— Что это? — вырвалось у него.
— Это? — мулат обернулся в дверях. — Кефир. Ты пей, здоровская штука.
Вкус был непривычным, но… очень приятным. И пирожное вкусное. Ларри ел не спеша, смакуя. Энни иногда пекла пирожные. Но не такие. Но тоже вкусно было. Да, таблетки на ночь…
Когда вошёл мулат, Ларри уже поел, но по-прежнему сидел, положив под спину подушки.
— Таблетки все съел? — строго спросил мулат, смягчая улыбкой строгость тона.
— Съел, — улыбнулся Ларри. — Если не спешишь, садись, поболтаем.
Мулат кивнул и сел на кровать в ногах и тоже прислонился к спинке.
— Тебя как зовут?
— Арчи. А ты? Ларри?
— Да. Ты давно здесь?
— С весны.
Арчи улыбнулся уже по-другому, и Ларри понимающе кивнул:
— Солоно пришлось?
— Не то слово. Два месяца отвалялся. В феврале привезли, в апреле встал.
— И остался здесь?
— Ну да. Жильё, еда, работа, и не один. Есть с кем душу отвести. Чего ж ещё?
— Да, — усмехнулся Ларри. — Душу когда можно отвести, это хорошо.
Арчи быстро и зорко взглянул на него.
— Ты кем был?
— Огородником, — Ларри задумчиво повёл плечами. — И так, на подхвате.
— А раньше? До Свободы?
— Я тебя спрашивал? — ответил Ларри таким же твёрдым взглядом.
— Здоровско, — улыбнулся Арчи. — Умеешь.
— Припрёт — всему научишься.
Арчи кивнул.
— Понял, значит, кто мы.
— А мне сказали, — спокойно ответил Ларри. И улыбнулся. — Чтоб недоразумений не было.
— Понятно. А я почему спросил, ну, о прошлом. На нас ты не похож, а белякам не масса, а сэр говоришь, как мы. Ну, и интересно стало.
— А, — Ларри негромко рассмеялся. — Я… домашним рабом был, пятнадцать, да, почти полных пятнадцать лет в одном доме жил, там и приучился.
— А, — Арчи лукаво улыбнулся, — читать где? Там же?
— Там, — кивнул Ларри. — И читать, и другому многому. Только…
— Что сам захочешь, то и скажешь, — закончил за него Арчи. — Ладно, не мы тогда выбирали.
— Не мы, — согласился Ларри. — Ладно. А здесь как?
— Хорошо, — сразу ответил Арчи. — Еда сытная, постель мягкая и работа… не стыдная.
— И платят ещё?
— Платят. Понимаешь, мы все за деньги работаем. Зар-пла-та, — с усилием выговорил он по-русски. — И уже из этих денег платим за жильё, за еду, за стирку. За месяц получаем и за месяц сразу платим.
— На руках-то остаётся хоть что-нибудь? — улыбнулся Ларри.
— Что-нибудь, — ответно засмеялся Арчи. — Ну, и покупаем себе в городе уже сами, если что надо. А у тебя как?
— Я на контракте. Контракт до Рождества. Значит, лендлорд даёт жильё, еду, одежду, для работы что надо. Это называется: обеспечение. А на Рождество расчёт. Всё подсчитает. Сколько заплатить он мне должен и сколько я уже получил. Что останется — мне на руки. И ещё нам сказал, что если год он удачно сведёт, с прибылью, то нам, всем работникам — премия.
— Ну, а если нет? Фиг что получишь? Так, что ли? Ещё и должен останешься.
Ларри пожал плечами.
— Не знаю. Летом двое пастухами работали, на тех же условиях, только не до Рождества, а до осени, ну, как стадо сдадут.
— Слышал о таком, — кивнул Арчи. — У нас тут побывали трое. Рассказывали, что так же, ну, на тех же условиях. Так что пастухи?
— Так им по полной заплатили. Деньжищ, говорят, увезли… — Ларри негромко присвистнул.
