзя тянуть до бесконечности.
Четыре пары рук ухватились за головку шнорхеля, и с их помощью его удалось подтащить к стенке капилляра.
На несколько мгновений Грант задумался.
— Нам придется прорезать ее... Дюваль!
Губы врача тронула легкая улыбка.
— Нет необходимости обращаться к хирургу. Вы прекрасно справитесь и сами. Особого мастерства тут не требуется.
Вытащив клинок из небольших ножен на своем поясе, он взглянул на него.
— На лезвии, конечно же, есть уменьшенные бактерии. В свое время они, оказавшись в кровотоке, обретут подлинный вид, но, надеюсь, о них позаботятся белые кровяные тельца. Патологии удастся избежать.
— Приступайте, пожалуйста, доктор, — поторопил его Грант.
Резким движением Дюваль ввел острие между двух клеток, составлявших стенку капилляра. Возник узкий разрез. В нормальных условиях толщина стенки была бы не плотнее одной десятитысячной дюйма, но сейчас для них она выросла до нескольких ярдов. Дюваль протиснулся в проем разреза и стал проталкиваться дальше, орудуя ножом. Наконец стенка была продырявлена, и клетки разошлись, как края зияющей раны.
Сквозь ее проем открылась еще одна стена клеток, которую Дюваль прорезал точным аккуратным движением.
