В палате сумеречно, можно встать и включить свет. Ему разрешают вставать и ходить, только на улицу пока нельзя. А ему и не хочется. Ни выходить, ни вставать, ни вообще двигаться. Вот так лежать и лежать. Как он мечтал об этом. Лежать, никуда не спешить, ни о чём не думать…
…Резкий звонок заставил его вздрогнуть, так что он чуть не выронил камень. Хозяин звал его в кабинет?! Он осторожно положил брошь, над которой работал, сбросил на стул белый халат и, привычно прихлопнув за собой дверь мастерской, побежал в кабинет.
— Сэр?
Двое белых резко обернулись навстречу ему. В серых дорогих костюмах, рубашки в узкую редкую полоску, строгие галстуки. Один — румяный, светловолосый и синеглазый, другой — черноволосый с холодными и очень светлыми глазами. Хозяин за своим столом… Зачем его позвали? Обычно хозяин не отрывал его от работы.
— Ларри, — хозяин смотрит на него со своей обычной грустной улыбкой. — Этот джентльмен, — и лёгким кивком показывает на черноволосого, — поживёт у нас. Подготовь маленькую комнату на антресолях, — он открывает рот, чтобы напомнить, что это комнаты рабов, его комната рядом, белому унизительно жить рядом с рабом, даже в отдельной комнате, но хозяин продолжает: — Всё необходимое возьми в кладовке. Когда всё сделаешь, придёшь сюда. Займись этим сейчас.
— Да, сэр, — он склоняет голову и выходит, окончательно перестав что-либо понимать.
Никакие посетители дальше холла, гостиной и кабинета не допускались. Даже в спальню. Даже в столовую. Разносчики из магазинов дальше кухни не заглядывали. Внутренние комнаты и их сердце — мастерская — были открыты только ему, да ещё старой Энни — та правда, в мастерскую не заходила — ну, и самому хозяину, конечно. А тут… Но, ничего не понимая, он открыл маленькую комнату на антресолях, проветрил её, принёс из кладовки матрац, одеяло, подушку и постельное бельё и — раз это белый — застелил кровать и подвинул её так, чтобы не было видно кольца в стене для приковывания. Теперь салфетку на тумбочку, таз и кувшин. Для одежды маленький разборный стеллаж-вешалка. Правда, в комнате стало совсем тесно. И побежал обратно в кабинет, осторожно постучал и, дождавшись ответа, вошёл.
— Ты уже всё сделал, Ларри? — улыбнулся хозяин.
— Да, сэр.
Светловолосый встал.
— Большое спасибо. Я наведаюсь, как только смогу вырваться, — и мягко хлопнул по плечу второго. — До встречи.
— Всегда рад видеть, — улыбнулся хозяин, а черноволосый молча кивнул.
Он посторонился с поклоном, пропуская белого, и они остались втроём.
— Ларри, — голос хозяина как всегда ровен и мягок. — Никто не должен знать, что этот джентльмен живёт у нас. Энни я предупрежу сам. Она будет только готовить, всё остальное на тебе. — Черноволосый опять молча кивнул, и хозяин обратился к нему: — Сейчас вас проводят в вашу комнату и покажут всё остальное.
Черноволосый встал, взял небольшой саквояж.
— Спасибо, — и шагнул к нему.
Он торопливо посторонился и открыл перед гостем — а кем же ещё? — дверь, успел поймать краем глаза кивок хозяина и пошёл следом.
— Сюда, сэр… Теперь сюда… Здесь ступеньки, сэр…
Он привёл белого на антресоли..
— Вот сюда, сэр. Пожалуйста.
Белый оглядел крохотную комнатушку с резко скошенным потолком, круглым окошком с крестовиной переплёта и матовыми стёклами и тихо присвистнул:
— Однако.
Он почувствовал лёгкую обиду. Целая комната, всё есть. Но тут же одёрнул себя, что для белого, конечно, это плохо. Белый продолжал оглядываться, и он не выдержал:
— Бельё свежее, сэр.
— Вижу, — улыбнулся белый, ставя саквояж на пол. — Тебя как зовут? Ларри?
— Да, сэр.
— Ну, а меня можешь называть… — и опять улыбка. — Фредди. Понял?
— Да, сэр.
— А сейчас… Я оставил в холле шляпу и плащ. Принеси сюда.
— Да, сэр.
Когда он вернулся, неся его шляпу и плащ, этот… Фредди уже переоделся, разложив и развесив свои вещи на стеллаже и задвинув саквояж под кровать. В джинсах, клетчатой рубашке, кроссовках… ну, совсем другой человек. Даже лицо… не такое строгое и застывшее.
— Ага, спасибо, парень.
У него забрали вещи и очень ловко пристроили на стеллаж.
— А куда выходит окно?
— На крышу, сэр, — удивился он вопросу.
— Так, — Фредди оглядел результаты своего труда и подошёл к окну, осторожно попробовал раму. — Оно что, не открывается?
— Нет, сэр. Это же… — он осёкся, и тут же его окатил такой холодный взгляд, что от страха стянуло кожу.
— Что, это же? Договаривай, парень.
— В комнатах для рабов окна не открываются, сэр, — тихо ответил он.
— Это почему?
— Чтоб не бежали, сэр, — и тут же поправился: — Чтобы не пытались бежать.
— Ну-ну, — хмыкнул Фредди. — За этой стенкой что?
— Такая же, сэр. Я там сплю.
— Ага, ясно. А за этой?
— Уборная, сэр, — нехотя ответил он и заторопился: — Там чисто, сэр, и без запаха. Я каждый день мою.
— Ясно-ясно. А ванная где?
— Внизу, сэр, в спальне.
— Тоже ясно, — Фредди улыбнулся, разглядывая его. — А эта, Энни, где спит?
— Возле кухни, сэр. И там прачечная и гладильня рядом.
— Большое хозяйство, — кивнул Фредди. — И… гардеробная где?
— Здесь наверху, сэр. Под другим скатом.
— А мастерская?
Он потупился. Говорить о мастерской нельзя. Это было первым, что он запомнил, когда хозяин водил его новокупленного раба, двенадцатилетнего мальчишку, по дому, показывая комнаты и объясняя его обязанности. Фредди рассматривал его, насмешливо щёря светлые холодные глаза неуловимого серо-голубого цвета, как… он не успел подобрать сравнения.
— Ладно. Ну, веди, показывай, где и что. Чтоб мне не путаться потом…
…Ларри улыбнулся воспоминаниям. Фредди и впрямь всё запомнил с первого раза. Всё осмотрел. У каждой двери останавливался и ждал, когда ему откроют. Чаще просто с порога оглядывал комнату и отступал, давая закрыть. И чердак, да нет, чердак и выход на крышу он показал Фредди позже.
— Сумерничаешь? Или спишь?
Ларри вздрогнул и повернул голову. Ужин? Уже ужин? Спал он, что ли? Щекастая веснушчатая девушка в белом халате, приговаривая что-то непонятное, включила свет и переставила на тумбочку тарелки.
— Ужин, ешь, — сказала она по-английски и продолжила опять непонятно: — Ешь, поправляйся, твою болезнь заедать надо.
— Спасибо, мэм, — Ларри откинул одеяло и сел, взял тарелку.
— Ешь на здоровье, я потом приду, заберу всё.
Он не понял, но закивал, торопливо жуя.
— Да не торопись ты так, — засмеялась она, выходя из комнаты. — Никто не отберёт, ешь спокойно.
