Петров вынужден был кивнуть.
– Я гляжу, у тебя уже побывали…
Петров кивнул.
– Но ты не отдал им Листки!
Петров снова кивнул.
– А они утверждали, что нуждаются в них?
Петров опять кивнул.
– Лгут, – лукаво подмигнул нКва.
Но свет погас.
А когда лампочка снова вспыхнула, исчез нКва.
Вместо него в груде грязного белья недовольно рылись Длинный и Коротышка.
– Там, за окном, это твое животное?
Петров неопределенно пожал плечами. Он не знал, принадлежит ему черный бык или нет.
– Ты не верь нКва. Он тебя обманет.
– То же самое он говорил про вас.
– Он – типичный деструктор.
Экран неработающего телевизора снова осветился, но тут же заполнился черной мглой. Непроницаемой, ужасной. Сквозь нее прорезались смутные очертания знакомых и незнакомых созвездий, потом медленно всплыла крошечная планета, очень напомнившая Петрову Землю – нежной голубизны, вся в океанах и в материках.
Он зачарованно всматривался в планету.
– Наверное, она густо населена?
– Была населена, – хмыкнул Коротышка.
– Почему – была? Там что-нибудь изобрели такое?
– Верно мыслишь.
Петров содрогнулся.
Материки прогнулись, как от удара.
По горным хребтам молниями побежали черные трещины. Океаны выплеснулись на раскалывающиеся берега. Прекрасная планета разбухла, окуталась облаком белого пара и розоватой непрозрачной пыли.
И страшно лопнула.
Теперь только долгая, как метла, комета несла свой роскошный хвост сквозь непроницаемую мглу экрана.
– А где звук?
– Звука не было.
– Но я видел взрыв. Планету явно взорвали.
– Ты не ошибся. Но взрыв был бесшумный.
– Как это?
– А так, – весело объяснил Коротышка. – Этот придурок… – Он произнес какое-то невозможное неземное имя, – …изобрел бесшумную взрывчатку.
Петров поежился.
Ему неприятно было узнать, что где-то существуют бесшумные взрывчатые вещества. Еще неприятнее было узнать, что Коротышка и Длинный тоже держат его за придурка. В моих Листках, на всякий случай заверил он, ничего такого нет.
И добавил:
– В них только личное.
Он, конечно, лгал. Записи в его дневнике, несомненно, заинтересовали бы Светку. Ирку тоже. А Соньку тем более. И до Длинный это дошло. Он многозначительно кивнул в сторону экрана:
– Этот придурок тоже считал, что его изобретение является личным. Он вроде бы изобрел не бесшумную взрывчатку, а всего лишь средство для чистки жвал.
Возвращаясь к событиям той ночи, Петров утверждает, что именно после гибели прекрасной голубой планеты он впервые ощутил пыльный неуют своей захламленной квартиры, одиночество, пятна на обоях, исцарапанную живым деревом стену. Он впервые остро осознал, что кустик живого дерева убегает вовсе не от него, а потому, что хочет всего лишь понежиться под Солнцем. Он впервые понял, почему сердились на него бывшие жены, когда, приходя с работы, он разбрасывал одежду по всем углам. И совсем остро уколола его мысль о том, что записи в его невинном дневнике в каком-то другом месте и при других условиях могут послужить чем-то ужасным, вроде той бесшумной взрывчатки, которую предполагалось использовать для чистки жвал.
Тут рассказ Петрова становится сбивчивым.
Он якобы попросил ребят убрать с газона быка.
– Да ты что, – разочаровал его Коротышка. – Это твой бык. Нам он не принадлежит. Мы никогда не трогаем чужого. У нас нет на это никаких прав. Попроси нКва. Он тебе не откажет.
– А где я его найду?
– Сам явится.
– Когда?
– Этого мы не знаем.
– Что же мне теперь сидеть в квартире?
– Наверное, – пожал плечами Коротышка. А Длинный добродушно добавил: – Да плюнь ты. Преувеличивает этот нКва. Какие там десять лет! Бык за окном распадется лет через пять, ну, может быть, через семь.
Горькая пилюля, но Петров ее проглотил.
Выпроводив гостей (лимит их прав действительно был исчерпан), он, наконец. сварил кофе. В зеркале, куда он случайно глянул, уставился на него типичный деструктор. Странные мысли приходили в голову Петрова. Этот нКва не так уж и преувеличивал. Выходило так, что продуценты действительно веселые парни. Они наводят мосты, согласуют несогласуемое. Они создают органику, самовоспроизводятся. А деструкторы слишком уж серьезные. Разводят мосты, рассогласовывают согласуемое. Они, в конце концов, даже уничтожают органику, не желая самовоспроизводиться.
Петрову стало так горько, что подсадной Гриб его уже не удивил.
Живое дерево, пользуясь подавленным состоянием Петрова, конечно, покинуло положенное ему место, и в керамическом горшке уверенно разместился крупный гриб привлекательного защитного цвета. Петров потянулся было к валяющемуся среди книг определителю грибов, но Гриб присоветовал:
– Не теряй время.
И не без гордости представился:
– Болетус аппендикулатус!
Непонятно, как он выговаривал слова, но Петров слышал каждое. И понимал, что Гриб не врет. Точно, Болетус аппендикулатус. С таким роскошным названием можно смотреться и на столе бедняка и на столе миллиардера.
– Тебе-то чего надо?
– Листки! – потребовал Гриб.
– Вы что там все психи?
– Все или нет, не знаю, – заметил Гриб, – но кашу заварил ты.
– Не хами, – одернул его Петров. – А то пущу тебя на омлет с грибами.
– А я под напряжением.
– Ничего. Заземлим.
Вместо ответа с плотной опрятной шляпки Гриба одна за другой снялись три плавных шаровых молнии, каждая величиной с кулак. Одна ободрала амальгаму с настенного зеркала, вторая прошла в опасной близости от головы Петрова (волосы при этом трещали и вставали дыбом), а третью Гриб красноречиво вернул в себя.
– Ты откуда явился?
Петров все еще надеялся незаметно извлечь дневник из-под подушки и надежно перепрятать.
– С Харона.
Гриб немного бравировал своими познаниями.
Как понял Петров, мир Большого Разума начинается со шлюзовой камеры на маленькой планете Харон, витающей за Плутоном, и уходит в бесконечность. Сотрудники Контрольной базы (к ним относились неизвестные в кожаных пиджаках и сам Гриб, но не нКва) никогда не сидят без дела. То тут, то там, то на той, то на этой галактике смышленые серьезные парни, такие, как Петров, сами того не ведая, изобретают то бесшумную взрывчатку, то еще какую-то гадость, а то сочиняют Листки.
Вообще, заметил Гриб, мы делаем на Хароне много хорошего.
Земляне, правда, начали подозревать о существовании планеты за Плутоном. Астроном У. Бензел из Техасского университета, того, что в Остине, и астрофизик Д. Тоулен из Гавайской обсерватории зафиксировали периодическое изменение блеска Плутона, так что, похоже, местоположение Контрольной базы вскоре придется менять.
