Молодая белая женщина в белом туго затянутом поясом халате и белой шапочке вкатила двухэтажный столик на колёсах, уставленный тарелками и стаканами и… с ходу обрушилась на Фредди. Говорила она с акцентом, но понятно.
— Почему вы в палате? Время посещений уже кончилось! И в шляпе! В верхней одежде! Как вам не стыдно?!
Фредди, улыбаясь, встал, а она, всё ещё сердито глядя на них, переставляла со столика на тумбочку тарелки. Их было столько, что у него радостно вырвалось:
— Это сразу и на завтра, мэм?
Сказал и невольно съёжился в ожидании удара за такую дерзость, но она рассмеялась.
— Нет, это на сегодня. Это ужин, понимаешь?
Она смотрела насмешливо, но без злобы, и он осторожно кивнул.
— Сам есть можешь?
— Да, мэм, — удивился он вопросу.
— Тогда садись и ешь. Я потом приду, посуду заберу, — и опять на Фредди: — А вы идите, дайте ему спокойно поесть.
Фредди улыбнулся, кивнул ему и ушёл…
…Ларри выключил свет и лёг, завернулся в одеяло. Темно, тихо, тепло. И очень спокойно. Можно спать. "А ночное дежурство — муторная штука", — подумал он вдруг. Каково там Арчи? Но… это его работа. И его проблемы.
Арчи отвёз грязную посуду на кухню. Леон и Андрей уже мыли пол и встретили его неласково.
— Ты б ещё дольше возился!
— Мы уже мойки отдраили.
— Да здесь всего-то. Три стакана, две тарелки, — Арчи перегрузил грязную посуду в мойку.
— Ты считать когда научишься? — Андрей бросил тряпку в ведро и зашлёпал к мойке. — Боксов сколько? Ну, и стаканов? И это ж кефир, вон присохло всё.
— Ты его башкой потри, — посоветовал Леон, отжимая тряпку.
— Да ладно вам. Ой, ты чего?
— А ты чего в ботинках по вымытому прёшься?! — Леон снова ловко хлестнул его тряпкой по ногам, заставив отступить.
Андрей домыл и расставил на сушке посуду.
— Ладно тебе. Сейчас помогу. Где затрепался-то, Арч?
— У Ларри, — буркнул от двери Арчи.
— Так ты этого, как его, Фредди испугался? — засмеялся Андрей.
— Пошёл ты… Он один лежит, я бы и сам зашёл. Толковый мужик, между прочим.
— Вот он узнает, кто ты такой, — хмыкнул Леон. — Да ещё поймёт, что Джи… Смотри, Арч, он мосластый. Двинет — так двинет.
— А он знает, — ухмыльнулся Арчи.
Леон и Андрей выпрямились и подошли поближе.
— О тебе или о всех?
— Откуда знает? Ты трепанул?
— Не, что я, дурак? Ему этот, Фредди сказал. Чтоб, — Арчи расплылся в улыбке, — недоразумений не было.
— Мг.
— Вот оно, значит, как.
— А сам он домашним был. Говорит, пятнадцать лет на одном месте.
— Его проблема. А чего про нас сказал?
— Что не мы выбирали, кем быть. У него, видно, своё что-то было.
— Ладно, — Леон вернулся к работе. — Может, и впрямь…
Арчи и Андрей кивнули. Старая вражда между работягами и спальниками давала о себе знать, но пыл уже давно угас. И если не нарываться… С городскими цветными они, в общем, ладили. У них постоянная работа, хорошее жильё, в рабском они не ходят… многие в городе им завидовали. Да и держались они всегда вместе, а на ватагу чтоб лезть, это совсем дурным надо быть. Так что… И Фредди тогда, придя к ним в общежитие, сказал:
— Парень он тихий, один здесь. Одному тяжело.
И обвёл их холодным взглядом, сразу и насмешливым, и настороженным. Они все — а их было много: вечерняя пересменка как раз, одни уже пришли с работы, другие ещё не ушли — закивали. Одиночества они все нахлебались и, каково одному и больному, знали. Фредди стоял в их кругу, сбив шляпу на затылок и засунув руки в карманы.
