так смешно.
– Он промахнулся.
– Говори за себя, – она показывает на свой шрам.
– Рафи, это была не пуля. А всего лишь… сопутствующий ущерб.
Она тянется ко мне и осторожно касается лба кончиками пальцев. Кожу пощипывает от медицинского спрея, а под ней в такт моему сердцебиению пульсирует тупая боль.
– А это что?
Я отворачиваюсь от нее, но Рафи по-прежнему там, в зеркале.
– Это не ущерб, – говорю я. – Просто я – неизменная часть тебя.
Она сжимает мою руку, и я чувствую ту уверенность, которую испытывала в детстве. Что я не обычный расходный материал. Я нечто большее, чем двойник.
– Это не нормально, – шепчет она. – Вся эта таинственность. Люди растят детей не для того, чтобы те подставлялись под пули.
– Но я спасла тебя.
Рафи не знает, как же это прекрасно. Когда все годы тренировок, упорный труд и боль пронзают твое тело молнией.
Она отворачивается на миг.
– Однажды я тоже тебя спасу.
Ная пытается нанести удар.
Она наступает на меня, удерживая в руках бо – длинный бамбуковый посох с металлическими наконечниками. Это один из ее любимых видов оружия. Он вращается в ее руках, обдавая прохладным воздухом тренировочный зал.
С нападения прошел целый год, и за это время на нашу семью больше никто не покушался. Но меня все равно тренируют усерднее обычного.
В последнее время мне предоставляют только импровизированное оружие. Обычно я никуда не хожу без своего виброножа, однако Ная, видимо, хочет меня к чему-то подготовить.
Передо мной стоит оружейный стол, заваленный всяким хламом: хэндскрин [2], шарф, ваза с цветами, кочерга. Для защиты я должна выбрать что-то одно.
Кочерга не подойдет. Слишком банально. Чересчур тяжелая и неповоротливая, чтобы отразить удар вращающегося шеста.
Ваза разобьется, а я босиком. Нет уж, спасибо.
Шарф можно использовать как удавку, поймать или обездвижить оппонента. Но для этого придется подобраться ближе, а вращающийся бо длиннее меня.
Поэтому я хватаю планшет и швыряю его ребром в Наю.
На один восхитительный миг тот превращается в летящий мерцающий клинок, острый и смертельный. Я даже боюсь, что он ранит ее. Но вот один взмах бо – и хэндскрин разлетается на множество мелких кусков небьющегося стекла.
Ная и бровью не ведет, когда ее осыпает градом осколков.
Тогда я беру вазу и опрокидываю на мат ее содержимое. Может быть, она поскользнется.
Но внутри воды не оказывается, только засохшие цветы. По полу разлетаются лепестки точно во время свадебной церемонии.
Наверное, я слишком мудрю. Как только она приближается ко мне, я хватаю…
Хлоп!
Бо с силой обрушивается на мою руку, которую пронзает вспышка боли. В памяти вихрем проносятся уроки по анатомии: нервные окончания в руке, опутывающие хрупкие кости.
Лучший способ победить противника крупнее тебя – сломать ему палец.
Зажав запястье, я падаю на колени.
– Твоя очередь. – Ная бросает мне посох.
Тот со стуком ударяется о пол. Боль разливается по руке и отдается в голове. Перед глазами пляшут красные искры.
– Вставай, – говорит она. – Даже если тебя ранили, бой не прекратится.
– Но мне кажется…
– Вставай и борись, – со всей серьезностью повторяет она.
Последнее время все мои тренеры посходили с ума. Им прямо не терпится пустить мне кровь или что-то сломать. Вот только Ная впервые заставляет меня продолжать бой после такой сильной травмы.
Я с трудом поднимаюсь на ноги, сжимая посох в левой руке.
– Начинай раскручивать оружие, Фрей.
Я беру шест сломанной рукой, и на мгновение боль застилает все мысли. А потом вспоминаю: вся сила бо исходит от руки, расположенной сзади, передняя лишь направляет его.
Я начинаю медленно вращать посох.
– Быстрее.
Это практически невозможно, но я прикладываю все усилия. Если я потеряю сознание от боли, то хотя бы моим мучениям придет конец.
В эту секунду Ная бросается к столу, а потом отскакивает назад с шарфом в руках. На одном его конце она быстро завязывает узел.
Ну конечно, правильный вариант, как всегда, – самый мягкий и пушистый предмет на столе.
Она щелкает по медленно вращающемуся бо шарфом, который опутывает его и вырывает из моей хватки. Сломаную руку пронзает настолько резкая боль, что меня чуть не выворачивает.
– Лучший способ подавить силу – это спутать ее, – говорит Ная.
Видимо, такова мораль сегодняшнего урока – попытка сделать меня мудрее. Но вряд ли можно чему-то научиться, когда тебе больно настолько, что трудно дышать.
Проходит пять минут. В то время как автодок сращивает мои пястные кости, меня вызывает отец.
Ная не кажется удивленной и просто качает головой:
– Ты еще не готова.
– К чему? – Я изумленно смотрю на нее.
– Я не имею права тебе рассказывать.
– Мы куда-то отправляемся?
Она медлит, а потом кивает.
– Значит, на это есть причина. – Я обвожу здоровой рукой устроенный в комнате погром. Осколки разбитого хэндскрина, разбросанные лепестки, обмотанный шарфом бамбуковый посох.
– У всего есть причина, Фрей. Думаешь, мы занимались этим ради забавы?
Забавы? Я чуть ли не смеюсь. Автодок издает жужжание, прямо как та красивая штуковина из стали в папином офисе, которая по команде наливает тебе кофе. Я смутно ощущаю, как мои кости срастаются и обретают прежнюю форму.
Вздрагиваю.
А потом меня осеняет…
Импровизированное оружие. Целый месяц напролет.
Куда бы с Рафи нас ни отправили, туда я, похоже, свой нож не беру.
Мы с Наей поднимаемся на отдельном лифте, пользоваться которым позволено лишь тем, кто знает обо мне. Кроме этого, для меня отведены особые коридоры, отмеченные красными полосами для сотрудников с наивысшим уровнем допуска.
В детстве Рафи иногда пряталась в нашей комнате и позволяла мне бродить по дому. Одевшись как она, я могла пойти куда угодно. Но эта свобода не доставляла мне истинной радости, потому что я все время была одна.
Тогда мы придумали игру поинтереснее. Мы притворились, будто живем в подземелье, кишащем чудовищами. Пробираясь в неохраняемые коридоры и стараясь, чтобы нас никто не заметил, мы следили за персоналом, занятым работой.
К счастью, первой нас обнаружила Ная, а не кто-то другой. Она ужасно разозлилась и объяснила, что произойдет с тем, кто, не зная о моем существовании, увидит нас вместе.
После этого случая игра больше не казалась забавной.
Но я все равно скучаю по тем временам.
На моей руке холодный компресисонный рукав для снятия отека. Кости срослись, но сами ткани, где-то внутри, еще ноют. Как и всегда после каждой новой