— А эти трое сказали, что заплатили, но с прижимом, впритык.
— Другой лендлорд — другие порядки.
— Тоже верно, — кивнул Арчи. — Тебе как, постельный прописан? Ну, режим.
— Сказали, что с завтрашнего дня уже выходить можно. Только не на двор пока, а так.
— Значит, будешь в столовой есть.
— В столовой? — переспросил Ларри. — С вами?
— Нет, — мотнул головой Арчи. — У нас своя столовая. В другом корпусе, — и, увидев лицо Ларри, засмеялся. — Нет, не из-за расы или ещё чего, ну, этого. Мы в общежитии, там и сёстры, и врачи, и… ну, кто работает здесь. А для раненых и больных столовая здесь.
— А… цветных много?
— В этом корпусе ты один. Да ничего. Если с русскими попадёшь за стол, всё в порядке будет. Они на расу не смотрят.
— Проводишь меня?
Арчи кивнул.
— Я раньше сменяюсь, зайду. Ладно, заболтались. Мне ещё на кухню посуду везти.
— Не заругают, что задержал?
— Там двое наших сегодня, — засмеялся Арчи, вставая. — Договоримся. Ладно. Если что, вот звонок. Нажмёшь кнопку, услышат и придут.
— Знаю, — кивнул Ларри. — Свет я сам выключу.
— И на том спасибо.
Арчи забрал стакан и тарелку и ушёл. Ларри слышал, как он за дверью позвякал посудой, а потом заскрипели колёсики стола-тележки, на котором привозили еду.
Ну вот, можно и спать. Он осторожно, по привычке избегая резких движений, встал и пошёл в уборную. Крохотный закуток с унитазом и раковиной прямо, можно считать, в палате. И в коридор выходить не надо. И побриться здесь же можно, есть горячая вода. Почти как там, в том доме. Но там горячей воды не было. В ванной и на кухне были колонки, газовые, и он приносил Фредди горячую воду для бритья в кувшине. Утром и вечером. Да, Фредди брился два раза в день. Ларри провёл тыльной стороной ладони по щеке, глядя в висящее над раковиной зеркало. С утра побреется. Всё-таки в общую столовую с белыми… Страшно, конечно…
…Он сидел на кровати, не решаясь лечь под одеяло, и смотрел на дверь. И ждал, что вот-вот зайдут и скажут: "Ты чего тут расселся? А ну мотай живо, пока цел!" Но вошёл Фредди.
— Ты чего не ложишься? Ужин тебе сюда принесут. Давай, ложись.
Он послушно откинул одеяло и лёг, укрылся. Фредди присел на край кровати. Шляпа лихо сбита на затылок, светлые глаза блестят.
— В душе был? Бельё, пижаму, тапочки, всё дали? По росту?
Он только молча кивал, зная, что если откроет рот, то скажет одно: "Сэр, заберите меня отсюда. Мне страшно". А Фредди продолжал:
— Про ужин я тебе сказал? Сказал. Завтра с утра тебя врачи начнут смотреть. Врачей слушайся, спрашивать будут — отвечай правду. Таблетки все, уколы там, процедуры… всё делай. Теперь вот ещё. Здесь цветных много, работают. Уборщики, санитары, массажисты. Они все — бывшие спальники, — он вздрогнул, а Фредди, кивнув, повторил: — Да, спальники. Ты их не бойся, они тебя не обидят. Им самим… солоно пришлось, что такое болезнь, они понимают. Они работают здесь. Помогают врачам. А тебе будет с кем потрепаться. Парни они неплохие, есть очень даже толковые. И вообще… ничего не бойся. И никого. Никто тебя здесь не обидит. Мы с Джонатаном сейчас в Колумбию едем, на обратном пути завернём к тебе. Жди нас через дня три-четыре. А, — по коридору что-то поскрипывало, приближаясь. — Вот и еду везут.
