— Так зовут тоскующего по родине кузена Рейнальда. Карл.
— Может быть. Он помирит нас с Рейнальдом.
— Когда вы кормите чудовище, лучше взять длинное копье.
— Так мы скормим им Бертрана дю Шамбора — и сохраним свои пальцы.
В своей комнате, расположенной в высокой башне, Томас Амнет закрыл жалюзи и задернул занавески, чтобы не впускать холодный ночной воздух. Но не только от воздуха хотел он закрыться. Несмотря на свою словесную дуэль с Жераром де Ридерфортом, он был обеспокоен приближающейся коронацией Ги де Лузиньяна. То, что Ги — плут, было видно любому. Но Томас Амнет был не любым.
Десять лет в качестве Хранителя Камня — пост, который достался ему в юности, и не только из-за его благородного происхождения и умения обращаться с мечом на службе Ордену — сделали его более чутким к течению времени, чем обычный человек.
Обычные люди встречают каждый рассвет как начало нового дня, битву или дальнюю дорогу принимают как новую проблему, которую необходимо решить, болезнь, ранение и, в конце концов, смерть — как неожиданность.
Вместо этого Амнет видел время как единое целое. Каждый день был звеном в цепи лет. Каждая битва была простой пешкой на великой доске войны и политики. Каждая рана была частью общей смерти, которая, в конце концов, приходила к телу. Амнет видел поток времени и себя как белую щепку в нем.
Камень, конечно, позволял рассмотреть этот поток подробнее. Томас Амнет открыл свой тяжелый старый сундук и вытащил ларец, в котором хранился Камень. Ларец был сделан из древесины грецкого ореха, почти черной от времени, и выстлан бархатом. Амнет изолировал его с помощью пентаграммы из двойных точек — чтобы сохранить энергию и скрыть Камень от тех глаз, а возможно, и других чувств, что могли бы его обнаружить.
Он поднял крышку. В свете единственной тонкой свечи Камень слабо поблескивал, будто приветствуя его. Он выглядел как космическое яйцо, гладкий и сверкающий, округлый с одного конца и несколько заостренный с другого.
Амнет протянул руку и коснулся Камня голыми пальцами. Ожидаемая волна боли прошла вверх по руке. Со временем и при долгом опыте боль стала более терпимой, но никогда не уменьшалась. Это было похоже на дрожь, которую можно почувствовать, сидя на лошади, когда стрела попадает ей в шею. Дрожь приближающейся смерти.
Прикосновение к Камню рождало музыку в его мозгу: хор ангелов пел осанну в честь своего Бога. Это была небесная колыбельная, которая повторялась снова и снова, когда Камень бывал в его руках. Цвета радуги кружились в его голове, пока он не положил Камень на крышку стола.
Амнет тяжело дышал. Он почти ожидал, что яйцо прожжет дерево и сотворит для себя обугленное гнездо. Однако энергия, испускаемая им, была другого рода.
Следующая часть ритуала была простой алхимией. В реторте он смешал розовое масло, высушенный базилик, масло жимолости — за большие деньги привезенное из Франции — с чистой водой и драхмой перегнанного вина. Сама по себе смесь не имела никакой силы, она была лишь тем, с чем Камень мог работать.
Он взболтал смесь в колбе, поместил под нее огарок свечи и зажег фитиль. Укорачивая его и удаляя плавящийся воск, он мог управлять жаром под ретортой. Жидкость в ней должна дымиться, но не кипеть. Пары поднимались к горлышку, которое было направлено на острый край Камня.
Методом проб и ошибок Амнет пришел к этому процессу. Камень сам по себе был слишком темным, чтобы можно было рассмотреть что-нибудь внутри. Он представлял собой коричнево-красный агат, полностью непрозрачный, если только не смотреть на его выпуклость по самой короткой хорде, да и то при ярком солнечном свете.
Излучения Камня могли управлять окружающими вещами, но в очень слабой степени. Дым или туман в посуде был слишком тяжел, больше подходили испарения. Розовое масло, смешанное с водой, спиртом и травами, работало лучше.
То, что мог показать Камень, зависело от его настроения, но не от того, что приносил на сеанс Томас.
Однажды он показал ему точное расположение золотых копей Приама, закрытых каменными блоками на глубине в сотню футов под зарослями на месте Илиона. Амнет буквально загорелся идеей снарядить экспедицию и добыть сокровища, но потом его одолели сомнения.
Конечно, Камень никогда не обманывал его, но можно было очень легко обмануться, пытаясь перевести его образы в привычные человеческие представления. Илион, который показывал Камень, мог быть и не историческим Илионом. То, что можно было разглядеть с помощью силы Камня, совсем не обязательно совпадало с миром людей.
Хотя однажды он показал ему истинную правду. Он обнажил перед Томасом истинную структуру Ордена тамплиеров в виде башни из отесанных глыб, где каждая глыба была молитвой, ссудой денег, боевым подвигом. Девять Великих магистров до Жерара, начиная с Хью де Пайенса в 1128 году, строили, сражались и отвоевывали место для норманнов в Святой Земле. Это были те самые светловолосые воины с горячими сердцами, которые пересекли Северное море, сначала для набега, потом для того, чтобы обосноваться на том диком берегу, который Франция противопоставляет белым берегам Альбиона. Те же самые Сыны бури построили и заполнили корабли Вильгельма Завоевателя, когда он высадился на этом острове и начал войну против саксонцев. Сейчас, всего 120 лет спустя, когда старый Генрих Английский воюет с юным Филиппом Французским, норманны находятся посередине, возводя на троны и свергая королей. В то же самое время, далеко за морем, они, как члены Ордена тамплиеров, помогают своими мечами обоим королям утвердиться на Святой Земле.
В картине, полученной с помощью Камня, перед Томасом Амнетом прошла история тамплиеров за прошедшие шестьдесят лет. Одетые в звенящие кольчуги, в плащах из белой шерсти с крестом, вооруженные мечами и копьями, с норманнскими щитами в форме слезы, они ехали по одному: на белых лошадях сидели живые рыцари с полными жизни глазами; на черных лошадях — умершие, чьи глаза вспыхивали знанием суда Одина и воскресения в Валгалле.
Урок был поучительным для Амнета. Первые тамплиеры из его видения — все на черных конях — были стройными и загорелыми людьми с мозолистыми руками, крепкими мускулами, со свежей кровью на мечах. Более поздние, большей частью на белых лошадях, были полными мужчинами с кожей, бледной от длительного сидения в помещении. У них были мягкие руки и слабые мускулы, на пальцах виднелись чернильные пятна от записей долговых обязательств.
В то время как плащи первых тамплиеров пропахли пылью и запекшейся кровью поля битвы, льняные одежды нынешних членов Ордена пахли церковными благовониями и духами из будуаров проституток.
