— Рита, — начал Рябинин почти задушевно, — нужна твоя помощь.
— Какая? — удивилась она.
— Ты кроссворды разгадываешь?
— Иногда.
— Помоги мне вот с этим кроссвордом…
Рябинин положил перед ней на стол анонимку. Девушка всплеснула руками, словно попробовала от нее отмахнуться:
— Знала, что попадусь…
— Попалась, тогда кое-что объясни.
— Тут все сказано.
— Не все. Неужели не знала, что подруга забеременела, когда, от кого, ее планы и тому подобное?
— Мы с Любкой приезжие. Сперва делились, мечтали, объявления клеили…
— Какие объявления?
— Типа «хочу любить и быть любимой». Так Любка с циркачом познакомилась, который был знаменит тем, что без охраны входил в клетку с тигром. Но роман не сложился.
— Почему же?
— Как-то он в клетку вошел, но не вышел.
— Тигры съели?
— Расчленили.
Подобная экзотика Рябинина удивила. А разве новорожденный в мусорном бачке не экзотика, да криминальная? Рябинин усмехнулся: не экзотика, а элементарная дикость. И он чуть было не усмехнулся еще раз — над самим собой. Экзотика и преступность несовместимы, как цветок и кровь.
— Другие романы у нее были? — спросил Рябинин, удивившись собственным словам. Романы… Да не романы, а сексуальные детективы.
— На дискотеке познакомилась с итальянцем. Полгода общалась. Он замуж Любку брал, но она уперлась.
— Чего так?
— Из-за его фамилии.
— Дворянская?
— Как бы… У него фамилия Балдуччи.
— Ну и что?
— И ей стать Балдучиной?
Рябинин улыбнулся. Рита хохотнула синхронно. И следователь понял, отчего ее лицо показалось ему озорным. Носик вздернут, уголки губ вздернуты, да и прическа как-то вздернута, словно хотела взлететь вместе с хозяйкой.
— Рита, вы беседовали о замужестве… Что Люба думала о семье, о детях, о материнстве.
— Она говорила так: быть матерью — это круто.
Рябинин до сих пор не улавливал смыла понятия «круто».
Хорошо или плохо? Люба считала, что быть матерью не хорошо и не плохо, а круто. Прямо он спросил о другом, о главном:
— Рита, где она сейчас живет?
— Спрашивала, да Любка отмалчивается.
— А где, по-твоему, ее ребенок?
На лицо официантки легло выражение, словно ее обсчитали: раздраженно-обидчивое, переходящее в сомнение. Рябинин подсказал:
— Говори-говори.
— Любка купила модную сумку-багет, французские духи «Гипноз», мыло с кофеином, посещает шопинг-гламур…
— И что? — не понял следователь, особенно мыло с кофеином.
— Откуда у нее деньги?
— Рита, а откуда?
— Не продала ли она ребенка?
— Кому?
— Цыганам.
Слова официантки показались Рябинину еще более загадочными, чем мыло с кофеином. Она сбила его с логической колеи. И он спросил, о чем подумал, но озвучивать не намеревался:
— Рита, ты сегодня кофе с мылом не пила?
— Мыло с кофеином, — поправила она. — Я высказала свою гипотезу, может быть, невероятную.
Рябинин вздохнул. Может быть, женская дружба отличается от мужской? Сперва она сочинила анонимку, теперь обвиняет подругу в бесчеловечности:
— Рита, мы не изучаем невероятные гипотезы, а проверяем криминальные версии.
7
Палладьев думал о следователе прокуратуры, который утверждает, что прямая есть самый краткий путь между двумя точками. В переложении на оперативный язык это значило: к чему нырять в глубину, если можно идти по дну? С чего начинается почти любое расследование? С обыска. Для официального обыска нужна санкция прокурора и суда. Но к чему обыск, когда достаточно осмотреть комнату в общежитии, где живут Любавина с Ритой.
Палладьев дождался конца рабочего дня и подъехал к «Гроту». Капитан опасался, что подруги выйдут вместе, но теперь, похоже, их дороги разошлись. Рита шла в общежитие, а Любавина в свое тайное место, которое опер упустил из-за какого-то алкаша.
Рита вышла из кафе и начала переходить проспект. Капитан путь ее пересек, едва не наехав.
— Спятил? — Рита остановилась.
— Не спятил, а хочу проводить. Садись, — капитан высунулся из машины.
Рита хихикнула, но села. Палладьев молчал, потому что лицо девушки сперва было злым, а потом расстроенным. Когда оно стало обиженным, он спросил:
— В общагу?
— Теперь милиция будет провожать меня ежедневно?
— Если тебе понравится.
— За мной следите?
— Рита, ты же знаешь, кто нас интересует.
Разговор не клеился. Официантка была напряжена и озиралась, словно ее похитили и она запоминала дорогу. Капитан иногда ронял малозначимые слова о погоде или ругательства в адрес нерасторопного пешехода. Впрочем, затевать беседу не имело смысла, поскольку общежитие находилось недалеко.
— Спасибо, капитан.
— Спасибо не булькает.
— А что булькает? — удивилась она намеку на спиртное.
— Рита, булькает, например, кофе, — объяснил он.
— Идемте…
Общежитских комнат он повидал. И эта однокомнатная квартирка на двоих представляла уютное девичье гнездышко.
Рита пошла на кухню делать кофе, предоставив ему возможность разглядывать…
На стенах фотографии киноартистов. Неполитые горшки с цветами. Кукла на телевизоре. Набор глиняных кувшинчиков. На полу коврики. На шкафу ракетки. И ни одной книги.
Любина кровать застелена с женской аккуратностью. Было видно, что ее давно не трогали. И капитан подумал: а что он хочет увидеть? Кровавые тряпки? Почему кровавые, если ребенок был задушен?
В изголовье Любиной кровати столик блестел от кипы глянцевых журналов. Капитан вытянул из нее рекламную газету. И пока Рита ставила чашки, он смотрел объявления годичной давности. Предлагалось все. «Щенки от немца». «Учу жить, посредникам не беспокоиться». «Парики». «Замшевые пиджаки, нет, не китайские». «Излечиваю от плоского красного лишая».
Но капитана заинтересовал интимный отдел — знакомства. Здесь были объявления похлеще красного плоского лишая. В глазах рябило. Но одну рекламку было не миновать. Потому что жирно обвели чем-то бордовым: не губной ли помадой? И кто обвел?
— Рита, рекламные газеты твои?
— Нет, Любка увлекалась.
Он еще пристальнее вгляделся в ярко-бордовый эллипс объявления. «Кандидат медицинских наук принимает женщин на дому по программе антибэби». И адрес с именем: Семен Андреевич. Аборты, но сказано деликатно. Следователь зовет их убийством, а это всего лишь антибэби. Не от кандидата ли медицинских наук бэби попадали в мусорные бачки?
Хозяйка комнаты с треском сорвала целлофан с пачки печенья. Этот звук капитан воспринял как сигнальную ракету. Он сунул газету в карман и сообщил:
