чего-то, они слушали человека, который ходил около большого деревянного креста, на котором висел ребёнок лет десяти. Руки и ноги мальчика были прибиты гвоздями к кресту, а человек произносил какую-то мантру, он повторял одни и те же слова, которые были абсолютно непонятны нам. Далее, неизвестный оратор, который был седым стариком, в обычных серых брюках и белой рубашке, достал из кармана небольшой нож. Он подошёл к мальчику и начал выкалывать ему глаза. Мальчик так сильно кричал, что кровь стыла в жилах, но мы ничего не могли сделать. Попытаться спасти его, было равнозначным приговорить себя к такой же участи, поэтому мы просто наблюдали. После того, как он выколол ему оба глаза, двое людей, подошли к ребёнку и открыли его челюсти. Старик наклонился к земле и поднял большие ножницы. Подойдя к мальчику, он засунул их ему в рот и отрезал его язык. Мальчик бился в агонии, а из его рта сочилась багровая кровь. Старик кинул ножницы на землю, встал перед приклонившимися людьми, поднял обе руки, в одной из них были два вырезанных глаза ребёнка, а во второй его язык. Приклонившиеся люди начали поднимать руки вверх, не вставая с колен и вопили, что есть сил «Сатер, Сатер, Сатер!!!»
Пока мы наблюдали за тем, как старик истязает мальчика, нас окружили пять человек, которые подкрались к нам сзади. Они схватили нас под руки, и повели к кресту. Джо пытался вырваться, но все его попытки были тщетны, а я не сопротивлялся, т. к. от природы был очень малодушен. Нас подвели к старику-истязателю, который сказал:
— Наденьте на них наручники и пусть они ждут своей чести.
На нас надели наручники и поставили на колени. К нам приставили четырех охранников, чтобы мы не убежали. Слева от нас в трёх метрах стоял крест, на котором извивался искалеченный ребёнок. Старик подошёл к нам с Джо и приказал нам съесть глаза и язык ребёнка. Он просунул отрезанный язык мне в рот и я, повелеваясь, стал жевать его. На вкус казалось, что это был сырой кусок говядины с кровью. Джо отказался есть глаза мальчика и его начали жестоко избивать, после чего силой запихали глаза ребёнка ему в рот и закрыли рот рукой, чтобы он не выплюнул. Старик смотрел, как мы ели глаза и язык, а потом ушёл к мальчику, достал из кармана свой нож и вонзил его прямо в горло ребёнку. Мальчик начал извиваться, из его рта доносились лишь еле слышные всхлипы, которые чуть слышно доходили до меня. Прошло около пары минут, и судорожные извивания мальчика утихли. Старик вынул нож из горла, повернулся к приклонившимся людям и сказал:
— Все эти жертвы лишь для тебя мой господин! Когда же ты насытишься молодыми душами и придёшь в наш мир? О, владыка, прошу, явись к нам и свергни все устои этой жалкой планеты! Приди и свергни этих ничтожных людей, что повелевают нами! Примешь ли ты в дар этих двух ничтожных существ, что успели осквернить своё тело?
Вдруг откуда-то из глубин пещеры послышался шум, который оглушил всех. Шум этот был похож на хриплый и низкий голос, который произнёс лишь одну гласную — А. Старик, улыбнувшись, сказал:
— Наш господин желает жертв! Да будет пир тебе, мой хозяин! Слава Сатеру! Слава будущему императору земли!
И все приклонившиеся стали скандировать: «Слава Сатеру! Слава Сатеру! Слава Сатеру!»
Два человека, что стояли около Джо, подняли его с колен и повели в сторону старика, тем временем, двое других сняли тело ребёнка с креста и унесли вглубь пещеры, после чего вернулись обратно и вчетвером стали приколачивать Джо на место мальчишки. Трое держали его, а один заколачивал сначала руки, потом ноги. И вот Джо повис на кресте. К нему подошёл старик и проделал всё то же, что и с мальчиком. На этот раз мне пришлось съесть глаза и язык Джо. Глазные яблоки были такими твёрдыми, мне с трудом удалось раскусить их, а когда раскусил, из них что-то брызнуло мне в рот, по вкусу напоминающее гной. Тело Джо снимали с креста, освобождая место для меня. Меня подняли с колен, и повели к кресту, как вдруг снова раздался тот оглушающий шум. Старик очень громко засмеялся и сказал приклонившимся:
— Наш хозяин готов прийти в наш мир! Возрадуйтесь братья и сестры! Сотни лет жертвоприношений! Тысячи жертв! И вот, наконец, он решил прийти к нам! Возрадуйтесь хозяину и владыке нашего мира!
Люди, сидевшие на коленях, вскочили на ноги и стали обнимать друг друга с улыбкой на устах. Они поздравляли друг друга и смеялись, как дети радуются подаркам, но мне было не до смеха, меня ждала смерть.
Когда меня прибили к кресту, в руках и ногах была ужасающая боль, от которой ломило всё тело, мне стали выкалывать глаза. Я чувствовал, как в глазницу проникает холодное лезвие и достаёт часть меня. Боль была неописуемой, но я старался терпеть, ведь скоро всё закончится и чем быстрее он прикончит меня, тем скорее уйдёт боль. Но эти секунды боли, казалось, тянулись часами, и я, наконец-то ослеп! Теперь остался язык. Я сам открыл рот и почувствовал холодное прикосновение ножниц к языку, которые медленно отрезали мне язык под самый корень. Его вырезали, и мой рот наполнился солоноватой кровью. В этот момент я услышал, как старик начал говорить:
— Вот он! Вот он! Наш повелитель! Приклонитесь же перед ним братья и сестры! Приклонитесь!
Снова раздался оглушающий шум, и мои внутренности разом вырвало чем-то огромным, как будто огромная рука забрала разом всё, что давало мне жизнь.
— Настала эра Сатера!!! — закричал старик и моё сознание исчезло.
Как-то меня вызвали быть присяжным на одном деле, где судили ребёнка. Его зовут П, вырос в глухой деревушке, мать алкоголичка у которой ещё пятеро детей помимо П. Отец сидел в тюрьме за убийство, и двое старших сыновей по той же причине находились в местах не столь отдалённых. С раннего детства, мать П заставляла убивать уток, у них было своё хозяйство, но не очень большое. Оно состояло из нескольких десятков кур и гусей. П ловил гусей и голыми руками отрывал их головы. Через некоторое время он начал убивать кошек и собак. Раздирая их на части, срывая шкуру с живых животных, вытаскивая кишки и отрезая головы. Для него это казалось забавой. Ему было вообще не жаль живых существ, он даже не понимал, что они