— Поможем, сэр, — сказал за всех Крис. — И объясним, и посоветуем.
— Всё будет в порядке, сэр, — кивнул Майкл. — Вы можете не беспокоиться, сэр.
Фредди поверил им, а они Фредди. Да и этот… Ларри оказался действительно тихим. Не из-за болезни, характер, видно, такой. Что ж, когда не задирают, так и ты не возникай. С тобой по-людски, так и будь человеком.
Леон и Андрей закончили работу и ушли. Арчи быстро сменил куртку разносчика на халат санитара и побежал в ординаторскую. Интересно, чья сегодня смена? Если толстого рыжего доктора, то он и сам спит, и другим позволяет.
Но в ординаторской пусто. То ли не пришли, то ли сразу по боксам. Арчи сел на большой кожаный диван, такой длинный и широкий, что бо-ольшую групповуху можно закрутить, забился в угол и прислонился щекой к прохладной гладкой коже спинки. Подремать, что ли, пока… А глаза уже сами закрывались…
…Взрыхленная перемешанная со снегом и водой земля стремительно летит в лицо. Он падает и вжимается в неё, а сверху сыплются удары. Бьющих много, и они мешают друг другу. Если не шевелиться и не кричать, посчитают за мёртвого и бросят. Нет, чужие руки рвут на нём одежду, сдёргивают штаны, нет, нет, не-е-е-ет!..
…Арчи вздрогнул и открыл глаза. И облегчённо перевёл дыхание. Нет, ничего из того нет. В ординаторской уже полно народу. Пока он спал, пришли.
— Проснулся? — спросил по-английски Владимир Евгеньевич Башкин, улыбаясь его смущению.
— Да, сэр, — тихо ответил Арчи, садясь прямо и исподлобья покосившись на двух откровенно смеющихся над ним медсестёр: Галю и Наталью Александровну. И добавил: — Я только закрыл глаза, сэр, на минутку.
— Ничего-ничего, — сказала по-русски Наталья Александровна и продолжила по-английски: — Сон был приятный?
— Нет, мэм, — вырвалось у него.
Расспрашивать его — чего он боялся — не стали и занялись своими делами. Его словно не замечали, но он знал, что когда сядут пить чай, его позовут к общему столу, и если начнётся общий большой разговор, то его сделают участником и говорить будут по-английски или будут ему переводить. А то, что было весной, то было, и никуда от того не уйти. Весь январь он метался, не зная, где и как укрыться. Все были врагами. Он сам уже не помнил: начал гореть тогда или уже в госпитале. Тогда его бы забили насмерть, затоптали, если бы не солдаты. Они разогнали истязателей и привезли его сюда. Доктор Юра и доктор Во-ло-дья — а полное его имя он и про себя не может выговорить — вправили ему вывернутые суставы, наложили гипс на сломанную руку — это он пытался сопротивляться насильникам, не поглядел, что они белые — и стал он гореть. Нет, не хочет он про это вспоминать.
Арчи потряс головой и встал.
— Что надо делать, сэр?
— Не спится? — улыбнулся Башкин.
— Плохие мысли в голову лезут, сэр, — честно ответил он.
— Сходи, посмотри, всё ли в порядке, — медленно подбирая слова, сказала Галя.
Башкин кивнул, и Арчи вышел из комнаты, пробормотав привычное:
— Да, мэм, слушаюсь, сэр.
Ночью в госпитале тихо, как в Паласе днём. Ему повезло, что за два года до Свободы его купили в дом. Из паласных уцелели единицы. Как Крис, как те двое, что не вышли из "чёрного тумана", оставшись безымянными, как… да нет, остальные паласные Свободу встретили в распределителях. И тоже кто случайно уцелел. А его два года перепродавали из дома в дом, последний хозяин часто одалживал его своим приятелям. Пока однажды он, наглядевшись в оконную щёлку на свободно ходящих рабов, не начал догадываться и подслушивать. И решился бежать.