Дверца закрылась. Кабина моментально ускорила движение, и по ее крыше захлестали ветки. Офицер пропал из виду, пронеслось мимо и потерялось несколько туземных хижин, и потянулся лес, густой и просторный, как бальная зала с колоннами, видимая сквозь прозрачный занавес.
Крокодил оглядел вагончик изнутри. Никаких сидений не обнаружилось; кабина была обшита материалом, похожим на пробку, и на полу, к удивлению Крокодила, тоже росла трава. Он сел, скрестив ноги, и стал смотреть в окно.
В «стартовом пакете» нашлись шорты его размера и светлая рубашка без воротника, но Крокодил не стал переодеваться. На штанинах его джинсов засохли пятнышки грязи с мокрого тротуара. Земного тротуара, до дыр исхоженной улицы в двух шагах от дома; Крокодилу казалось важным носить эту грязь на себе.
Кстати, что у них за странная санитарная система? Почему новоприбывших не помещают в карантин, не дезинфицируют, не стригут наголо?
Он нервно засмеялся. Снял с пояса флягу и отхлебнул несколько раз. Новоприбывшие страдают от обезвоживания. Сколько здесь пришельцев? Сколько мигрантов прибывает в день? В час? Ощущение такое, что планета почти пуста, поросла дикими джунглями и единственная кабина катится через заросли, то и дело грозя налететь на волосатый ствол. Как там говорил полупрозрачный чиновник из Вселенского Бюро миграции? Тишина, зелень, исключительно гуманное общество?
В этот самый момент кабина выехала из чащи на край обрыва. Крокодил охнул и вцепился в траву: слева по-прежнему тянулась стена цветных зарослей, справа открылись небо, синее с фиолетовым оттенком, далекий горизонт и город на горизонте: композиция из разновеликих игл, устремленных в небо. Перевернутые сосульки цвета сгущенного молока, слоновой кости, жженого сахара; Крокодил видел их несколько секунд, потом кабина снова резко свернула в лес, и дальний горизонт исчез.
«Хорошо бы меня везли туда, — подумал Крокодил с опасливой надеждой. — Вот уж там, наверное, полно народу. Интересно, что у них происходит на улицах, что за транспорт, как устроены дома изнутри». Впервые с момента «изъятия» у Крокодила шевельнулось внутри подобие интереса: верный признак того, что он начинает отходить от шока. Любопытство — первейшее человеческое свойство, очень опасное. Очень полезное. Индикатор нормы.
Он стал мысленно прикидывать расстояние до города и возможный маршрут, но кабина, повернув еще раз, царапнула дном о камень и остановилась. Через секунду открылась дверь.
Крокодил подобрался. Ему сказано было «выходить, когда дверь откроется», но не в пустой же лес выходить?! Он воображал себе станцию, перрон, что-то в этом роде, город, хотя бы поселок…
Кабина стояла, подняв дверь, как руку в салюте. Крокодил выглянул наружу. Почти сразу в поле его зрения втерся маленький желтокожий человечек, приятельски поманил к себе:
— Ты, это, Андрей?
— Я, — прохрипел Крокодил и вышел.
— Я родной язык забыл.
— А какой у тебя родной?
— Русский.
— Ну, понятно, они ставят новый язык на ту основу, где стоял родной. Вот у меня родных было ханьский и бай, а еще десяток выученных!
Земляка звали Вэнь. На своем веку ему случалось называться как угодно, в том числе Ваней и Эдом. Эмиграция на Раа была не первой в его жизни; ему много раз случалось рвать с прошлым и переезжать далеко. Он жил в Европе, в Америке, в Австралии, и вообще, проще перечислить земные континенты, где он не жил.
— Что случилось на Земле? — первым делом спросил Крокодил.
— А что случилось?
— Почему мы эмигрировали?
— А почему люди эмигрируют? — Вэнь улыбнулся, глаза превратились в щелочки. — Ищут, где лучше.
— Я не представляю, что должно было случиться, чтобы я эмигрировал с Земли.
— Да прямо-таки, — Вэнь ухмыльнулся. — Думаю, показали тебе заманчивые проспекты, фильмы какие-нибудь, и ты захотел повидать Вселенную.
— Вряд ли, — Крокодил отвел глаза. Земляк казался ему большим чужаком, чем смуглолицый офицер в миграционном офисе. — Вот ты — почему эмигрировал?
— Я-то? Мне, наверное, сказали, что на Раа налоги ниже, за квартиру меньше платить, а зарплата больше, — он блеснул желтоватыми зубами. — Я и поехал.
— Скажи: что сейчас на Земле? Связь возможна?
— На Земле динозавры, — помедлив, признался Вэнь.
— Что?!
— Ну, я, когда устроился, тоже стал выяснять. Тут немало наших вообще-то. В смысле землян. И оказалось, что актуальное время на Раа соответствует нашему юрскому периоду. Мы эмигрировали в далекое прошлое Раа… прошлое относительно нашего времени. Все относительно, как сам понимаешь, — Вэнь доброжелательно кивнул. — Тут хорошо. На Лимбе, наверное, тоже неплохо, но здесь лучше.
— На Лимбе — тоже прошлое? Или будущее? — спросил Крокодил безнадежно.
— Там, где ты, всегда настоящее, — когда Вэнь смеялся, морщины на его молодом лице становились глубже.
— А было такое, чтобы ты изначально собирался на Кристалл, а потом тебе отказали?
— Кристалл? — Вэнь нахмурил лоб. — Нет. Мне предлагали выбрать между Лимбом, Раа и этим… Олу, или Ору, я уже не помню. Раа лучше, конечно. Мы с тобой умные, хорошо выбрали.
— Я хочу вернуться на Землю.
Вэнь разлил по маленьким чашкам дымящийся напиток. Крокодил даже не стал спрашивать, что это. Жилище Вэня было похоже на поросшую мхом пещеру; хозяин и гость сидели скрестив ноги на упругом моховом ковре, за каменным столиком без ножек.
— Назад дороги нет, — сказал Вэнь. — Еще мамонт не вывелся, Христос не родился. Что ты там будешь делать?
— Но почему? — Крокодил сцепил пальцы. — Я так понял, что если заплатить им временем… Я бы десяток лет жизни отдал.
— Чего стоит десяток лет в сравнении с миллионами, которые нас отделяют от двадцать первого века? Или хотя бы от девятнадцатого?
Крокодил поперхнулся напитком.
— Два года в уплату — мелочи, булавки, — авторитетно заявил Вэнь. — Главную прибыль они получают, когда переносят нас в прошлое. Мне один яйцеголовый говорил: это все равно что сбрасывать воду с плотины. Слить сверху вниз, из будущего в прошлое — получается энергия. А чтобы закачать воду наверх, или нас с тобой закинуть из прошлого в будущее, — энергию надо потратить… Так вот: ни у тебя, ни у меня нет таких ресурсов, чтобы обратно проситься.
Крокодил все никак не мог откашляться.
— Так что расслабься, забудь и радуйся жизни, — Вэнь кивнул маленькой головой. — Может, на Земле и впрямь какая-то беда стряслась. Все наши, в смысле кто с Земли, — из две тысячи десятого. Позже — никого. Раньше — есть. Это семейные. Если семьей эмигрировать, больше времени в уплату идет, от двух с половиной лет до пяти. Пять лет в уплату, ты прикинь! И ведь соглашались же люди…
